Юрий Ветохин - Склонен к побегу

• Название: Склонен к побегу
• Автор: Юрий Ветохин
• Издательство: Авторское издание
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1983

Книга описывает несколько неудачных попыток автора сбежать из СССР в 60-70-х годах, последующее заключение в тюрьмах и специализированных психиатрических лечебницах и счастливое спасение на индонезийском острове после прыжка из иллюминатора парохода.

---

Дней через пятнадцать пришел ответ на мое письмо. Санитар отдал его мне распечатанным, после проверки Бочковской. Тамара Александровна писала, что выполнила мою просьбу лишь наполовину: навела справки, но денег не добилась. Начальство отказалось платить мне вознаграждение за рацпредложение, сославшись на то, что мое предложение «требует некоторой доработки». Тамара Александровна послала мне от себя 20 рублей. Эти деньги я получил много позднее и очень удивился, так как в письме она об этом не сообщила, а тюремщики тоже не хотели говорить мне, от кого пришли деньги.

С каждым днем мне становилось все хуже. Мой организм был отравлен аминазином. Кроме обмороков и головокружений начались боли в сердце. Я чувствовал, что умираю, но мне было все равно. Я уже ни о чем не думал, не мечтал, не жалел. Мне хотелось только одного: чтобы меня никто не трогал. Я бы так лежал и лежал и лежал… Если бы было можно не подниматься по всякой команде и санитары не принуждали бы к этому пинками и ударами, я бы не ходил ни в туалет, ни на обед, ни на ужин… На обходе я больше не разговаривал с Бочковской. Я все время спал и во время обхода меня не будили.

Глава 34. Первое постановление Верховного суда УССР в связи с моей кассационной жалобой

На 20-ый день моего заключения в спецбольнице санитар Федин разбудил меня в необычное время.

— Зачем-то вас хочет видеть Бочковская, — сказал он. Я с трудом встал со своей койки и мы пошли в ее кабинет. В кабинете Бочковская начала без обиняков:

— Юрий Александрович, на вашу кассационную жалобу получен ответ из Верховного суда. Верховный суд отменил приговор Областного суда и назначил суд в новом составе. В соответствии с этим решением я отменяю вам все лекарства.

Она взяла красный карандаш, открыла журнал назначений и написала: «Ветохину отменить все назначения». Затем повернулась ко мне и добавила:

— Вас повезут в Симферополь на суд с первым же этапом. Потом она сделала паузу и высокопарно заявила:

— Имейте в виду, Ветохин: никакая цена не будет слишком высокой, чтобы не возвращаться сюда обратно!

Она опять помедлила и другим тоном, но тоже не допускающим возражений, закончила:

— Хотя я уверена, что вы вернетесь!

В коридоре меня встретила Левитанша. Она протянула мне официальную бумагу и ручку:

— Распишитесь здесь!

— Могу я переписать постановление?

Левитанша в ответ замахала руками.

— Еще чего захотел! Расписывайся и отдавай бумагу!

— Ну, хотя бы прочитать ее я должен?

— А что вам читать? Врач вам сказал, что написано в бумаге — и для вас достаточно!

— Ну, нет! Если вы не дадите хотя бы прочитать, я не распишусь.

Левитанша недовольно выпустила из рук бумагу. Я стал читать, подгоняемый ею. В бумаге писалось, что Коллегия по уголовным делам Верховного суда УССР рассмотрела мою кассационную жалобу и установила, что Крымский Областной суд действительно допустил нарушение процедурных норм, оговоренных в статьях 418 и 419 УПК УССР. Поэтому Коллегия Верховного суда УССР постановила отменить приговор Областного суда и назначить новое слушание дела в новом составе судей.

* * *

Новость быстро распостранилась по спецбольнице. Незнакомые люди поздравляли меня при встрече в коридоре, в туалете, в столовой. Не получив вечернего укола аминазина, я на другой день почувствовал себя лучше. Еще не будучи в состоянии ходить по камере, я лежал и наблюдал, как снова пришел садист-фельдшер и стал проверять пыль на койках.

На этот раз он придрался к Черепинскому, явно выраженному психопату. Черепинский в ответ на его замечание молча вынул из-под матраца кусок тряпки и протер свою койку.

— Плохо протер! — не унимался фельдшер. — Еще раз протри!

Черепинский протер еще раз, а когда фельдшер уже выходил за дверь камеры, тихо проговорил ему вслед:

— Гад проклятый!

Фельдшер услышал, вернулся назад и приказал санитару вывести из камеры всех больных на оправку, оставив одного Черепинского. Черепинский понял, что сейчас его будут бить и стал просить больных не выходить. Больные колебались, санитар, который недавно водил нашу камеру на оправку, — тоже. Тогда фельдшер переменил свой приказ.

— Санитар! Отведите на оправку одного Черепинского!

Как всегда в таких случаях, в момент сбежались несколько санитаров, схватили Черепинского и поволокли в туалет. Скоро из туалета послышались вопли. Вопли давались долго, потом постепенно затихли. Те же самые санитары принесли грязного и окровавленного Черепинского и бросили его, как мешок, на койку. Он тихо и жалобно стонал. Я так и уснул под эти стоны.

На следующий день был обход врачей. Черепинский пожаловался Бочковской, что его избили и при этом сломали ребро.

— Ребро, говоришь? — равнодушно переспросила она.

— Пошлем на рентген, посмотрим.

* * *

Через несколько дней я в первый раз пошел на прогулку. Всех желающих идти на прогулку выпустили в коридор, там построили и под охраной санитаров и надзирателей, с медсестрой во главе, повели на тюремный двор. Я оказался в том самом тюремном дворе, который полгода назад видел из окна «пересылки». Тогда я увидел полу-людей, полу-теней в одном нижнем белье и в ватниках, двигавшихся какими-то толчками, и ужаснулся. Теперь я находился вместе с ними и издали, вероятно, мало от них отличался. Во дворе, как только распустили строй, ко мне подошел Федосов.

— Поздравляю тебя с отменой приговора!

— Спасибо.

— Хочешь, я тебя познакомлю с Дмитрием Ивановичем Поповым?

— А кто он такой?

— Тоже политический, а раньше был секретарем райкома партии.

— Вот как?

— Да, — важно продолжал Федосов. — А еще раньше он был бойцом 1-й Конной армии Буденного — рубил головы «белякам»! Однажды он попал в плен, но сумел бежать из-под расстрела. Интересная биография.

— Это еще не все. После Гражданской войны Попов окончил математический факультет университета и стал сперва директором техникума, а потом — секретарем райкома партии. Однако, с течением времени взгляды его переменились и он написал антисоветскую книгу. КГБ узнало о книге и посадило Попова в Казанскую спецбольницу.

Когда Попов освободился, то стал писать новую книгу под названием «Путь к счастью». Эту книгу он пытался переправить на Запад, но был снова арестован. Здесь Попов не со всеми разговаривает, но по моей рекомендации — другое дело! — с важностью заключил Федосов.

Мы подошли к Попову. Это был старичок небольшого роста, совершенно седой, но не лысый, с благообразной интеллигентной внешностью. В отличие от всех остальных, на нем были рабочие брюки. Федосов представил меня.

— Я уже слышал о вас, — сказал мне Попов и ласково протянул руку. — Поздравляю вас с отменой приговора.

— Спасибо. Это еще не значит, что новый приговор будет лучше.

— У вас есть хотя бы надежда, — возразил он, — а у нас — ничего.

Я смотрел на этого старого, дряхлого человека, на его седые волосы, коротко подстриженные под машинку и думал: «Ему сидеть в тюрьме в миллион раз тяжелее, чем любому другому! Одни угрызения совести чего стоят: ведь, он сознает теперь, что своей шашкой срубал головы тем людям, которые: хотели освободить его от сегодняшних тюремщиков!»

Дмитрий Иванович взял меня дружески под руку и повел в сторону от Федосова.

— Я очень рад познакомиться с вами, — заговорил он. — Самое тяжелое здесь — это отсутствие общества интеллигентных людей. Вы, наверное, уже заметили, какие ужасные типы встречаются среди этих сумасшедших? Не знаю, как в вашей камере, а в нашей — таких большинство. Они как-то прослышали, что я сижу за книгу и что она называется «Путь к счастью» и превратили это название в какой-то фетиш. Они произносят его как одно слово: «путь-к-счастью» и кривляются и гримасничают при этом. А один из этих ненормальных на днях подошел ко мне и прокричав «путь-к-счастью!», ударил меня изо всех сил в живот. Я свалился с ног и потерял сознание. А когда я пришел в себя и встал, то стал стучать в дверь камеры. Пришли санитар и фельдшер. Знаете, тот — нерусский, что всегда пыль ищет на койках. Я рассказал ему, как меня избил больной. И что вы думаете фельдшер ответил мне? «Это, — говорит, — интересно! Больной некоторым образом показал вам „путь к счастью!“» Фельдшер учится в вечернем институте и ему хотелось показать мне «игру своего ума».

— Ну, а что Нина Николаевна?

— Нина Николаевна относится ко мне хорошо: лекарств никаких не прописывает и из уважения к моему возрасту даже разрешила носить брюки…

— Это действительно — «великодушно»! — заметил я.

— А за то, что она дышать вам разрешила, вы не забыли ее поблагодарить?

— Вы настроены непримиримо к ним, Юрий Александрович. Мне так нельзя. Я — второй раз! В первый раз они освободили меня потому, что я пообещал прекратить писанину. Теперь мне на слово больше не поверят. Нужна другая тактика.