Евгений Габуния - На исходе ночи

• Название: На исходе ночи
• Автор: Евгений Габуния
• Издательство: Литература артистикэ
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1987

Заглавная повесть книги посвящена борьбе сотрудников органов госбезопасности с уголовно-политическими антисоветскими бандами, действовавшими в Молдавии в первые послевоенные годы. В своей работе автор использовал материалы из архива КГБ МССР, а также беседы с чекистами — непосредственными участниками событий.

Повести «Когда цепь замыкается» и «Ангел пустыни», а также рассказ «Талон к врачу» посвящены ответственной, полной опасности деятельности работников милиции. Обе повести отмечены дипломами на Всесоюзных литературных конкурсах MBД СССР и Союза писателей СССР.

Свои впечатления от поездок со Англии и Испании Евг. Габуния отразил в путевых заметках.

---

Однако эта простая операция — не больше, чем дань моде, пришедшей из столицы, где уже отмыты и очищены сотни домов. Вековые традиции в Оксфорде еще живут крепко. Как и сотни лет назад, студенты и профессора носят мантии по торжественным случаям. (Замечу в скобках, что ни одного студента в таком наряде, как ни смотрел, так и не увидел. Обыкновенные парни и девушки в джинсах, шерстяных свитерах и кофтах, очень похожие на наших студентов.) Как и прежде, здесь имеют возможность учиться в основном лишь избранные, чтобы, пройдя курс наук и хороших манер, занять свое место в британском истеблишменте.

Подождав, пока закончатся занятия, мы вошли в одну из аудиторий. Потемневшие от времени дубовые столы, тяжелые резные стулья… На стенах — портреты важных, преисполненных собственного достоинства людей — выпускников колледжа Байлио, занявших свое место в истеблишменте. Приближалось время обеда, и служители накрывали столы. Любопытно, что студенты и профессора обедают вместе в аудиториях, только сидят за разными столами, причем студенты на стульях, преподаватели же — в креслах. Я обратил внимание на сервировку. Массивные старинные вилки и ложки, дорогая посуда, какую мы и не видывали в ресторанах Лондона.

Пройдя под увитыми зеленым плющом аркадами, мы оказались в святая святых колледжа Байлио — его библиотеке, и не просто в библиотеке, а в хранилище рукописей. И каких! С нами говорила на английском, греческом, армянском и других древних языках сама История. Вот скрепленная сургучными печатями Магна карта — Великая хартия вольностей. Правда, это не оригинал, подписанный в 1215 году королем Иоанном Безземельным под давлением феодалов, а ее копия, сделанная в 1217 году. Великая хартия вольностей положила начало конституционному ограничению власти монарха.

Рядом с ней — «Диалоги» Платона на древнегреческом, сочинения Евклида… Чуть дальше — рукописи знаменитых английских поэтов: поэма Альфреда Теннисона «Гаррет и Линетта», блокнот П. Б. Шелли, письмо Дж. Байрона, в котором он делает предложение леди Каролине Лэмб. Знакомые, прославленные имена…

Мы покидали Оксфорд после обеда в ресторане «Золотой крест» на главной, очень красивой улице и не подозревая, какие события развернутся в этом тихом университетском городке спустя несколько часов после нашего отъезда в страну Шекспира, как почтительно называют путеводители места, связанные с жизнью величайшего поэта Англии. Но прежде чем попасть в страну Шекспира, мы проехали по стране другого знаменитого англичанина — Уинстона Черчилля. Слева от шоссе, в местечке Вудсток, в глубине векового парка виднеются мрачные очертания средневекового родового дворца Бленхейм его предка герцога Мальборо. Здесь Черчилль родился и спустя 91 год был похоронен неподалеку на семейном кладбище в Бладоне. Если проехать намного дальше по шоссе, то можно увидеть колонну в честь герцога Мальборо — того самого, кому посвящена известная песенка о Мальбруке, который в поход собрался и что из этого получилось. Спустя века собрался в поход против молодой Советской России родственник герцога сэр Уинстон — один из главных организаторов антисоветской интервенции. Известно, чем закончился и этот поход. До конца своей долгой жизни Черчилль, безусловно, обладавший разносторонними способностями, оставался, по определению В. И. Ленина, величайшим ненавистником Советской России.

Страна Барда (так торжественно, с большой буквы, величают великого поэта путеводители) предстала перед нами в образе тихого зеленого городка Стратфорд, через который спокойно несет свои воды неширокий Эвон. Замирает сердце, когда входишь под низкие своды двухэтажного дома перчаточника Джона Шекспира. В небольшой комнате, где, согласно преданию (ибо жизнь Шекспира известна мало), 23 апреля 1564 года появился на свет его сын Вильям, все сохранено так, как и было четыре века назад: дубовые скрипучие полы, маленькие оконца, кирпичные стены, тяжелые резные дубовые стулья… На столике установлен бюст поэта. Вот, пожалуй, и все.

Неподалеку находится дом местного помещика, на дочери которого Анне Хаттуэй женился восемнадцатилетний Шекспир, однако впоследствии оставил жену и троих детей, чтобы уехать в Лондон навстречу своей великой судьбе. В помещичьем доме обстановка побогаче, а полы такие же скрипучие и оконца такие же маленькие, как и в доме Шекспира. О великом муже Анны здесь напоминает, пожалуй, лишь первое прижизненное издание его пьес, открытое на «Двенадцатой ночи». Будет уместно напомнить, что лишь половина драматических произведений Шекспира (18 пьес из 37) была опубликована при его жизни.

Великий драматург под конец своей жизни снова вернулся в родной город и скончался в кругу семьи 23 апреля 1616 года, по непостижимому стечению обстоятельств в день собственного рождения. Прах его покоится в Стратфорде, в небольшой, увенчанной высоким готическим шпилем Тринити-черч (церковь св. Троицы). С высокого постамента перед Шекспировским театром-музеем великий Бард, окруженный героями своих сочинений, задумчиво смотрит на родной город, на нас, гостей их далекой страны, пришедших поклониться его памяти.

Ранние осенние сумерки, быстро перешедшие в густую тьму, застали нас в дороге. В темноте лишь ярко и чуточку таинственно подмигивают «кошачьи глазки» — стеклянные отражатели, установленные вдоль шоссе. Отраженный свет «кошачьих глазок» сменили настоящие огни Ковентри. Проехав чуть ли не весь город, мы остановились возле одноэтажного приземистого здания, на крыше которого мерцали неоновые буквы: «Новотель». Название отеля действительно соответствовало его содержанию. Здесь все было новым и удобным. В ванной комнате я обнаружил душ и, представьте, даже смеситель над умывальником. Вот и верь после этого всяким россказням о чудаках-англичанах. Впрочем, позже выяснилось, что отель строила французская фирма, и иностранцы, привыкшие к душу и проточной воде в умывальнике, обязаны этими «удобствами» им. От души помывшись под душем (извините за невольный неудачный каламбур) и поужинав, мы включили телевизор. Какую-то рекламную дребедень сменил выпуск новостей. Хорошо поставленным интеллигентным голосом диктор пугал зрителей «советским присутствием» в Южной Африке, в извращенном свете рассуждал о помощи нашей страны патриотам Зимбабве, ведущим справедливую борьбу за независимость своей родины. В качестве «аргумента» на экране крупным планом возник патрон от советского автомата. Между тем Советский Союз никогда не скрывал, что оказывает всемерную помощь национально-освободительным движениям народов, ведущим справедливую борьбу за свою независимость от любых колонизаторов.

День четвертый

начался с мелкого и нудного моросящего дождя. «Настоящая английская погода» — то ли с сожалением, то ли с удовлетворением констатировала Вайлори. Мы едем по вымытым дождем улицам Ковентри, боевого побратима Сталинграда. Аккуратные, типично английские домики на окраине сменяются ближе к центру зданиями посолиднее. По сравнению с Лондоном здесь значительно больше домов новой постройки. Ничто не напоминает о жестоких бомбежках фашистских Люфтваффе, которые в 1940 году почти сровняли с землей этот город. После уничтожения Ковентри появилось зловещее словечко «ковентрировать», то есть уничтожить, сровнять с землей. Авторство на это слово приписывают Герману Герингу, рейхсмаршалу авиации нацистской Германии. Так оно или нет, сказать сейчас трудно, однако ясно, что именно Геринг был «автором» в широком смысле этого слова «ковентрирования» Ковентри и сотен других городов в Европе. Уничтожение этого города потрясло цивилизованный мир. Всего год спустя фашистская Германия подло напала на нашу страну, и трагедия Ковентри померкла перед преступлениями нацистов на советской земле.

В наши дни о разрушениях военных лет напоминают здесь, пожалуй, лишь руины древнего средневекового кафедрального собора. 600 лет стоял этот собор на вершине холма в центре города и стоял бы еще столько, если не больше, пока в него не угодила немецкая бомба. Старинный собор сгорел дотла, остался лишь обуглившийся деревянный крест. Его сразу же установили на руинах. На руинах же и поднялось новое здание собора, построенное в 1962 году по проекту сэра Базиля Спенса. Отвлекаясь от чисто религиозной символики, смею утверждать, что архитектурное решение интересно и талантливо. Поражает необычное для храма божьего сочетание религии и модернизма. Впрочем, на Западе они давно нашли общий язык, модус вивенди, так сказать.

Новый собор задуман как бы продолжением старого и вписывается в него. Над входом можно прочитать:

«Во славу господа Бога этот кафедральный собор сгорел».

Эта надпись заставляет призадуматься. Почему господу богу было угодно, чтобы его храм предали огню? Кто эти святотатцы? Во славу какого бога? Церковный догмат гласит, что бог един. Какому же богу поклонялись пилоты Люфтваффе, сбрасывавшие бомбы на божий храм? Много вопросов вызывает эта надпись, но ответ один: в ней, как в капле воды, отразилось лицемерие и ханжество христианской религии, нежелание называть вещи своими именами, стремление забыть недавнее военное прошлое. Все люди — братья, и фашистский воздушный бандит, и старушка-англичанка, пришедшая помолиться в собор и сгоревшая под его обломками.