Монтеро Глес - Когда диктует ночь

• Название: Когда диктует ночь
• Автор: Монтеро Глес
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278-565-1

Путаный, сбивчивый, но очень образный и колоритный рассказ о поисках сокровища, зарытого маврами, изгнанными из Испании в XVI веке, рассказ, в котором есть и любовь, и темная уголовщина, и низкопробные порто вые бордели, и романтическая жажда приключений.

Роман «Когда диктует ночь», по праву считающийся лучшим произведением скандально известного испанского писателя Монтеро Глеса (р. 1965), принадлежит к жанру, который сам автор определил как «космический фольклор» и в котором причудливым образом соединились античная мифология и авангард, детектив и приключенческая проза, суровый реализм и завораживающая фантазия.

---

Путешественник тоже тут, у дверей агентства, но пока они друг друга не видят. Только несколькими минутами позже они неожиданно сталкиваются нос к носу. Облокотясь о стойку, Хинесито просит бутылку пива («Только холодненького, слышал?») и счет. Он смотрит на часы и строит воздушные замки: меньше чем через десять минут они будут в Кадисе и схватят путешественника. «Не думаю, чтобы он сошел в Сан-Фернандо», — думает про себя Хинесито. И отхлебывает пива. Ему и в голову не приходит, что путешественник рядом, сидит тут же, возле дверей агентства. Прислонясь спиной к стене, он не чувствует его обжигающего присутствия. В одной руке у путешественника пачка табака. Он держит ее чрезвычайно бережно и осторожно, словно это мертвая птичка или усеянная шипами роза. В другой — карта, которую он раскладывает на коленях. Блуждая по ней взглядом, он сворачивает сигарету, дым обжигает ему легкие, он закашливается, а ветер довершает дело, и карта взмывает в воздух. Роковое стечение обстоятельств, малявка. Карта с сокровищами беспорядочно крутится в воздухе и взлетает ввысь. Путешественник тянется за ней, встает на цыпочки, едва не подпрыгивает. А-а-а-а-ах-х-х. А в это время Хинесито просит еще пива («Только холодненького, слышал?»). Он по-прежнему стоит облокотившись о стойку, и под мышками у него потные полумесяцы. Ковыряясь в зубе, Хинесито считает минуты, которые остались до того, как поезд прибудет в Кадис. Десять — по висящим в баре часам марки «Омега», стареньким, старше, чем хозяин. «Надо поторапливаться», — думает он и чуть не подпрыгивает, задев зубочисткой обнаженный кариесом нерв. И вот тут Хинесито его замечает, малявка. Сначала он думает, что это сумасшедший, из тех, которые часто встречаются в здешних краях, скача, как Павлова. Но, догадавшись, он одним рывком выдергивает нерв и решительно произносит: «Ну, теперь ты мой». И пронзительно зовет свою спутницу, застрявшую в клозете. Путешественник оставил свои попытки: карта сокровищ улетела за постоялый двор «Эль Чато», а то и дальше. Тогда путешественник, словно не придавая значения случившемуся, — потому что изображенная на карте местность глубоко врезалась в его исступленную память, — тогда путешественник возвращается на прежнее место и садится в ожидании, пока откроются двери агентства. Одновременно из бара выходит Хинесито со своей спутницей и направляется прямехонько к нему, чтобы его припугнуть. Но по странному стечению обстоятельств, когда они были уже совсем близко, почти закрыв ему солнце, рядом остановился набитый солдатами автобус и открывает дверцы. «Не сейчас», — говорит Хинесито своей спутнице. Путешественник, приложив ладонь козырьком ко лбу и держа во рту только что скрученную сигарету, встает попросить огоньку. И просит его как раз у Хинесито. Тот отрицательно мотает головой и указывает на свою спутницу, которая открывает леопардовую сумочку и достает зажигалку. Такие зажигалки хорошо знакомы путешественнику по рекламе: «Ла Калереса, традиционное мадридское качество», это не случайность и не первопричина, малявка: «Ла Калереса» — это кафе, где работал путешественник. Помнишь, три кофе с молоком и майонез, живе-е-е-е, кубалибре с мармеладом, живе-е-е-е, и все в том же роде? Тут путешественнику вспоминается запах кофе и Рикина, похожая на бутылку кока-колы. Но это длится всего какое-то мгновение, потому что, когда путешественник возвращает зажигалку и прежде чем существо в парике успевает захлопнуть свою леопардовую сумочку, он видит револьвер, слишком большой, чтобы быть игрушечным, малявка. И снова звучит черное пианино, пророча ему недоброе. В этот момент горбун в синей рубашке отпирает дверь агентства и жестом, похожим на тот, каким официант приглашает пройти за свободный столик, показывает, что кассы открыты. И, не погасив сигареты, с перекошенным от страха лицом, терзаемый самыми ужасными подозрениями, путешественник в поисках укрытия заходит в помещение агентства. Мелодия черного пианино звучит так близко, что путешественнику кажется, будто она играет у него в ушах. Набежавшие солдаты угрожают сломать кассы, если продажа билетов не начнется немедленно. Шумное дыхание, запахи казарменной столовой. Вонь такая, что хоть штыком коли. Но суть в том, что горбатый начинает продавать билеты. И отпускает их столько, что путешественнику ничего не остается.

— На Альхесирас ничего не осталось, — говорят ему в кассе. — Придется вам обождать до завтра.

— Я провел здесь больше времени, чем остальные, я пришел первый, — взывает путешественник.

— Это не наша вина. У нас договор с военными, — отвечает горбун, — и по этому договору солдаты в нашем заведении обслуживается вне очереди.

Сбитый с толку путешественник умолкает. Понимаешь, малявка, все для родины. Сми-рно! И он просит билет на завтра, а может, на сегодня, малявка, как получится.

— Вот завтра и подходите, — преспокойненько отвечает ему горбун.

Теперь заплечный мешок путешественника стал как свинцовый от усталости, которую несет с собой левантинец. Несмотря на подстерегающую его опасность, которую он сознает, он ничего не может сделать, потому что ничего не может сделать с дующим с востока ветром, ничегошеньки, малявка. Мучимый подозрениями, он не решается отходить далеко и, заглянув в бар по соседству, просит пива. Пива выпить ему, однако, не удается, но зато и платить не приходится. Его отказываются обслужить, но советуют зайти в привокзальную забегаловку, куда направились солдаты. Туда и направляет свои стопы путешественник, еле волоча ноги, но держась начеку, и его тень смешивается с тенями его врагов всякий раз, когда он сворачивает за угол. Хинесито и его спутница следуют за ним на расстоянии, которое кажется им разумным, они идут пешком, у нее подворачиваются каблуки, и юбка задирается все больше, так что становятся видны трусики и натруженный зад. Путешественник снимает комнату, они тоже. Соседнюю. Путешественник скидывает свою поклажу, вешает плащ на гвоздь за дверью и мочится в умывальник, потому что не решается выйти даже в коридор, где расположены уборные. Помочившись, он стряхивает последнюю каплю, водопровод тоже работает вяло. Вода из-под крана считай что горячая, малявка. Голые трубы лопаются от дерьма. Комары набиваются в сливное отверстие и вьются по стенам. Не пансион, а прелесть, малявка, где воняет говном и бульоном «Магги». Обшарив карманы, путешественник вытаскивает всю мелочь и раскладывает ее на кровати. Отложив тысячу дуро, остальное — не так уж много — он прячет под подушку. А когда путешественник на ночь глядя выходит из своей комнаты, в соседней развлекаются, рассказывает Луисардо. За неимением зубочисток Хинесито ковыряется в зубах удостоверением личности. Сидя на плетеном стуле, он сгорает от ревности, глядя, как его подружка, голышом, забавляется на кровати с только что назначенным капитаном, морячком из Сан-Фернандо, тоже голым и светлым, как песета. Она делает это в отместку ему, Хинссито, за три грамма известки, которые он дал себе всучить.

— Как только закончим это дельце, клянусь, подожгу весь этот чертов дом вместе с ним, слышала?

Но трансвеститу плевать на месть, малявка, для него главное — это здесь и сейчас. Поэтому он накрывает срам морячка капитанской фуражкой, которая гордо вздымается, бросая вызов штормам и бурям.

— Давай кончай, похоже, наш друг вышел, я слышал, как хлопнула дверь, — предупреждает Хинесито.

Спутница Хинесито связала златорунные гениталии капитана шнурком от ботинок. Морской узел, который теперь можно развязать одним рывком, малявка. Луисардо рассказывал мне все это в Мирамаре. Вдали дрожали огни другого берега. Куда ближе слышался топот ног, шорох тайно перетаскиваемого груза. То были звуки невидимых рук, пытавшихся обмануть море, этого старого обжору, который сначала заглатывает их, а потом возвращает топляков.

* * *

Случается, что ветер меняет направление и накидывается на тебя с той стороны, откуда меньше всего его ждешь. Случается также, что он задувает под двери и раскачивает кровати, как ту, на которой возлежит путешественник, опутанный гривой женских волос, окутанный клубами табачного дыма. Теперь, в минуту отдыха, он считает родинки на спине Милагрос и покусывает ее за ухо. Он играет с коралловой сережкой, которая жжет ему язык. Нежно пощипывает ее тело, и она чувствует, будто рой бабочек трепещет внизу ее живота. Она переворачивается, и, соприкасаясь с простыней, кожа ее шуршит, как гадюка.

Воспоминания и желание мешаются в каждом поцелуе путешественника. Он похож на поэта, оттачивающего слова, который всего одной рифмой способен заставить женщину дрожать всем телом. Он приглашает Милагрос на ужин с бриллиантами, к примеру, на чай в Сахаре или, еще лучше, на стаканчик джина в Бомбее.

Путешественник приглашает Милагрос посетить таинственные моря, проложить неведомые курсы, уводящие по ту сторону боли и безумия. Все что угодно, куколка, ведь мы знаем, что кичливая гордость — ничто перед великодушием. Она не отвечает ни да ни нет, а просто ласково касается его губами. У него начинает учащенно биться сердце, и он высовывает ноги из-под одеяла. На ступнях у него татуировки, и он слегка касается ими ее, потому что ему вдруг кажется, что Милагрос не согласится поужинать с ним в Бомбее, не захочет умирать в Сахаре и даже просто покинуть Тарифу. Она не хочет садиться в трамвай «Желание». «В любую минуту может вернуться мой Чан Бермудес», — шепчет она. Она дала слово выйти за него, обновить белое платье, все в сборках и воланах. А на выходе из церкви на них дождем посыплются рисовые зерна и розовые лепестки. Но темный бархат голоса выдает ее. Путешественник знает, что женщины прибегают к такого рода трюкам, чтобы проверить мужчин. «Сначала идут на попятный, а потом сношаются, как обезьяны» — так говорил ему один из клиентов в кафе. Он понимает, что если не пойдет на штурм, то все потеряно. И так как вежливость не мешает пылкости, он полуоборачивается и огнедышащим драконом надвигается на единственную родину, способную его сразить. Он почти касается ее губ, и Милагрос вознаграждает его долгим поцелуем, благоухающим красным кармином. А вечер между тем просачивается сквозь окна, и свет его больно ракит глаза.