Борис Поршнев - О начале человеческой истории

• Название: О начале человеческой истории
• Автор: Борис Поршнев
• Издательство: «ФЭРИ–В»
• Жанр: Биология
• Год: 2006
• ISBN: 5–94138–004–6

Впервые представлена в полном, не урезанном виде концепция антропогенеза (происхождения человека), выдвинутая профессором Борисом Фёдоровичем Поршневым (1905–1972).

Эта Книга, стоившая жизни её автору, знаменует начало полного пересмотра всех наук о человеке, сравнимого лишь разве что с коперникианской революцией в астрономии.

Официальная антропология оказалась неспособной воспринять идеи Поршнева. Ибо сама эта «наука о человеке», к сожалению, занималась и занимается преимущественно второстепенными вопросами и даже откровенной ерундистикой, она «не приметила» самого главного, а потому так и не смогла ответить на вековечный «вопрос всех вопросов»: как именно, как конкретно, как на самом деле произошёл человек? Исчерпывающий доказательный ответ на этот вопрос дал великий русский учёный Борис Фёдорович Поршнев.

Для философов, социологов, психологов, лингвистов, для самого широкого круга читателей.

Книга выходит при финансовой поддержке фирмы «Марков. Издательский дом».

---

Все эти несуразицы только подчёркивают неоправданность упорного избегания размышлений о реальных взаимоотношениях двух разновидностей, которые, вероятно, лишь в ходе этих взаимоотношений стали подвидами, а затем и разными видами, продолжая и на этом таксономическом уровне находиться в биологических отношениях друг с другом. Таким образом, к науке об антропогенезе предъявляется пожелание перенести, наконец, главное внимание с вопроса об отличии людей от их ближних биологических предков на вопрос о реальных отношениях людей с этой предковой формой.

Мы приближаемся в науках о человеке к такому сдвигу, который можно сравнить с революцией в физике, развернувшейся в первой половине XX в. Роль, аналогичную «атомному ядру», здесь сыграет начало человеческой истории. Но сегодня это ещё только штурмуемая загадка. Если принять, что всё сказанное выше об экологии троглодитид более или менее соответствует истине, то начало человеческой истории круто переносится во времени в сравнении с принятой сейчас датировкой. Ещё недавно длительность истории определяли в полмиллиона — миллион лет, и уже эта цифра, в известной мере, оправдывала тезис А. Тойнби, что сравнительно с нею история всех вычлененных им «цивилизаций» (числом около двадцати) настолько кратковременна, что последовательностью их можно пренебречь и рассматривать их почти как одновременные друг другу, т. е. не имеющие соизмеримости с гигантской величиной бытия, людей на земле. Однако с тех пор раскопки Лики, Арамбура, Коппенса и других в Африке увеличили её ещё значительно больше, так что сегодня людям приписывают возраст около двух с половиной миллионов лет и, судя по всему, завтра могут последовать новые открытия ещё более древних костных останков австралопитеков в сопровождении примитивных оббитых камней. Но вот что касается неоантропа (Homo sapiens), он появляется всего 35–40 тыс. лет тому назад. Его исторический марш, обгоняющий темпы изменения окружающей природы, т. е. обретающий относительное самодвижение и ускорение (при неизменности телесной организации), начинается и того много позже. Следовательно, при изложенных представлениях исторический процесс радикально укорачивается. Если отсчитывать начало такового самодвижения с неолита, эти недолгие тысяч восемь лет человеческой истории по сравнению с масштабами биологической эволюции можно приравнять к цепной реакции взрыва. История людей — взрыв. В ходе её сменилось всего несколько сот поколений.

Толчком к взрыву, очевидно, послужила бурная дивергенция двух видов — палеоантропов (троглодитов) и неоантропов, стремительно отодвигавшихся друг от друга на таксономическую дистанцию подвидов, видов, родов, семейств, наконец, на дистанцию двух различных форм движения материи — биологической и социальной.

Именно природа этой дивергенции и есть «атомное ядро», тайну которого надлежит открыть. Для начала анализа ясно лишь, что, будучи процессом биологическим, она в то же время имела нечто, отличающее её от всякой другой дивергенции в живой природе. К тому немногому, что мы достоверно об этом знаем, принадлежит необычная быстрота данного ароморфоза — отпочкования нового прогрессивного вида. Отсюда можно сделать вывод, что между обоими дивергирующими видами должны были существовать и крайне напряжённые экологические отношения. Этого не было бы, если бы дивергенция с самого начала сопровождалась размежеванием ареалов. Вероятнее, напротив, что в пределах общего ареала происходило крутое размежевание экологических ниш.

Но главный вывод, который мы должны извлечь из стремительности дивергенции (а её отрицают только немногие антропологи, вроде А. Валлуа, держащиеся слабо обоснованной концепции происхождения Homo sapiens не из того или иного вида палеоантропов, а из «пресапиенсов», восходящих к среднему или даже раннему плейстоцену), состоит в том, что перед нами продукт действия какого-то особого механизма отбора. Причём, судя по быстроте его действия, он был чем-то скорее похож на искусственный отбор, чем на обыкновенный естественный отбор.

Мы покинули линию трансформации экологии троглодитид на том критическом этапе, когда полиморфный и политипичный род собственно троглодитов, или палеоантропов (не предрешая здесь о каких именно видах или разновидностях идёт речь) приблизился к новому экологическому кризису — возросшей трудности получения мясной пищи с помощью «живых орудий» или в конкуренции с размножившимися претендентами на биомассу так или иначе умирающих крупных животных. Новые формирующиеся в конце среднего плейстоцена биогеоценозы вытесняли прямоходящих плотоядных высших приматов, несмотря на всю их изощрённую приспособленность и приспособляемость.

По-видимому, природа оставляла теперь лишь очень узкий эвентуальный выход этим удивительным животным четвертичной эпохи, так круто развившимся и теперь обречённым на вымирание. Он состоял в том, чтобы нарушить тот самый, спасительный принцип «не убей», который составлял глубочайшую основу, сокровенный секрет их пребывания в разнообразных формах симбиоза с животными. Первое условие их беспрепятственного доступа к образующимся тут и там запасам или, вернее, остаткам мёртвого мяса, состояло в том, чтобы живое и даже умирающее животное их не боялось. Об этой своеобразной межвидовой атмосфере полуприрученности в одних случаях хищников, в других и во всё более преобладающих случаях — травоядных мы говорили выше. Троглодиты (палеоантропы) должны были оставаться безвредными и безобидными, т. е. не вызывающими никаких оборонительных реакций, напротив, кое в чём биологически полезными, например, сигнализирующими соседям в системе биоценоза о той или иной опасности. И вот вместе с критическим сокращением достающейся им биомассы они должны были вступать в соперничество с хищниками в том смысле, что всё же начать кого-то убивать. Но как совместить два столь противоположных инстинкта: «не убей» и «убей»?

Судя по многим данным, природа подсказала, как было отмечено, узкую тропу (которая в дальнейшем вывела эволюцию на новую дорогу). Решение биологического парадокса состояло в том, что инстинкт не запрещал им убивать представителей своего собственного вида.

Иными словами, экологическая щель, какая оставалась для самоспасения у обречённого природой на гибель специализированного вида двуногих приматов, всеядных по натуре, но трупоядных по основному биологическому профилю, состояла в том, чтобы использовать часть своей популяции как самовоспроизводящийся кормовой источник. Нечто отдалённо подобное такому явлению небезызвестно в зоологии. Оно называется адельфофагией («поеданием собратьев»), подчас достигающей у некоторых видов более или менее заметного характера, хотя всё же никогда не становящейся основным или одним из основных источников питания. Однозначный термин каннибализм несёт дополнительные смысловые оттенки и, оставаясь в рамках биологии, им лучше не пользоваться. Ф. Энгельс предполагал, что каннибализм возник в период раннего каменного века как результат длительных голодовок. Данные современной археологии о каннибализме в палеолите, преимущественно, в среднем, всё более и более расширяются[632]. Но не нарушаем ли мы только что провозглашённый принцип, что в факте систематического умерщвления особей своего вида ищем и находим нечто весьма специфическое для истории нашего собственного вида сравнительно с остальным животным царством? Нет, адельфофагия имеет множество зоологических прецедентов, но мы не знаем случая, когда бы это легло в основу эволюции (не говоря о последующих чисто исторических трансформациях этого феномена).

Что ещё известно зоологам о поедании представителей своего собственного вида среди разных позвоночных? Тут есть и эпизодические ситуации: песцы объедают попавшего в ловушку песца; медведь-шатун иногда охотится с голоду на находящихся в спячке медведей; волки приканчивают своих раненых собратьев. В этих случаях представители собственного вида не служат сколько-нибудь постоянным кормовым резервом. Это просто примеры того, что никакой инстинкт среди животных не препятствует поеданию себе подобных, даже и принадлежащих к одной стае или популяции. Но вот другая группа примеров, говорящих о том, что особи своего вида, в том числе молодь, могут служить пищевым резервом, например, в конце бедного кормами сезона: волчий выводок осенью приканчивает и поедает слабых, болезненных волчат; у птиц, дающих два выводка потомства за одно лето (у сов, луней, ястребов-тетеревятников), в неблагоприятный год старшие птенцы съедают второй, младший выводок. Тут действует, несомненно, не только непосредственный стимул утоления голода наиболее достижимой добычей, но и глубокий биологический инстинкт необходимости уменьшить плотность популяции. Хомяки попросту поедают друг друга, когда их плотность начинает превышать некоторый уровень. Трудно сказать, какие инстинкты преобладают во всех тех разнообразных ситуациях, когда самцы поедают новорождённых, как это описано у крыс, кроликов, котов, селезней кряквы (поедание яиц); почти все живородящие рыбы из отряда зубастых карпов поедают значительную часть своей молоди. В этой серии, вероятно, можно видеть более или менее ощутимый прибавок к остальной пище, учитывая большую плодовитость самок этих видов. Но вот ещё одна серия, где молоди уже дают сначала подкормиться растительной пищей и подрасти, прежде чем использовать её как ресурс плотоядения.