Филип Фармер - Дейр

• Название: Дейр
• Автор: Филип Фармер
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-7001-0073-8

Ни одному из писатели научной фантастики не сравниться с Филипом Хосе Фармером, основоположником “сексуальной фантастики”, по силе, оригинальности и плодотворности замыслов. Философия сборника романов “Дейр” проникнута проблемой пола в ее связи с воспроизводством человеческого рода. Земная цивилизация стоит на пороге новых научных открытий. Возможен ли любовный контакт с инопланетянами? И почему секс оказывается под запретом из запретов, почему вокруг него бушуют непримиримейшие страсти даже в XXXI веке?

Содержание:

Влюбленные. Роман (Перевод с английского А.Щербакова)

Дейр. Роман

Врата времени. Роман

Пробуждение каменного Бога. Роман

Обладатели пурпурных купюр. Повесть

Серия “Осирис” выпускается с 1992 года. Выпуск 14

Художник: Радаев В.Н.

---

— Вон — Рекс Люскус, — говорит Чиб. — Его интервьюируют около Народного Центра. Прямо целая толпа.

Пеллюсидарное отклонение

(Преломление)

Средним именем Люскуса вполне могло бы быть Апмэншип. Человек большой эрудиции, имеющий привилегированный доступ к компьютеру Центральной библиотеки Лос-Анджелеса, обладающий хитроумностью Улисса, он всегда одерживал верх над своими коллегами.

Это он основал Гоу-гоу, школу кретинизма.

Прималюкс Раскинсон, его главный оппонент, провел энергичное расследование, когда Люскус объявил полное название своей новой философии. Раскинсон триумфально объявил, что Люскус заимствовал фразу из забытого ныне сленга, имевшего хождение в середине двадцатого века.

Люскус на следующий же день сказал в интервью, что Раскинсон — довольно поверхностный ученый, чего, впрочем, и следовало от него ожидать.

“Гоу-гоу” взято из языка готтентотов, где это выражение означает “всматриваться”, то есть глядеть до тех пор, пока что-то в предмете, (в данном случае в работе художника) не станет явственно видимым.

Критики выстроились в очередь, чтобы вступить в его школу. Раскинсон начал подумывать о самоубийстве, но вместо этого обвинил Люскуса в том, что тот всю жизнь стремился урвать кусок пожирнее.

Люскус ответил, что его жизнь — это его жизнь! — и Раскинсону грозит обвинение вторгнуться в личную жизнь. Он, однако, обеспокоен этим не более, чем человек, которому докучает комар.

— Что это еще за комар? — спросили миллионы зрителей. — Этим умным головам не мешало бы говорить на понятном всем языке.

Голос Люскуса на минуту слабеет, пока комментаторы разъясняют слово, взглянув на появившееся в мониторе определение, которое тот выкопал из энциклопедии стереостанции.

Люскус пожинал плоды новизны школы “Гоу-гоу” два года.

Затем он восстановил свой слегка пошатнувшийся престиж с помощью философии тотипотентного человека.

Она завоевала такую популярность, что Бюро культуры и Отдыха зарезервировало один час в день на срок полтора года на программу тоти потентности.

Комментарии дедушки Виннегана, записанные в его “Отдельных высказываниях”:

“Что сказать о тотипотентичном человеке, этом апофеозе индивидуализма и психосоматического развития, демократичном сверхчеловеке, сексуально-одностороннем, так навязываемом Рексом Люскусом?

Бедный старый дядюшка Сэм! Он старается придать многоликости своих граждан единственный стабильный облик, чтобы легче было управлять ими. И в то же время старается поощрять всех и каждого в потакании своим наклонностям. Каково? Бедный старый шизофреник — мосластый, с трясущимся подбородком, овечьим сердцем и высохшими мозгами! Воистину, левая рука не ведает, что делает правая. Вернее, правая рука не ведает, что творит левая”.

— Что сказать о тотипотентном человеке? — спрашивает Люскус ведущего четвертой программы “Лекции Люскуса”. — Как он конфликтует с современным духом времени? Никак. Тотипотентный человек — необходимость наших дней. Он должен появиться ранее, чем наступит Золотой Век. Как можно достичь Утопии без утопийцев, или — Золотого Века с людьми Бронзового?

Это был тот памятный день, когда Люскус говорил про пеллюсидарное преломление и тем самым сделал известным Чибайабоса Виннегана. И совсем не случайно одержал крупную победу над своими оппонентами.

— Пеллюсидарное? Преломление? — бормотал Раскинсон. — О Господи, что еще выдумает этот балабол?

— Мне потребуется некоторое время, чтобы объяснить, почему я употребил эти слова для описания гениальности Виннегана, — продолжает Люскус. — Прежде всего, разрешите мне сделать небольшое отступление.

От арктики до Иллинойса

— Итак, Конфуций сказал однажды, что медведь не может пустить ветры на Северном полюсе, чтобы это не отозвалось ураганом в Чикаго.

Этим он хотел сказать, что все события, а следовательно, и люди объединены неразрывными узами. То, что сделает один человек, каким бы незначительным это ни казалось, передается через эти связи и затрагивает каждого.

Хо Чанг Ко, сидя перед экраном на тринадцатом уровне Лхасы, что на Тибете, говорит жене:

— Этот белый выскочка все наврал. Конфуций никогда этого не говорил. Это слова Ленина, сохрани нас Боже! Я вызову его и отделаю как следует…

Его жена говорит:

— Давай переключим канал. Сейчас показывают заведение Пай Тинга, и…

Нгомби, десятый уровень, Найроби:

— Здешние критики — банда грязных ублюдков. Получите-ка теперь Люскуса! Что, съели? Он мгновенно разглядел мою гениальность. Пожалуй, я эмигрирую завтра же утром.

Жена:

— Ты мог бы по крайней мере спросить хотя бы меня, хочу ли я ехать! А как дети? Мама… друзья… собака? — и так далее под ночным светящимся небом забывшей львов Африки.

— …экс-президент Радинов, — продолжал теперь Люскус, — сказал однажды, что наш век — век замкнутых друг на друга людей. Насчет этой, по-моему, проницательной фразы было сказано несколько вульгарных замечаний… Но Радинов вовсе не имел в виду, что человеческое общество — это венок из ромашек. Он хотел сказать, что токи современного общества протекают по цепи, частями которой являемся все мы. Это век полной взаимосвязанности. Только проводов нет. Другими словами, мы все замкнуты накоротке. Все же несомненно, что жизнь без индивидуальности не представляет никакой ценности. Каждый может быть НАРАХ LEGOMENON4.

Раскинсон вскакивает со стула и вопит:

— Я знаю эту фразу! Ты поплатишься за это, Люскус!

Он так возбужден, что падает в обморок — явный признак нездоровой наследственности. Когда он приходит в себя, лекция уже закончилась. Он бросается к записывающему устройству, чтобы услышать то, что пропустил. Но Люскус тщательно обошел определение пеллюсидарного преломления. Он объяснит это в следующей лекции…

Дедушка, вновь припавший к перископу, снова свистит:

— Я чувствую себя астрономом. Планеты кружатся вокруг моего дома-солнца… Вон Эксипитер, ближайшая планета — Меркурий, хотя это бог не воров, а их ярых врагов. Следующий — Бенедиктина, твоя грустная покинутая Венера. Тяжко, тяжко, тяжко. Сперма колышется в головках, плоских по сравнению с этими плоскими яйцами. Ты уверен, что она беременна? А вот твоя мама, одетая так, что ее хочется убить, и хотел бы я, чтобы кто-нибудь наконец это сделал. Мать-Земля достигла перигелия в своем движении вокруг правительственного универмага, стремясь поскорее истратить то, что ты добываешь.

Дедушка стоит так, словно под ним не пол, а неустойчивая, качающаяся палуба. Сине-черные жилы на ногах, словно корни древнего дуба. Быстрая смена роли господина доктора STERNSCHEISSD PECKSCHWIPPE5, великого астронома, на роль капитана подводной лодки фон Шоттена, высматривающего рыбу на отмели. Ах!

— Ах! Я уже вижу приближение парохода! Твоя мама испытывает килевую качку, кидаемая волнами морей алкоголя. Компас сбит, румб утерян. Три пальца по ветру. Винты вращаются в воздухе. Черный кочегар, весь в мыле, поддерживает в слабеющих топках огонь. Винты уже запутались в сетях невроза. И Большой Белый Кит, мерцая в черных глубинах, быстро поднимается вверх, чтобы ударить ее днище, слишком большое, чтобы промахнуться. Бедная посудина, я плачу по ней. И меня тошнит от отвращения… Первая, пли! Вторая, пли! Бабах!! Мама опрокидывается, в ее корпусе здоровенная дыра-пробоина, но совсем не та, о которой ты сейчас подумал. Она идет ко дну, вперед носом, как и подобает гибнущему кораблю, ее гигантская корма вздымается в небо. Буль, буль, буль!

А теперь вернемся из морской пучины в космос. Твой вышедший из леса Марс, Красный Ястреб, как раз появился в дверях таверны. А вот и Люскус, Юпитер, одноглазый старец, отец искусства, если извинишь мне смешение разных мифологий, окруженный кучей спутников-варягов…

Экскреция — высшее проявление доблести

Люскус говорит интервьюерам:

— Этим я хочу сказать, что Виннеган, как всякий художник, великий или нет, производит искусство, которое является, прежде всего, секрецией, единственной в своем роде, а после этого — экскрецией. Экскрецией в прямом смысле слова, то есть испражнением. Выделением творца или абстрактным выделением. Я знаю, что моих уважаемых коллег рассмешит подобная аналогия, поэтому я вызываю их на спор в любое удобное для них время.

Доблесть следует из смелости художника, показывающего продукты внутренней деятельности организма публики. Но худшее следует из того факта, что художник может быть отвергнут или неправильно понят в свое время. А также из той ужасной войны, которая происходит в душе художника между разобщенными и хаотически расположенными элементами, зачастую антагонистичными друг другу, которые он должен объединить, а затем сплавить в уникальное творение. Вспомните мою фразу об абстрактном выделении.