Альфред Бестер - Миры Альфреда Бестера. Том 3

• Название: Миры Альфреда Бестера. Том 3
• Автор: Альфред Бестер
• Издательство: Полярис
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1995
• ISBN: 5-88132-235-5

«Голем 100» — роман экспериментальный даже для такого мастера пиротехнической прозы, как Альфред Бестер. Музыка, графика, ритм — все служит целям усиления эмоционального «удара» Насколько удачен получившийся «конгломерат» — судить читателю.

В книгу включены также два рассказа, характерных для позднего периода творчества писателя.

Содержание:

Голем¹⁰⁰, роман (перевод Е. Никитиной)

Кто-то там наверху меня любит, рассказ (перевод Г. Емельянова)

Прекрасная Галатея, рассказ (перевод Н. Ивановой)

Иллюстрации: Jack Gaughan

---

— Я чем-то вам обязан?

— Нет, я ваш должник.

— Мило сказано. Управляющий плотиной — господин Лафферти.

— Благодарю вас! А где я могу увидеть господина Лафферти?

— Здесь. Я — Лафферти.

Шима снова утратил душевное равновесие. Он беззвучно разинул рот, потом выдавил:

— Но… но… но…

— Но как? — усмехнулся Лафферти. — Просто. Одаренность. Усердный труд. И тот простенький факт, что я унаследовал пятьдесят один процент акций плотины Гудзон-Адовы Врата.

— Очень похоже на Ильдефонсу, — пробормотал Шима.

— Так ли уж надо ее впутывать к нашему fete[63], доктор?

— Простите меня еще раз. Снова приношу извинения. Я сегодня дурак дураком.

— Принимаю без оговорок.

— Господин Лафферти…

— Нудник, Опс благослови.

— Нудник. Благодарю. Опс благослови. Я… Я хотел бы попросить об одолжении управляющего ГАВ…

— Просите.

— Я нуждаюсь в совершенно необычном месте для постановки необычного сенсорного эксперимента. Место это должно быть полностью экранировано от зрительных и звуковых воздействий. Я надеялся, что помещения глубоко под плотиной…

— Ничуть, — оборвал его Лафферти. — Если бы вы не захлопотались там внизу со своими дурацкими петардами, то заметили бы, что там внизу постоянно слышен гул и плеск воды. Кстати о воде — очаровательная девочка погружается уже в третий раз. Она явно нуждается в моей нежной опеке. Извините меня.

Шима был не в состоянии отвечать. Некрофил-знаменитость одарил его улыбкой.

— Мы на досуге еще обсудим, как вы натравили на меня субадара Индъдни. — Он бросился в водосброс, выкликая: — Силен как ястреб! Стремителен как коршун! Вперед! Во славу некро-культуры!

* * *

Татуировочный салон Джанни Ики — это вам не какая-то дыра. Предприятие напоминало клинику. Стены громадной приемной увешаны плакатами; по сторонам — двери, ведущие в десяток отделений с десятком суетящихся операторов. Дело было поставлено на поток. Если, к примеру, пижон из Гили захотел бы высоко ценившуюся (и весьма дорогую) татуированную кобру, то в первом кабинете ему контуром наносили рисунок змеи вокруг талии; в следующем — прорисовывали детали; в третьем — раскрашивали, а в четвертом — изображали голову с оскаленной ядовитой пастью, предварительно со всем почтением и тактом вызвав эрекцию. Дама, пожелавшая, чтобы ее labia majora[64] превратили в веки зазывно подмигивающего глаза, подвергалась на этой поточной линии такому же почтительному и тактичному обращению.

Но сегодня, в первый день праздника Опс, салон не работал как обычно — в нем гуляли нищие. Джанни Ики занимался не только декоративной или эротической татуировкой — ему прекрасно удавались разные увечья: синяки, ушибы, свежие шрамы, разверстые раны и злокачественные поражения кожи — для вороватых «жертв» транспортных происшествий, попрошаек-вымогателей и всякого разного отребья. Потому-то его клиника и служила неафишируемым клубом профессиональных мошенников Гили.

Когда Гретхен Нунн вошла в приемную, она застала там развеселую пляску протезов. Вопили синтезаторы. Попрошайки-калеки сняли свои искусственные руки, ноги, ладони, ступни, даже пол шеи. Они сидели кружком, манипулируя крошечными системами управления, и покатывались со смеху, глядя, как их отсоединенные протезы скакали и вертелись, подчиняясь радиокомандам. Ноги самостоятельно притоптывали, взбрыкивали и отбивали чечетку. Отсоединенные руки переплетались с другими такими же, изображая протезную кадриль.

А некоторым хозяевам удавалось так ловко управлять своими искусственными кистями рук, что у них пальцы изображали вереницу исполняющих канкан — как в варьете.

Добродушный коренастый (что вдоль, что поперек) толстяк, совершенно голый, если не считать покрывавших его с головы до пят татуировок, подошел к Гретхен, расплываясь в приветственной улыбке.

— Buon giorno[65]. Опс благослови. Никогда, думал я, mai[66] вы не вернетесь сюда.

— Опс благослови, — отозвалась Гретхен. — Вы… Вы, должно быть, и есть господин Ики?

— Si, Джанни. Вы прошлой ночью были pazza[67], а? Слишком много винца?

— Я пришла извиниться и возместить урон, Джанни.

— Извиниться? Grazie. Очень gentile. Grazie[68]. Но что возмещать? За что? Шутка, верно? Molto cattiva[69], но всего только шутка. Вы пришли — вот и мой праздник в честь Опс. Этого достаточно.

— Но я должна что-нибудь для вас сделать!

— Должна, да? Так-так. — Джанни задумался, потом расплылся в еще более щедрой улыбке. — Bene[70]! Вы потанцуете с нами.

Гретхен ошарашенно воззрилась на него. Он ответил на ее вопрошающий взгляд, кивнув в сторону танцоров.

— Выбирайте себе партнера, gentile signorina[71].

Не в ее характере было испугаться или заколебаться. Гретхен шагнула в круг, одним взглядом оценила пляску протезов и похлопала по плечу протез плеча и руки.

— Зигфрид, — обратился Джанни к трем четвертям нищего. — La signora приглашает тебя на вальс.

Гретхен кружилась в танце под пение Джанни Ики: «Gualtiero! Gualtiero! Condurre mi per altare…»[72]

* * *

Под прогулочную баржу использовали вдребезги разбитый колесный пароходик с Миссисипи. Там собрались члены ККК на барбекью. Шима с трудом верил своим глазам: углубление, заполненное полыхающими углями, над ямой поворачивается гигантский вертел. А на сам массивный стальной вертел, связанное по рукам и ногам, насажено нечто безусловно человекообразное.

— Господи помилуй! — Губы Шимы еле шевелились. — Жаркое людоедов!

Вождь племени ватусси, семи футов ростом, украшенный всеми атрибутами африканского царька, приветствовал Шиму:

— Опс благослови, доктор Шима, добро пожаловать на наш пир с Бледнолицым.

— Опс благослови, — непослушными губами отозвался Шима. — Так вы меня запомнили?

— Кто же забудет ваше и госпожи Нунн выступление в эдакой странной «Порги и Бесс»? Подобные воспоминания хранят вечно.

— Я пришел, чтобы загладить содеянное. Мне очень бы хотелось уладить с вами это дело: оказанием любезности, деньгами, чем скажете.

— В день Опс? Ни за что! Забудьте об этом, доктор. Мы уже забыли. Пойдемте, присоединитесь к нам — вот-вот подадут ужин.

— И все же, — продолжал настаивать Шима, — я хотел бы чем-нибудь быть вам полезным, потому что пришел просить вас об услуге.

— Ах так! О какой же?

— О смете на строительство.

— Да? И чего?

— Мне необходимо поставить опыт по сенсорному восприятию. Для этого нужна полная изоляция объекта — что-то вроде небольшого толстостенного бетонированного бункера.

— Понятно. И что же?

— У ваших ребят в руках все строительство. Как скоро вы могли бы соорудить такой бункер и во сколько это обойдется — могли бы вы дать мне график и смету?

Вождь ватусси уныло покачал головой.

— Очень жаль, но мы не можем удовлетворить вашу просьбу, доктор Шима. Мы бастуем в знак протеста против решения дирекции принять боевиков ООП в охрану. Что бы там ни заявляли в ООП, они — не настоящие черные. Протянется это еще месяца три, и мы готовимся к бойне. Очень сожалею. А теперь пойдемте, откушайте с нами.

У Шимы подступило к горлу.

— Простите, сегодня я не в настроении отведать длинной свиньи[73].

Ватусси понизил голос до заговорщицкого шепота:

— Прошу вас, доктор, не разочаровывайте наших гостей! Но мы не стали позорить ККК, подавая жаркое всего лишь из бледнолицего. Мы отмечаем праздник гораздо более редким и дорогим деликатесом.

— Чем человек? О Господи, что же это?

— Горилла.

* * *

Опсдень! Опсдень! Опсдень! В церкви Всех Атеистов сардонические раскаты органа сопровождали увенчание Христа дурацким колпаком. Музыка была настоящей, а не в записи, с удивлением отметила Гретхен. На скамье органиста метался бушующий маньяк, топочущий по педалям басов, колошматящий по всем четырем клавиатурам разом… Своей сатанинской музыке он непрерывно вторил завываниями, стонами и рычаньем.

Он был в обычных для Опсдня лохмотьях, поэтому Гретхен никак не могла определить его общественного положения, но чисто по внешности — индеец-ирокез с головы до пят: смуглое лицо, орлиный нос, большой тонкогубый рот, мясистые уши. Череп выбрит наголо — лишь ото лба к затылку топорщился жесткий гребень черных волос.

«Ему только военного оперения не хватает», — подумала она, забираясь на хоры, чтобы лучше видеть.

У него, наверное, было отличное боковое зрение.

— Какого рожна тебе здесь понадобилось? Опс благослови.

— Опс благослови, — попыталась Гретхен перекрыть рык органа. — Я пришла, чтобы замять скандал, который вчера учинила в церкви.

— А! Понял. И угу. Ты и есть та подруга, что спела Catulli Carmina[74]? Забудь. Церковь уже. Есть своя кредитка?