Меир Шалев - Впервые в Библии

• Название: Впервые в Библии
• Автор: Меир Шалев
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7516-0910-8, 978-5-9953-0081-6

Библия — это книга, в которой всё — в первый раз. Кто-то плачет, кто-то смеется, кого-то ненавидят, кого-то любят, и все это — впервые. Так кто они, эти «первые»? Что они думали, чего хотели? Библия не отвечает на эти вопросы подробно, она немногословна. Но Меир Шалев, вдумчиво перечитывая истории этих «первых», вскрывает их сокровенные чувства, потаенные мысли, подспудные мотивы. Он ведет нас в мудрые глубины библейского текста, и мы благодарны ему за это волнующее, драматическое, полное неожиданностей и открытий путешествие.

Библия — это книга, в которой всё — в первый раз. Кто-то плачет, кто-то смеется, кого-то ненавидят, кого-то любят, и все это — впервые. Так кто они, эти «первые»? Что они думали, чего хотели? Библия не отвечает на эти вопросы подробно, она немногословна. Но Меир Шалев, вдумчиво перечитывая истории этих «первых», вскрывает их сокровенные чувства, потаенные мысли, подспудные мотивы. Он ведет нас в мудрые глубины библейского текста, и мы благодарны ему за это волнующее, драматическое, полное неожиданностей и открытий путешествие.

---

Иосиф, как я отметил, был первым, кого Библия назвала «мудрым», и его ум описывается в ней как единственный в своем роде. Теперь выясняется, что он превосходил Соломона еще в одном аспекте, потому что в отличие от мудрости Соломона, в которой главное — это производимое ею впечатление, ум Иосифа выражался не в решении загадок, задаваемых гостями, и не в сочинении притч о рыбах и песен об иссопе. Его мудрость была проверена в испытании делом — и с большим успехом. Она помогла ему спасти от голодной гибели целую страну, а заодно скупить все египетские земли и сделать их имуществом фараона (Быт. 47, 20–21).

Их различие выражается, в числе прочего, еще и в том, какие цели подчеркивает Библия, рассказывая о деятельности каждого из них. Она сообщает, что оба они, Иосиф и Соломон, собирали на просторах своих царств большие количества продуктов, но в рассказе о Иосифе речь идет о заготовках ради спасения людей от голода, а в рассказе о Соломоне говорится о поборах ради безмерно роскошных царских пиров, которые — так же, как его песни и притчи, — имели целью поразить воображение окружающих: «Продовольствие Соломона на каждый день составляли: тридцать коров[116] муки пшеничной и шестьдесят коров прочей муки, десять волов откормленных и двадцать волов с пастбища, и сто овец, кроме оленей, и серн, и сайгаков, и откормленных птиц» (3 Цар. 4, 22–23).

Такие пиршества требовали огромных поставок, и поэтому Соломон разбил свое царство на двенадцать округов и назначил в них наместников, чтобы каждый из них снабжал царский дворец один месяц в году, иными словами — выжимал бы в это время все соки из своего населения. Напротив, Иосиф поставил над страной надзирателей для того, чтобы они собирали хлеб в тучные годы и хранили его на складах в предвидении голодных лет (Быт. 41, 34), иными словами — в заботе о народе и его будущем. У меня нет сомнения, что это различие имело и другие причины. В отличие от Соломона, никогда не знавшего личных страданий и нужды, Иосиф обрел мудрость благодаря пережитым трудностям и произошедшему вследствие этого духовному преображению. А кроме того, в отличие от Соломона, взошедшего на престол в результате интриг и злоумышлений его матери Вирсавии и пророка Нафана, Иосиф возвеличился благодаря собственным достоинствам.

«Бог дал мне забыть весь дом отца моего»

Тридцати лет от роду, инородец, чужеземец, только недавно — раб и заключенный, Иосиф внезапно оказался заместителем самого великого из царей региона и ответственным за все его огромное царство. Фараон дал ему царские одежды и провел торжественным шествием перед всеми жителями Египта. Он даровал ему новое имя[117] и женил на знатной женщине. У него родились двое сыновей, и имена, которые он им дал, демонстрируют читателю те стороны его личности, которые не менее важны, чем его восхождение к вершинам власти.

Старшего сына он назвал Менаше, словно говоря этим: «Бог дал мне забыть все несчастия мои и весь дом отца моего». Второго сына он назвал Эфраим, объяснив: «Потому что Бог сделал меня плодовитым в земле страдания моего»[118] (Быт. 41, 51–52).

Так автор рассказа приоткрывает нам те сокровенные чувства, что таились в душе молодого отца. Именем «Эфраим» Иосиф возблагодарил Господа за свои успехи в стране, где он немало пострадал. Но имя старшего сына еще важнее и откровеннее. Нешия — это забвение, и посредством имени Менаше Иосиф благодарил Бога за то, что Он даровал ему забвение отцовского дома.

«Весь дом отца моего», — подчеркнул он, и из этого следует, что не только братьев, продавших его в рабство, он забыл, но и самого отца, который любил Иосифа больше всех других сыновей. «И его я забыл», — сообщает он посредством этого имени.

Но как раз имя, призванное провозгласить забвение, свидетельствует о памяти, и даже более того — о невозможности забыть. Само сообщение «Бог дал мне забыть то-то и то-то» свидетельствует о том, что говорящий, напротив, эти «то-то и то-то» прекрасно помнит. И поэтому имя Менаше не только не подтверждает, что Иосиф забыл, но, напротив, свидетельствует о том, что он все еще помнит, и страдает, а может быть, — и ненавидит. И благодаря этому мы понимаем, что Иосиф не забыл, а хочет забыть, и сердит на отца не меньше, чем на братьев.

Он сердится на отца потому, что тот не искал его. Можно представить себе, что все долгие годы египетского рабства и заключения Иосиф надеялся, что отец придет и выручит его из беды, — и был обманут в своих ожиданиях. Даже ему, со всем его умом, не приходило в голову, что в глазах отца он мертв. Даже он, с его богатым творческим воображением, не мог представить себе возможность такой инсценировки, какую придумали и разыграли его братья, — заявить отцу, что «хищный зверь съел его», и предъявить в доказательство пропитанную кровью рубашку. Иосиф, видимо, думал, что братья сказали отцу, будто он вообще не дошел до Дофана или пришел, а потом ушел и исчез, и поэтому надеялся, что отец будет искать его и найдет, выкупит и вернет домой. Но отец не пришел, и Иосиф решил, что Иаков просто не приложил достаточных усилий, чтобы разыскать пропавшего сына. И это настолько обидело и разочаровало его, что он дал своему первенцу имя, которое вселюдно объявляло, что он, Иосиф, забыл «весь дом отца своего», то бишь — включая самого отца.

Можно понять Иосифа. Грубый и насильственный переход от полосатой рубашки к обнаженной, кровоточащей коже, от положения отцовского любимчика к мрачному колодцу, а потом — к рабству, жизни в изгнании, тюрьме — переживание, тяжелое для любого, тем более для такого изнеженного, любимого и избалованного юноши, каким был Иосиф. И действительно, обида и ненависть, заключенные в имени Менаше, — явный отголосок пережитых им страданий.

Но Иосиф не сломался. Он извлек урок. Он сумел избавиться от своих недостатков. Он открыл в себе большие душевные силы и с большим умом использовал их. Он преуспел в качестве домоправителя Потифара. Он не дал жене этого царедворца соблазнить себя. Он выжил в египетской тюрьме. Он поднялся к руководству государством и проявил способность руководить им в кризисной ситуации. Все это свидетельствует о том, что он сумел извлечь сладкое из горького, превратить поражение в победу.

У него, конечно, были необходимые для этого обаяние, красота и интеллект, а также душевные силы и, наконец, помощь Господа, без которой не обойтись, особенно в Библии. Но с этим последним не все так просто. Несколько раз Иосиф вспоминал Бога как Того, Кто заводит пружину всех событий и определяет их пути и результаты, но даже в самые трудные свои часы, даже на дне колодца и в тюрьме, он не молился Ему, не просил помощи. Возможно, он уже тогда понимал, что наказан за свою гордыню и высокомерие, и решил переломить себя прежде чем просить милосердия и помощи. А может быть, Иосиф полагал, что все его приключения и беды составляют часть Божьего замысла, как он скажет своим братьям спустя много — много лет.

«Я Иосиф»

Высокий статус позволял Иосифу по-разному повести себя в отношении своей семьи. Он мог, например, направить в Ханаан посланцев, которые сообщили бы отцу, в каких краях он теперь живет. Мог предварительно направить лазутчиков — выяснить, как поживает отец, или послать отряд египетской кавалерии, чтобы расправиться с братьями. Мог силой привести их в Египет, бросить в тюрьму или продать в рабство, как это сделали с ним они. Мог, наконец, явиться пред ними во всей своей силе и могуществе, забрать отца и Вениамина к себе, а братьев оставить в Ханаане. Но Иосиф выбрал другой путь: объявить, что он забыл весь дом своего отца, включая самого отца, и отказаться от возможности восстановить отношения с ними.

Как мы уже сказали, его можно понять, но не Иосиф предопределял ход этой истории, а Господь Бог, и у Бога здесь тоже были определенные планы. А кроме того, ни один человек не способен к такому забвению, а тем более Иосиф.

Я уже сказал выше, что сам выбор декларативного имени Менаше показывает, что Иосиф, несмотря на свое желание, не забыл отцовский дом. И действительно, спустя несколько лет, снова встретившись с братьями, он ощутил такой напор чувств, которого не мог себе представить раньше и которого не сумел сдержать во время самой встречи. Об этом красноречиво говорят его рыдания и первый заданный им после признания вопрос: «Я Иосиф, жив ли еще отец мой?» К счастью для братьев, его захлестнула не ненависть, а жалость, и первым его побуждением было не отомстить за все, а, напротив, все простить.

Их первая встреча произошла, когда братья в голодный год пришли в Египет, чтобы разжиться здесь продовольствием. Она началась с того, что Иосиф своих братьев узнал, а они его — нет. Это не удивительно и вполне логично. Он мог ожидать их прихода в Египет, а они никак не могли представить себе его в роли заместителя египетского фараона. Братья не могли признать его в этом чужом и роскошном египетском вельможе, тогда как они сами были во все тех же памятных и хорошо ему знакомых одеждах. Но главное заключалось в том, что Иосиф стал новым человеком и изменился до неузнаваемости, в то время как они остались теми же, чем были раньше.