Меир Шалев - Впервые в Библии

• Название: Впервые в Библии
• Автор: Меир Шалев
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7516-0910-8, 978-5-9953-0081-6

Библия — это книга, в которой всё — в первый раз. Кто-то плачет, кто-то смеется, кого-то ненавидят, кого-то любят, и все это — впервые. Так кто они, эти «первые»? Что они думали, чего хотели? Библия не отвечает на эти вопросы подробно, она немногословна. Но Меир Шалев, вдумчиво перечитывая истории этих «первых», вскрывает их сокровенные чувства, потаенные мысли, подспудные мотивы. Он ведет нас в мудрые глубины библейского текста, и мы благодарны ему за это волнующее, драматическое, полное неожиданностей и открытий путешествие.

Библия — это книга, в которой всё — в первый раз. Кто-то плачет, кто-то смеется, кого-то ненавидят, кого-то любят, и все это — впервые. Так кто они, эти «первые»? Что они думали, чего хотели? Библия не отвечает на эти вопросы подробно, она немногословна. Но Меир Шалев, вдумчиво перечитывая истории этих «первых», вскрывает их сокровенные чувства, потаенные мысли, подспудные мотивы. Он ведет нас в мудрые глубины библейского текста, и мы благодарны ему за это волнующее, драматическое, полное неожиданностей и открытий путешествие.

---

Илия тоже лишал людей жизни. Собственными руками он заколол сотни пророков Ваала и сжег огнем воинов, пришедших схватить его по приказу царя. Но все это он делал ради своего Бога и своей веры. Елисей погубил жизни сорока двух маленьких детей — отнюдь не своих религиозных противников и не царских воинов, — и все лишь из-за оскорбленной чести своей лысины. А Иона, сын Амафиин, пошел еще дальше: он готов был отдать на погибель огромный город со всеми его ста двадцатью тысячами жителей (среди которых наверняка было больше, чем «сорок два ребенка») лишь бы сохранить свой профессиональный престиж.

«Лучше мне умереть, нежели жить»

Убегая от Иезавели, усталый, отчаявшийся, преследуемый убийцами Илия добрался до пустыни за Беер-Шевой. «И, пришедши, сел под можжевеловым кустом, и просил смерти себе, и сказал: довольно уже, Господи, возьми душу мою, ибо я не лучше отцов моих» (3 Цар. 19, 4).

Как мы помним, Иона, после отмены его пророчества о Ниневии, произнес очень похожую фразу: «И ныне, Господи, возьми душу мою от меня, ибо лучше мне умереть, нежели жить» (Иона 4, 3). И здесь тоже сходство слов подчеркивает различие между произносящими их людьми. Илия просил смерти, потому что находился в поистине отчаянном положении и ему грозила смертельная опасность. Он взывал к Господу из-за того, что усомнился в себе самом, решив, что он так же плох, как его предки. Иона же просил смерти всего лишь потому, что почувствовал себя оскорбленным и обиженным.

Он вышел из города и сел к востоку от него, надеясь все-таки увидеть разрушение ненавистной ему Ниневии, а Бог поступил так, как Он привык и любит поступать, особенно в книге Ионы — сделал еще одно назначение: «И назначил Господь Бог куст клещевины[94], и он поднялся над Ионою, чтобы над головой его была тень» (Иона 4, 6). Илия, как видим, тоже сидел под кустом, но любопытно, что не только между двумя пророками, Ионой и Илией, есть разница — есть она и между двумя затенявшими их кустами. Иона сидит под кустом клещевины, выращенном для него Богом. Куст этот «в одну ночь вырос и в одну же ночь и пропал» (Иона 4, 10) и нигде больше в Библии не упоминается. Илия, напротив, сидел под «можжевеловым кустом», который рос там издавна.

Особенность клещевины, затенившей Иону, в ее преходящести, и не случайно ее название на иврите символизирует нечто краткосрочное и эфемерное. Можжевельник или дрок[95], затенивший Илию, — растение известное и уважаемое, оно упоминается и в других местах Библии, например в Псалтири (119, 4), где говорится об углях дрока как о прекрасном горючем материале, который привязывают к стрелам, чтобы поджечь лагерь противника. И действительно, каждый, кто когда-нибудь использовал сухие ветки дрока, чтобы вскипятить воду в походном чайнике, знает, что они пылают очень жарко и сгорают дотла. Такова же абсолютная самоотдача Илии в противоположность эгоизму Ионы, который, подобно своей клещевине, появляется ниоткуда и исчезает в никуда, не оставляя по себе никакого следа, кроме желания от него отмежеваться.

Как мы видим, появление этой клещевины на нужном месте и в нужное время тоже произошло с помощью глагола «назначить», и я настаиваю, что это ключевое слово для понимания всей книги Ионы. В начале 2–й главы этой книги было сказано, что Бог «назначил […] большой рыбе проглотить Иону». Сейчас это слово повторяется опять, в 4–й главе, причем три раза в трех стихах подряд[96].

В 6–м: «И назначил Господь Бог клещевину, и она поднялась над Ионой, чтобы над головой его была тень».

В 7–м стихе: «И назначил Бог так, что на другой день при появлении зари червь подточил клещевину, и она засохла».

И в 8–м стихе: «Назначил Бог знойный восточный ветер, и солнце стало палить голову Ионы, так что он изнемог».

Когда Иона «весьма обрадовался» затенившему его кусту, он не понимал, что появление этого куста — лишь начало нового урока в процессе Божественного воспитания. Ибо все «назначения» 4–й главы, от клещевины до знойного ветра (к которым в предыдущих главах добавились сам Иона, кит и буря), призваны напомнить читателю — и самому Ионе, — что Бог, как я уже говорил, пользуется для своих целей самыми разными орудиями, но и большая рыба, и малый червь, и буря на море, и знойный ветер, и пророк, и куст клещевины — все равны в Его планах. Иона, которому, как Елисею, кажется, что близость к Богу дает ему особые права и статус, давно следовало понять, что назначение на должность пророка ничем не выше назначения червя или клещевины на должности подтачивающих или затеняющих и что его «назначение» в Ниневию ничем не отличается от «назначения» рыбы проглотить его самого.

Но повторяется не только это слово. В книге Ионы есть еще два важных повторения. Одно из них: «Лучше мне умереть, нежели жить», — впервые сказанное Ионой Богу в 3-м стихе 4–й главы. И второе: «Неужели это огорчило тебя так сильно?» — впервые сказанное Богом Ионе в 4–м стихе той же главы. Теперь, когда куст засох и Иона страдает от обжигающего зноя, оба они звучат во второй раз. Иона снова говорит: «Лучше мне умереть, нежели жить» (Иона 4, 8), — но на этот раз он имеет в виду реальную угрозу его жизни, а Бог снова спрашивает: «Неужели так сильно огорчился ты?» (Иона 4, 9), — но на этот раз Его вопрос относится не к той обиде, которую Иона ощутил из-за отмены пророчества, а к огорчению Ионы из-за того, что растение, которое давало ему тень, внезапно засохло и погибло.

«Очень огорчился, даже до смерти», — отвечает Иона. Раньше он злился и хотел умереть из-за уязвленного самолюбия. Сейчас он злится и просит смерти из-за физических страданий и страха за свою жизнь. Только сейчас, под лучами губительного солнца, Иона понял, что важнее: жизнь или престиж, — и на что действительно стоит сердиться и жаловаться. И на этот раз Бог даже объяснил ему кое-что из своих мотивов: «Ты сожалеешь о растении, над которым ты не трудился и которого не растил, которое в одну ночь выросло и в одну же ночь и пропало; Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой, и множество скота?»

Это последние слова в книге Ионы. Никто не знает, что произошло с пророком в дальнейшем. Вернулся он домой? Остался ли в Ниневии? Раскаялся ли в своем грехе? Посылал ли его Бог на другие задания? На все эти вопросы у нас нет ответа, и, похоже, они не имеют значения. Что важно, так это чтобы представители Бога, а тем более — те, кто мнит себя Его представителями, — внимательно прочли книгу Ионы и усвоили ее уроки.

Первый смех

Во всей Библии смех раздается лишь один раз, и поэтому первый библейский смех — он же и последний. То был смех двух престарелых и бездетных супругов, Авраама и Сарры, когда им возвестили, что у них родится сын. Авраам засмеялся на несколько абзацев и дней раньше Сарры, и человек педантичный мог бы настаивать, что ему следует присвоить титул «первого засмеявшегося», а ей — «первой засмеявшейся». Но ее смех прозвучал вскоре после его смеха и был порожден той же самой причиной, и потому я описываю их вместе как первый и последний библейский смех.

Понятно, что одновременно этот смех был и первым проявлением еврейского чувства юмора, и приятно видеть, что оно родилось на свет не потому, например, что царь Кедорлаомер (Быт. 14, 9) забыл застегнуть ширинку или моавитянин, амалекитянин и аммонитянин поспорили, кто выпьет больше пальмового вина, а было первым примером еврейской традиции смеха над собой, рождающегося из невезения и горечи. Бесплодие Сарры было для нее и Авраама источником давнего и глубокого огорчения, и тем не менее оба они смогли найти в нем смешную сторону: Аврааму было тогда девяносто девять лет, Сарре — восемьдесят девять, и обещание беременности показалось им неплохой шуткой.

Авраам услышал ее первым, во время увлекательной беседы с Богом (Быт. 17, 1–15). В ходе этой беседы Господь сначала сообщил, что меняет его имя на Авраам, потом повелел ему пройти процедуру, именуемую «обрезанием», а затем добавил, что имя Сара тоже нужно изменить и отныне она будет называться Сарра. И только под конец, словно мельком, как говорят, припомнив некую малозначительную деталь: «Да, кстати, Авраам, чуть не забыл рассказать тебе…» — Господь бросил бомбу: «Я благославлю ее, и дам тебе от нее сына» (Быт. 17, 16).

И Авраам, которого нисколько не взволновало изменение имен и не испугало предстоящее удаление крайней плоти, на эту новость отреагировал замечательно: он свалился на землю от смеха. Так и написано: «И пал Авраам на лице свое, и рассмеялся». Рассмеялся и сказал сам себе: «Неужели от столетнего будет сын? и Сарра, девяностолетняя, неужели родит?» А потом сказал Богу: «О, хотя бы Измаил был жив пред лицем Твоим!»

Измаилу, первенцу Авраама от Агари, было тогда тринадцать. И это упоминание о нем говорит нам, что, отсмеявшись, Авраам посерьезнел и, возможно, даже погрустнел. Он попросил у Бога не играть его чувствами. Не возбуждать в нем ложные надежды на сына от Сарры. По сути, он сказал Ему: «Пусть хоть Измаил будет жив-здоров, мне и того достаточно».