Жак Лe Гофф - Средневековье и деньги. Очерк исторической антропологии

• Название: Средневековье и деньги. Очерк исторической антропологии
• Автор: Жак Лe Гофф
• Издательство: ЕВРАЗИЯ
• Жанр: Культурология
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91852-029-1

Мы представляем отечественному читателю историко-антропологическое исследование Жака Ле Гоффа, посвященное роли денег в средневековье. Автор фокусирует свое внимание на двух аспектах: Первый — это собственно деньги, почти исключительно представленные в ту эпоху в виде монеты (или вернее монет), равно как и все с ними связанное: чеканка, история монетных дворов и видов монет, денежное обращение, становление государственных налоговых систем, появление финансового учета. Второй — это отношение к деньгам: стремление к обладанию ими. к их использованию. Легитимацию и оправдание чему находили как люди, так и государства не смотря на то, какие условия к тому предъявлял доминирующий идеологический институт средневековья — христианская церковь. Деньги не случайно выбраны Жаком Ле Гоффом в качестве предмета исследования: отношение к деньгам выявляет фундаментальное различие менталитетов современного европейского человека и человека средневековья. На примере изменения отношения к богатству, выраженному в денежной форме, автор прослеживает, как в рамках средневекового общества постепенно формируется новое отношение к деньгам, приводящее впоследствии к становлению духа капитализма, столь характерного для современной европейской цивилизации.

---

Эта задолженность, как было сказано, особо поразила крестьян, которые до тех пор владели и пользовались деньгами только в очень ограниченной степени, но во время того, что Марк Блок назвал второй стадией феодализма, из-за превращения многих натуральных повинностей в денежные были вынуждены располагать монетой. В некоторых регионах жизнь в деревне особо способствовала обогащению еврейских ростовщиков, которых все больше сменяли христианские. Но если брать шире, кредиторами в деревне были либо городские христиане, либо богатые крестьяне-христиане, которые в ссудах бедным и задолжавшим собратьям находили возможность повысить доходы, обеспечивая тем самым укрепление класса богатого крестьянства.

В целом эволюция церковных и княжеских нормативов и эволюция менталитета, осуждающего использование денег, были связаны с эволюцией отношения к купцам. Действительно, с XI в., а именно с появлением Божьего мира или государева мира, купцы оказались под защитой церкви и сеньоров, которым надлежало оправдать подобную позицию. Было выдвинуто две главных мотивировки. Первой была польза. Средневековое христианство никогда четко не отличало хорошего и даже прекрасного от полезного. Расширение средств к существованию и жизненных потребностей средневековых людей, особенно в городах, с XII в. мало-помалу оправдали деятельность купцов ее полезностью: купцы поставляли всем или некоторым категориям христиан продукты, в которых те нуждались или которых жаждали. Среди потребностей, если первой, несомненно, было зерно как основа хлеба, основного продукта питания западноевропейцев, не забудем также морскую или рудничную соль, а среди вожделенных продуктов можно упомянуть те, которые имели наибольшую популярность, — пряности, меха, шелк.

 Вторым важным оправданием купеческой прибыли было представление о вознаграждении за труд. С раннего средневековья христианство долгое время презирало труд как следствие первородного греха. Под третьей категорией людей в третичной схеме — laboratores, то есть трудящимися, — имелись в виду по преимуществу крестьяне, которые находились в самом низу феодальной социальной лестницы. Позиция монахов, основных распространителей ценностей в раннем средневековье, была двойственной. Если, в частности, устав святого Бенедикта предусматривал обязательный физический труд, последний был прежде всего формой покаяния, и многие монахи оставляли его братьям-мирянам. Но с XII в. труд стал объектом примечательной переоценки в средневековой системе ценностей и социального престижа, почти одновременно с появлением новой оценки личности и роли женщины, чему способствовал резкий рост популярности культа Девы Марии. Человек, до того изображавшийся в основном как тварь наказанная и страдающая по образу Иова, вновь стал, как напоминала церковь, комментируя книгу Бытия, созданием Бога, сотворенным по Его образу и подобию в ходе Творения, первой работой, сделанной в истории Богом, который, утомившись, почил на седьмой день. Тем самым трудящийся человек становился сотрудником Бога в строительстве мира и старался соответствовать замыслам, которые вынашивал Творец при его создании.

Помимо этих двух ценностей, существенных для реабилитации купцов, а вскоре и ростовщиков, схоласты XIII в. разработали принципы, легитимирующие для заимодавца требование и получение финансовой компенсации, пропорциональной сумме денежной ссуды, — процентов.

Первым оправданием, которое с купца распространилось на кредитора, было понятие риска, на который шел последний. Здесь я расхожусь с Аленом Герро, чьи взгляды на средневековое общество, в целом чрезвычайно убедительные, я ценю. Сильвен Пирон хорошо показал, как термин resicum впервые появился в лексиконе средиземноморских нотариев и купцов в конце XII и начале XIII в. В словарь и в представления богословов-схоластов это слово вошло только через посредство каталонского доминиканца Раймунда де Пеньяфорта, использовавшего его в связи с «мореходным займом» (foenus nаutiсиm)[38]. Люди средневековья долго испытывали перед морем особый страх, и если на сухопутных дорогах путникам грозили сеньоры, жаждущие пошлин за проезд, а еще больше разбойники, особенно при пересечении леса, то самым опасным местом, судя по изображениям и вотивным приношениям, было море. Когда оно не угрожало жизни купца, оно угрожало не допустить благополучного прибытия его товаров, и обилие кораблекрушений еще более, чем пираты, оправдывало в качестве компенсации риска взимание процента, ростовщической прибыли, того, что называлось damnum emergens (положительный ущерб), periculum sortis (риск утраты капитала), ratio incertitudinis (учет неопределенности).

Другим оправданием взимания процентов была либо невозможность извлекать непосредственную прибыль из денег, отданных в качестве ссуды, все время до их возвращения (lucrum cessans, упущенная выгода), либо необходимость компенсировать труд, следствием которого были эти деньги (Stipendium laboris, вознаграждение за труд).

Если, следовательно, такое взимание становилось законным медленно и с трудом, потому что тяжкие обвинения в ростовщичестве и угроза ада для ростовщика в XIII в. по-прежнему были широко распространены, то даже там, где терпели процентный заем, иначе говоря ростовщичество, заимодавец натыкался на другой важный принцип — идею справедливости. В этой сфере ее выражением был в основном умеренный процент. Тем не менее этот процент оставался на уровне, который сегодня сочли бы значительным, — около 20%. Но главное, что во второй половине века отношение к процентному займу, в частности у церкви, колебалось между традиционным желанием осудить и запретить и новой тенденцией оправдать при некоторых условиях. Это видно по трактату «О процентах на капитал» (De usuris), написанному в конце XIII в. одним доминиканцем, вероятно, учеником Фомы Аквинского, — Эгидием из Лесина:

Сомнение и риск не могут изгладить дух наживы, то есть стать извинением процентам с капитала, но когда есть неопределенность, а не расчет, сомнение и риск могут быть приравнены к справедливому суду.

В связи с процентом на капитал некоторые проблемы, касающиеся денег, стали в конце XIII в. в Парижском университете предметом дискуссий в рамках кводлибетов — вида дебатов, позволяющих затрагивать любые темы и, в частности, злободневные. Между 1265 и 1290 гг. самый знаменитый магистр Парижского университета того времени, Генрих Гентский, дискутировал с магистрами Матвеем из Акваспарты, Гервасием из Мон-Сент-Элуа, Ричардом из Миддлтона и Годфруа из Фонтене о временных или постоянных рентах. Спор шел о том, ростовщичество это или нет. Мнения разделились, но эта дискуссия показывает, что именно через проблему ростовщичества и того, на что распространяется это слово, новые экономические реалии, основанные на использовании денег и на денежных оценках, через этический подход проникали в сферу богословия[39].

Если эти проблемы волновали богословов, теперь они мучили также купцов и заимодавцев, которые как христиане хотели непременно избежать ада, но и богатеть тоже. Не так давно я рассказал о их колебаниях в очерке под названием «La Bourse et la Vie» («Кошелек и жизнь»).

Пример этого нового отношения к деньгам возьмем из великолепной работы Кьяры Фругони «Лучшее дело Энрико: Джотто и капелла Скровеньи» (Frugoni, Chiara. L’affare migliore di Enrico: Giotto e la cappella Scrovegni. Torino: G. Einaudi, 2008). Историк показывает здесь, какую необыкновенную перемену претерпел образ семьи Скровеньи благодаря строительству в Падуе капеллы, украшенной фресками Джотто, которое Энрико Скровеньи оплатил в начале XIV в. Семья Скровеньи была падуанскими нуворишами долгого XIII века. Отца Данте поместил в аду среди ростовщиков, сын Энрико продолжил дело отца и даже расширил его, но проявил и caritas, заказав строительство этой капеллы, посвященной Богоматери и беднякам, где Джотто расположил пороки и добродетели в нетрадиционном порядке. Кстати, Энрико, умерший в Венеции в изгнании, в котором оказался по чисто политическим причинам, запомнился как великий благодетель — ростовщик оказался обреченным раю.

В церкви самыми чуткими к этой проблеме вторжения денег были новые нищенствующие ордены — доминиканцы и особенно францисканцы. Спор несколько изменился и в новых формах стал одним из главных в средние века. Как в сфере питания шла великая битва карнавала и поста, в сфере денег шла великая битва между богатством и бедностью.

8. НОВОЕ БОГАТСТВО И НОВАЯ БЕДНОСТЬ

Но эта битва шла между новым богатством и новой бедностью. Мы с вами в веке, где только что произошло то, что я назвал «низведением высших небесных ценностей на бренную землю». Богатство было новым. Это было уже не земельное богатство, богатство сеньоров и монастырей, это было богатство бюргеров, купцов, тех, кого называли ростовщиками и кто скоро станет банкирами. Стоимость этого богатства выражалась в монетах, будь то монеты реальные или счетные.