Валентина Антипина - Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы

• Название: Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы
• Автор: Валентина Антипина
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02812-0

Далеко не всегда мы знаем, что стоит за произведениями знакомых и любимых нами писателей. У каждого из них — своя жизнь, со всеми ее человеческими проблемами и заботами, переживаниями, радостями и несчастьями. Работа Валентины Антипиной исследует материальные обстоятельства, условия жизни и быта целой плеяды советских писателей начала тридцатых — середины пятидесятых годов минувшего столетия. Несмотря на увлекательный характер книги, написана она на сугубо научной основе, что придает ей особую ценность. Ведь история повседневности сравнительно недавно стала выделяться в самостоятельное научное направление, главным объектом изучения которого является человек во всем многообразии его жизненных проявлений. Реконструкция человеческого опыта особенно важна для дальнейшего осмысления нашего прошлого, особенно советской эпохи.

Основное внимание в книге уделено обстоятельствам жизни и деятельности писателей Москвы, отчасти — Ленинграда и периферии. В ней впервые публикуется большое количество архивных материалов и фотодокументов. Книга рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг читателей.

---

Некоторые заболевания происходили из специфики писательского труда. Например, в 1931 году у Вс. Вишневского были установлены явления невроза в форме неврастении[320]. Врач прописал ему физиотерапию и отдых от обычных занятий. В 1938 году у писателя обнаружили ожирение (данные за этот год не обнаружены, но в 1940 году при росте 165 сантиметров он весил 82,2 килограмма[321]) и вегетативный невроз[322]. В 1939 году диагноз звучал так миокардит и ожирение сердца[323]. Доктор назначил литератору диету, которую Вишневский старался настойчиво соблюдать: в его личном архиве обнаружены записи различных диет, пытался он вести и дневник питания. Но писатель так и не смог нормализовать свой вес.

О необходимости похудеть и заняться своим здоровьем писала Вс. Вишневскому в 1936 году его жена: «Я не превращала тебя в калеку. Но я уже 2 месяца слышу от тебя: я устал, нервы не в порядке, слабость… Фогельсон и Ник[олай] Степанович] говорят (Ник[олай] Степанович мне сказал — это ужасно — Всеволод превратился в мешок с жиром! что у тебя здоровое сердце — но страшно ослаблено ожирением. С этим не шутят — нервы тоже ни к чорту. Пока я держусь, я принимаю все трудности на себя, но и я могу свалиться. Жизнь течет своим чередом. Все работают, отдыхают. живут и все исполняют свой долг. Ты довел себя до очень скверного состояния — тебе опасна даже жара. Если б эти два месяца ты ходил бы, похудел — все было уже давно в порядке. Я не могу видеть, как ты на моих глазах из здорового нормального человека превращаешь сам себя в развалину»[324].

С первых дней своего существования ССП столкнулся с другой социальной проблемой: как обеспечить пожилых и помочь неработающим писателям. Этому вопросу была посвящена докладная записка ответственного секретаря групкома писателей М. Юрина, направленная в партком писательской организации 11 января 1935 года. В ней автор затронул судьбу «ряда писателей, которые за последние 5–6 лет или совсем не пишут, или пишут плохо, или даже пишут не плохо, но имеют отрицательную репутацию»[325]. Среди них было немало престарелых литераторов. Все они жили и работали в чрезвычайно тяжелых материальных условиях. По мнению автора докладной записки, таких писателей в Москве насчитывалось около сорока человек.

Об одном из них оставил запись в своем дневнике А. Афиногенов: «Судьба писателя Криницкого — писал много романов, имел собрания сочинений, считался проблемным писателем — и теперь ходит занимает по десяти рублей, оборван, грязен, и как живет — никто не может сказать»[326].

Часто пожилым литераторам помогали вмешательство в их судьбу и хлопоты о них других лиц. Например, о судьбе С. Федорченко — автора романа «Гражданская война» — писала А. Винокурова. По ее мнению, книга была «потрясающей» и лучшей из всего написанного о Гражданской войне. О ней восторженно отзывался М. Горький, но книгу не печатали уже десять лет. С. Федорченко была очень больна и влачила нищенское существование. В течение тринадцати лет она жила в сыром подвале, без водопровода, без уборной, без света. И, несмотря на это, продолжала работать. Надежд на опубликование книги у нее практически не было, потому что, по выражению автора письма, надо было «хлопотать», а она «без ног». Когда А. Винокурова предложила писательнице обратиться в Литфонд, та отказалась: «…зачем я буду просить на бедность, когда я прекрасно могу работать, у меня книга не напечатанная»[327].

Но порой о пожилых писателях просто забывали, и они жили в ужасающей нищете, если о них не заботились родственники или просто добрые люди. Например, судьба Е. Новиковой-Зариной переменилась, когда о ней написал в ССП неизвестный автор[328]. Пожилая писательница жила в Детском Селе вместе с 76-летней нетрудоспособной дочерью. Иногда у них на обед не было ничего, кроме хлеба и воды. Некоторые писатели, в том числе В. Шишков, оказывали ей небольшую материальную помощь. Неоднократно им помогал Литфонд в виде небольших единовременных выплат.

28 июля 1936 года Е. Новиковой-Зариной на заседании Народного комиссариата социального обеспечения была назначена академическая пенсия в 100 рублей[329]. Очевидно, писательнице в этом случае помог ее собственный столетний юбилей, о котором 20 октября 1935 года сообщила «Литературная газета». Из Ленинграда к ней тогда приехали делегации Союза писателей и Литфонда, которые привезли автомобиль подарков. Гости пили чай и слушали захватывающие воспоминания Новиковой-Зариной о былых встречах Ведь она встречалась даже с Александром II, которого просила смягчить участь одного осужденного революционера.

Нередко, чтобы помочь заслуженным престарелым литераторам, руководство Союза писателей обращалось с ходатайствами о назначении повышенных персональных пенсий в соответствующие советские органы. Однако нередко бывало, что в ССП приходили просьбы о повышении пенсий, которые «обосновывались» фактами родства с каким-нибудь великим писателем. Дело порой доходило до абсурда. Например, С. Сергеев мотивировал свою просьбу тем, что А. Пешков провел в семье его родителей самые важные для формирования личности годы[330]. Также он утверждал, что будущий великий писатель сломал ему жизнь, отговаривая в письме от поступления в военную академию. Это письмо было перлюстрировано, и С. Сергеева вынудили уйти в отставку.

По признанию помощника ответственного секретаря ССП Немченко, пенсионное дело в Союзе писателей переживало трудности. Литфонд не желал заниматься этой работой и переваливал ее на Секретариат ССП, который не обладал ни средствами, ни возможностями для решения этой проблемы. Таким образом, «пенсионное дело разделилось, часть лежит без всякого движения в Литфонде, который не желает ими заниматься, часть лежит в Секретариате, где обработка их затруднена отсутствием надлежащего аппарата…»[331].

10 июля 1938 года было принято решение создать при Правлении Литфонда пенсионную комиссию из трех человек и возложить на нее рассмотрение заявлений о пенсиях, руководство подготовкой материалов по пенсионным делам. Кроме этого, в штат аппарата Правления Литфонда вводилась должность инспектора по пенсиям. Он должен был принимать заявления, обследовать бытовые условия лиц, представляемых к персональным пенсиям, передавать все необходимые материалы в комиссию по персональным пенсиям и другие инстанции[332]. Окончательно упорядочивалось ведение пенсионных дел постановлением Президиума Правления ССП от 31 июля того же года. Вся эта работа, для проведения которой расширялся штат юридического бюро, возлагалась на Литфонд. Справочно-библиографический кабинет и соответствующие секции Правления обязывались выдавать Литфонду материал, необходимый для предоставления в правительственную пенсионную комиссию[333].

Отдых под стук машинок

Стук пишущих машинок здесь привычен, никого не удивляет и не раздражает — все знают, что писатели едут в дома отдыха и санатории не только для того, чтобы восстановить силы и поправить здоровье. Благоприятная обстановка способствует и творческой работе.

Идея организации домов отдыха для литераторов появилась еще до создания Союза писателей, но тогда еще не было необходимой материальной базы для их строительства. Первоначально имевшиеся и вновь открывавшиеся базы отдыха делились на санатории, где писателям предоставляли возможность восстановить здоровье с помощью лечебных процедур, дома отдыха и дома творчества, в которых пытались создать наилучшие условия не только для отдыха, но и для творческой деятельности литераторов, что, впрочем, иногда удавалось. В целом же такое деление оказывалось весьма условным, и писатели занимались и в домах отдыха, и в санаториях тем, что считали для себя на тот момент более важным: одни — отдыхали и лечились, другие — работали.

Летом 1932 года Ленинградское отделение Литфонда открыло собственный дом отдыха в Коктебеле, где каждый месяц могли отдыхать 25 человек[334]. Однако на всех писателей города было выделено всего семь путевок, четыре из которых — на зимние месяцы. Мосгорком получил на лето путевки в Крым, на Кавказ и в подмосковные санатории для больных туберкулезом, нервными и сердечно-сосудистыми заболеваниями[335].

В том же номере «Литературной газеты», где было рассказано о проблемах отдыха писателей Ленинграда, была опубликована заметка «В Малеевке стало лучше, но еще не стало хорошо»[336]. Автор отмечал улучшение рациона питания в старейшем подмосковном доме отдыха, коснулся проблем строительства нового дома в 25 комнат — его планировалось сдать к июлю 1932 года, но строители не уложились в срок.

29 июля 1932 года в «Литературной газете» появилась заметка С. Пельсон «В Малеевке не стало лучше»[337], которая была ответом на опубликованный ранее материал. Ее автор утверждал, что предыдущая заметка была написана на основании сведений, предоставленных горкомом писателей, но в реальности положение дел резко отличается от официальной точки зрения. Добираться в дом отдыха было очень утомительно: от Москвы два с половиной часа езды на поезде до станции Дорохово. Путь от станции в 15 километров можно было преодолеть на лошадях или пешком. К приходу московской электрички на станцию прибывали два-три ямщика, и, несмотря на то что они сажали по двенадцать человек в экипаж (надо отметить, вместе с багажом), этого все равно было явно недостаточно. Даже если писателю удавалось занять там место, на этом его злоключения не кончались, так как, проехав в жутких условиях тринадцать километров, ему необходимо было еще полтора километра идти пешком и тащить на себе багаж Это происходило из-за того, что маршрут рузских ямщиков не предусматривал поворот на Малеевку, а горком писателей не организовывал централизованную доставку писателей. Но и благополучное прибытие на место еще не гарантировало начала отдыха, так как в доме отдыха могло не оказаться свободных мест, потому что в горкоме писателей раздавали путевки без учета реальной пропускной способности Малеевки.