Адельберт Шамиссо - Путешествие вокруг света

• Название: Путешествие вокруг света
• Автор: Адельберт Шамиссо
• Издательство: Наука
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1986

Автор — выдающийся немецкий писатель и естествоиспытатель — рассказывает о кругосветном плавании на борту русского брига «Рюрик» (1815–1818) под командованием капитана О. Коцебу. В своих путевых заметках он подробно описывает нравы и обычаи коренных жителей островов Тихого океана, рассказывает о встречах на Камчатке, Аляске, Алеутских, Сандвичевых и других островах. В яркой художественной форме он рисует картины повседневной жизни экспедиции, героическую борьбу с трудностями ее участников.

---

F однажды на экскурсии, где я был с провожатым, нам встретилась на пути широкая, спокойная река. Мой проводник, житель Оваи, вошел в нее — вода не доходила ему до груди. Мне пришла в голову мысль — мне, не умеющему плавать,— переплыть на ту сторону. Попробовал, и — смотрите-ка! — вода понесла меня, я стал двигаться вперед. И тут подумал: а неплохо бы показать людям, что хотя ты и не мастер в их деле, но все же кое-что можешь. Непрерывный смех, все громче раздававшийся с берега, пробудил меня от грез. Когда я обернулся, чтобы узнать, в чем, собственно, дело, то увидел, что берег густо усеян людьми. Они сбежались посмеяться над смешным канака хаоре (белым человеком), который, вместо того чтобы поступить разумно и перейти реку вброд, прилагает чудовищные усилия, показывая свое неумение. Но в этом смехе не было ничего враждебного. Смех — это право человека: каждый смеется над каждым, будь он король или простой смертный, не обращая внимания на обстоятельства. О других забавных случаях я расскажу в свое время.

«Ароа!»— широко распространенное мирное приветствие. На каждое «ароа!», обращенное к кому-нибудь, следует ответное «ароа!», и люди продолжают путь, не оглядываясь. Как-то раз, отправившись собирать растения из Хана-руру, я пошел к посадкам таро и обратил внимание на то, что дома уже кончились, но приветствия все еще слышались, хотя ни справа, ни слева никого уже не было. «Ароа!» — непрерывно звучало на все лады, и я чистосердечно отвечал. Незаметно оглянувшись, я увидел, что за мной следовала целая толпа ребятишек, которых забавляло, как канака хаоре без конца повторяет: «Ароа!» «Ну погодите!» — подумал я и, терпеливо выслушивая приветствия и отвечая на них, по шел дальше вместе с сопровождавшей меня детворой, через рвы, изгороди, канавы и земляные насыпи до полей таро. Потом, неожиданно обернувшись и подняв руки, я с ужасным ревом кинулся на ребят. Перепугавшись, они бросились наутек, натыкаясь друг на друга и падая в канавы. Я смеялся над ними, они хохотали, мы расстались друзьями: «Ароа!»

Во время прогулки по плодородной долине за Хана-руру на берегу одного из водоемов, где выращивали таро, я нашел красивое растение, которое, казалось, раньше никогда не встречал, и сорвал для себя несколько экземпляров. За этим занятием меня застал местный житель, он стал ругать и срамить меня, и мне лишь с трудом удалось его успокоить. Об этом случае я рассказал Марини и показал ему растение. Местный житель был его арендатор, а растение оказалось рисом. После нескольких неудачных попыток в этом году рис впервые дал здесь зеленые побеги. Пусть посмеется надо мной любой ботаник, однако и у него, возможно, дело обстояло бы не лучше. Я не смог определить гербарный экземпляр Oryza sativa{167}.

Лианы на Сандвичевых островах, в отличие от похожих на деревья гигантских лиан Бразилии, представлены корнеобразными и вьющимися видами бобовых. Здешние лианы сплетают свои сети над низкими зарослями, и однажды в горах, в стороне от тропинки я ступил ногой в сеть из лиан и, когда хотел пройти дальше, обнаружил, что повис, как в гамаке, над пропастью у скалистого обрыва.

29 ноября нас по приказу Тамеамеа впервые снабдили продовольствием, доставив в изобилии овощи и фрукты, какие только растут на этой земле, а свиней прислали столько, что мы не могли съесть и половины; остальных пришлось либо съесть потом, либо взять с собой живыми.

Капитан решил в этот день сделать план гавани Хана-руру и приказал Хромченко установить в различных пунктах шесты с сигнальными флагами. Местные жители взялись за оружие, предвкушая праздник битвы, ибо этот веселый народ охоч до оружия и у него давно уже не было подобной забавы. Хаул-Ханна, которого, к счастью, предупредили заранее, вмешался в дело, успокоил Каремоку, сам отправился на корабль, дабы известить капитана, и стал нашим добрым ангелом. Все, напоминавшее флаги, тотчас же исчезло, и война не состоялась.

30 ноября по приглашению капитана Каремоку и наиболее знатные вожди — Теимоту, брат королевы Кахуману, Хаул-Ханна и другие — прибыли к нам на обед. Каремоку держался дружелюбно и встретил капитана мирным приветствием. Многие гости были одеты в европейскую одежду, по самой новейшей моде и выглядели вполне прилично. За столом их поведение являло собой образец благопристойности и хороших манер. Мы же оказались невежами, ибо известно, что правила хорошего тона основаны на знании нравов и обычаев тех, кого собираешься принимать у себя. Однако свинья, чье мясо мы предложили нашим гостям, не была предварительно освящена в мараи и, значит, не годилась в пищу, как и все, что жарилось и варилось вместе с ней на огне. По сухарю и по стакану вина — вот то немногое, что наши гости могли себе позволить. Они вынуждены были ограничиться тем, что смотрели, как мы едим, не имея даже возможности беседовать с нами: таково было наше гостеприимство. При этом они держали себя лучше, чем, вероятно, держали бы мы себя на их месте, и претворяли свою добрую волю в дела. Каремоку выпил («Ароа!») за русского императора; последовало «Ароа!» за Тамеамеа, и мы стали добрыми друзьями.

Тем временем несколько прибывших на корабль женщин пили вино и опьянели, чего никогда не позволит себе порядочный житель Оваи. Надо сказать, на кораблях не столь строго соблюдают табу, как на суше, где женщинам под страхом смерти запрещено входить в помещение, в котором едят мужчины.

Написанный Хорисом очень похожий портрет Тамеамеа имел исключительный успех. Все с радостью узнавали его. Не забуду одну черту, весьма характерную для нравов народа Оваи. Художник нарисовал рядом с королем женщину из средней касты. Г-н Юнг, посмотревший рисунок первым, нашел такое соседство настолько сомнительным, что посоветовал нашему другу или разделить их, или никому не показывать. Поэтому, прежде чем показать портрет короля другим жителям Оваи, лист разрезали. Хорис сделал с этого весьма удачного портрета несколько копий. Когда мы на следующий год приехали в Манилу, портрет уже приобрели американские купцы и, размножив его в китайских художественных мастерских, открыли торговлю. Хорис привез с собой в Европу один экземпляр портрета, сделанный в Китае.

На заходе солнца 30 ноября начался праздник табу-пори, который должен был закончиться на третий день с восходом. Побуждаемый любопытством, желая присутствовать при самых священных мистериях культа Оваи, я обратился к Каримоку, который тут же пригласил меня; я был его гостем в его мараи в течение всего праздника. В 4 часа он покинул корабль, и до захода солнца я был у него.

Не буду здесь подробно рассказывать о молитвах и священных обрядах, уже описанных прежними путешественниками; скажу только: по сравнению с царящим там весельем веселье наших балов-маскарадов напоминает похоронную процессию. Религиозные церемонии занимают всего несколько часов. Как и при католическом богослужении, народ в нужное время присоединяется к пению ведущего службу пастыря. В промежутках все очень весело беседуют, вкусно едят, причем меня обслуживали персонально на европейский манер, дали мне печеное таро вместо обычной каши. Во время обеда, равно как и беседы, люди лежат в два ряда на устланном матами настиле, головами к разделяющему их центральному проходу, ведущему к двери. Еду накладывают на банановые листья, откуда ее руками отправляют в рот; вязкую кашу из таро, заменяющую хлеб, слизывают с пальцев. Воду для умывания подают до и после еды. Факелы, пропитанные маслом из плодов кукуи (Aleurites triloba){168}, укрепленные на палочках, дают ночью очень яркий свет. Все это происходит в мараи так же, как дома. Того, кто хочет удалиться из священного места, сопровождает мальчик, несущий в руке маленький белый флажок, чтобы предупреждать всех встречных. Женщину, которой кто-либо коснулся, следует немедленно убить; мужчины подвергаются такому обособлению только в мараи.

Хорис в своем «Живописном путешествии» (табл. V— VIII) зарисовал храмового идола на Ваху. Тип, повторяющийся в табл. VI, 4; VII, 3 и 4; VIII, 1 и 3{169}), в то же время и иероглифический, представляется мне древним и народным. К тому же типу принадлежит и украшенная красными перьями фигура корзинщика, которая хранится в самом священном месте мараи и выносится во время праздника табу-пори. Широкий рот полон настоящих, думаю, собачьих зубов. В перерыве двое юношей поднесли ко мне фигуру, чтобы я мог ее получше рассмотреть. Желая узнать границы дозволенного, я потрогал зуб божества. Но человек, несший фигуру, резким движением захватил ртом фигуры мою руку. Испугавшись, я быстро отдернул ее, и все стали без удержу хохотать.

Обряды, которые я наблюдал тогда, теперь на этих островах уже не совершаются, и язык религиозных церемоний умолк. Никто и не подумал о том, чтобы исследовать и спасти от забвения то, что могло бы помочь понять, как действуют законы этого народа, пролить свет на его историю, а может быть, на историю человечества, разгадать ту сложную загадку, которую предлагает нам Полинезия. Действительно, румянцевская экспедиция могла бы получить ценные для науки данные, если бы добросовестный, усердный наблюдатель мог провести год на этих островах. Но ты проносишься по свету, как пушечное ядро, и возвращаешься домой лишь со сведениями о вершинах гор и глубинах морей. Когда я попросил у капитана разрешения остаться здесь до прихода «Рюрика», он ответил, что не будет удерживать меня — я волен оставить экспедицию, когда мне будет угодно.