Владимир Корвин-Пиотровский - Поздний гость. Стихотворения и поэмы

• Название: Поздний гость. Стихотворения и поэмы
• Автор: Владимир Корвин-Пиотровский
• Жанр: Поэзия
• Год: 2012
• ISBN: 978–5–91763–110–3

Поэт первой волны эмиграции Владимир Львович Корвин-Пиотровский (1891–1966) — вероятно, наименее известный из значительных русских поэтов ХХ века. Он играл немалую роль в период краткого расцвета «русского Берлина», однако и позднее оставался заметной фигурой в других центрах русской диаспоры — Париже и Соединенных Штатах. Ценимый еще при жизни критиками и немногочисленными читателями — в том числе Бердяевым, Буниным, Набоковым, — Корвин-Пиотровский до сих пор не обрел в истории русской литературы места, которое он, несомненно, заслужил.

Собрание сочинений В. Л. Корвин-Пиотровского выходит в России впервые. Помимо известного двухтомного собрания «Поздний гость» (Вашингтон, 1968), не успевшего выйти при жизни поэта, оно содержит произведения, которые автор, опубликовав в ранние годы творчества, под конец жизни не признавал, а также значительное количество никогда не публиковавшихся стихотворений.

---

1937

ЛУНА-ПАРК

Взлетела яркая ракета
И с треском лопнула. И вдруг
Весь зримый мир, весь древний круг
Распался на осколки света.

Всё с громом рухнуло за нею,
В глухую закатилось ночь, —
Качели откачнулись прочь,
И черный тополь стал чернее.

Внезапной вспышкой огневою
Ослеплена, оглушена,
Душа в паденье дуговое
Как в черный вихрь увлечена.

И, пробудясь, уже не сразу
Земную скудость узнает, —
Крутую арку в пятнах газа,
Высокий тополь у ворот…

1937

* * *

На шумных братьев не похожий,
Весь день прихода ночи жду,
А ночью слушаю в саду,
Как вызревает слово Божье.

В мерцанье лунного столба
В густой листве таится лира,
И ствол недвижный — как труба,
В которой замкнут голос мира.

Вот резвый ветер налетит —
И заиграет мрак привольный,
Всколышется, зашелестит
И бурным пеньем возвестит,
Что ныне молвит Безглагольный.

1937

* * *

Как часто на любовном ложе,
Целуя милые уста,
Мы думаем всё то же, то же, —
Душа ленива и пуста.

Обласканные нами плечи
Как бы царапаем зрачком
И страстные лепечем речи
Чужим враждебным языком.

И беспокойно шарит — бродит
В сосущей темноте рука,
И нужных спичек не находит,
Не зажигает огонька, —

Но в дебрях столика ночного,
Где наспех брошено белье,
Дрожа, ощупывает снова
Старинной бритвы лезвие —

А утром, ночь припоминая,
Мы медленно глотаем стыд
Иль плачем холодно навзрыд —
О, бедная душа земная!

1937

* * *

На берегу большой реки
С одеждой оставляю тело.
Дрожат и шепчутся несмело
Над гладью водной тростники.

И вот — переступил черту,
В речном тумане молча таю
И уплываю, уплываю
В ликующую пустоту.

Так это смерть? Но ясный день
В меня проник теплом и светом,
И ночь моя — простая тень
В простом и светлом мире этом.

Всё — глубина и синева,
Слегка одетая волною,
И только узкая трава
Плывет, качается со мною.

Здесь каждый стебель полон мной,
И всё полно моим дыханьем,
Я проливаюсь в мир иной
Одним безбрежным колыханьем.

Колеблюсь в зыбкой глубине,
Влекусь за облаком бегущим,
И жалость смутная во мне
Ко всем усопшим и живущим.

1937

* * *

Когда с работы он идет,
Устало разминая ноги,
Когда у стойки пиво пьет,
Бранит погоду и налоги, —

Кто в резких бороздах чела
Отыщет след страстей мятежных?
Кто в черноте одежд небрежных
Узнает тусклый след крыла?

Увы, над гулкой бездной мира
Тысячелетия прошли,
Изгнанник вольного эфира
Стал пленным пасынком земли.

Блеск рая, грозный мрак паденья —
Зарыты в мутных тайнах сна, —
Земная жажда разрушенья
Земной душе его дана.

И часто, заглушая речи
Праздновраждующих сторон,
В трескучий говор человечий
Как нож вонзает слово он.

И снова в кабачке убогом,
Старинный спор не разреша,
В единоборство с мертвым Богом
Вступает мертвая душа.

Его никто не прерывает,
Ответный голос не звучит,
Внимательная ночь молчит, —
Но солнце в мире убывает.

1937

СИВИЛЛА

Весь день молола нянька вздор, —
Ребенку будет очень худо,
Недаром с некоторых пор
Ей снятся голоса «оттуда».
И правда, в дом вошла беда —
Ребенок умер от желтухи,
Не глядя на ночь, господа
Прогнали вещую старуху.
Она простилась кое-как,
Не причитала и не выла,
В ночную стужу, в дождь и мрак
Ушла косматая Сивилла.
А ветер ей слепил глаза,
Срывал со свистом покрывало —
Как будто в мире бушевала
Пророчеств тайная гроза.

1938

* * *

В зеленом зареве листа,
В губах, и в воздухе, и всюду
Такая легкость разлита,
Такое трепетное чудо!
Струится золото и медь,
Сияют розовые клены, —
Так просто жить и умереть,
Благословляя все законы.
Осенний жар, осенний хлад
Загаром обдувает щеки, —
Каких потерь, каких наград
Незабываемы уроки?
И этот день, — не всё ль равно,
Что будет к вечеру иль к ночи?
Что не иссякло — то полно,
А радость горя не короче.

1938

* * *

Бегу пустыней переулка
И рассуждаю сам с собой,
И, камнем отраженный гулко,
Мой голос кажется трубой.

— Ну, что же, наступили сроки?
— Где эти ангелы твои?
А ветер бороздит мне щеки
Ожогом ледяной струи.

И ангел бронзовый на башне,
Обросший инеем и льдом,
День этот, как и день вчерашний,
Возносит в сумерки с трудом.

* * *

Недаром целый день вчера
Снаряды падали так близко,
И из-за черного бугра
В тумане возникала вспышка.
Враги сегодня тут как тут,
Всё поле трупами пестреет,
И через несколько минут
Нас пулемет соседний сбреет.
— Картечь, картечь! — Уже замки
Дают отказ и заедают,
Уже голодные штыки
О чьем-то жребии гадают, —
Но вдруг из ближнего леска
Как будто холодком пахнуло,
И чья-то чуждая рука
Прикладом сломанным взмахнула,
Кольцом торжественно блеснула,
И грудь моя исподтишка
Глотнула ветер — и вздохнула…
Летит уланский эскадрон,
Атака дочиста отбита,
И, заглушая боль и стон,
Смех обступил со всех сторон —
И смерть до вечера забыта.
Иду и воздух пью сосновый,
Считаю листья на сучках,
Лазурь томится в облаках
Весной неповторимо-новой…
Нет, сердце никогда не билось
С такой блаженной полнотой,
Мой прошлый день — лишь сон пустой,
В нем смерть моя — еще не снилась.

1937

СТИХИ К ПУШКИНУ

1

Не спится мне. Не знаю почему —
Лежу всю ночь и комкаю подушки,
Всю ночь гляжу в изменчивую тьму,
И вот — из тьмы ко мне приходит Пушкин.
— Скакал всю ночь, цыганская судьба.
Он бросил плащ и улыбнулся хмуро.
— На сорок верст случайная изба,
— Но даже в ней жандармы и цензура.
О, легкий взлет горячечной мечты, —
Мне сладостно в жестокой лихорадке
Запоминать и смуглые черты,
И разговор, текущий в беспорядке.
— Берлин? Еще бы; так и в старину,
— Российской музе странствовать не внове,
— И я свершил прогулку не одну,
— Был и Кавказ, и служба в Кишиневе. —
Стучат часы. Бессонница и бред,
Ползет рассвет, медлительный и скучный —
Уж колокольчик замер однозвучный,

И в коридоре топает сосед.
2

Шарлоттенбург, Курфюрстендам, — не верю, —
Я выдумал, проснусь и не пойму. —
Спой песенку, задумчивая Мэри,
Как пела Дженни другу своему. —
Блестит асфальт. Бессонница как птица,
Во мглу витрин закинула крыло, —
Вон, в зеркале, бледнеет и томится
Еще одно поникшее чело.
За ним — другой. Насмешливый повеса,
Иль призрак ночи, иль убийца? Что ж,
Когда поэт на Пушкина похож,
То тень его похожа на Дантеса.

3

Немудрено. Ведь рифма не в фаворе,
На почтовых и думай, и строчи —
В фельдъегери поэта! Поскачи, —
В Сибирь, к цыганам, к немцам, — что за горе?
Так исстари. Такая участь наша,
И умереть спокойно не дадут;
Лет через сто — потомков правый суд,
А в настоящем — ссылки да Наташа.
Гони, ямщик. Добраться б до корчмы,
Лучину вздуть и переправить строки.
Уже метель запела о Пророке,
И ветер жжет лобзанием Чумы.

4

Час замыслов. Работа бьет ключом.
Час поздний муз. Скрипят тихонько двери.
Косая тень склонилась над плечом, —
Он снова здесь, задумчивый Сальери.
Вошел — и замер. Чопорный сюртук
Без пятнышка, перчатки без изъяна;
В глазах — зима. Но в нервном взлете рук
Вся музыка, все ритмы Дон Жуана. —
— Поймете ль Вы?
— О, знаю, он поймет,
Но не простит. Плотней задернет шторы
И с нежностью, с отчаяньем вольет
В напиток мой последний дар Изоры.

5

Да, им легко. Одна забота —
На сердце наложить печать,
В минуту гнева промолчать,
Друг в друге вызывать зевоту.

Несложный круг, пустое дело,
И даже солью клеветы
Не сдобрить пресной пустоты,
Что этим миром овладела.

Но если изредка, случайно,
К ним ветер гостя занесет,
Чья речь звучит необычайно,
Чей взор глядит с иных высот,

Чей путь проходит стороною,
Поближе к безднам и звездам, —
Какая ненависть волною
Вскипает по его следам!

И если он слегка запнется,
Смутится яростной молвой, —
Какая буря пронесется
Над обреченной головой!

Поэт. Клонясь над водопадом,
Не пей обманчивой струи,
Но утоли змеиным ядом
Уста засохшие твои.

От колыбели до могилы
К горчайшим ядам привыкай
И всё, что лживым взорам мило,
Правдивым взором не ласкай.

Беги людей. Не их судьбою
Живет твой одинокий стих;
Лохмотья жалких риз твоих
Пусть делят музы меж собою.

6

Гляжу на смуглые черты,
На чуть приплюснутые губы —
Быть может, север слишком грубо
Не ценит южной красоты.

О, как пленительно глядят
Глаза из-под бровей широких,
Какой живой и умный яд
Обжег морщинистые щеки —

Должно быть, правда, тяжело
Стремиться к тропику родному,
Склоняя жаркое чело
Навстречу ветру ледяному.

Любовь двойная жестока,
Кто вынесет любовь двойную?
Нева прекрасна, но близка, —
Мечта творит Неву иную.

Сердцам ленивым красота
И не нужна, и не доступна,
Затем — высокая мечта
Всегда чужда, всегда преступна.

Они дарят свою любовь
Лишь мертвецам, и нет им дела,
Что ими пролитая кровь
Давно к любви их охладела.

Всё те же мы. И так же лгут
Уста холодные и злые,
И так же мало сердце жгут
Нам осуждения былые.

Мы не прощаем, не простим,
Нам ненавистен лик поэта,
Мы из притворства погрустим,
Но не опустим пистолета.

СТИХИ О ВДОВЕ *