Сергей Есин - Смерть титана. В.И. Ленин

• Название: Смерть титана. В.И. Ленин
• Автор: Сергей Есин
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-012003-6, 5-271-04182-4

Книга известного современного писателя Сергея Есина представляет собой, по словам автора, "первый психологический роман о жизни Владимира Ильича Ленина (преимущественно в форме гипотетических монологов главного героя и ближайших его соратников), гениальность которого, отрицаемая в наше постсоциалистическое время, будет подтверждена потомками".

---

«Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой! И это так больно. Я знаю, я чувствую, никогда ты сюда не приедешь! Глядя на хорошо знакомые места, я ясно осознавала, как никогда раньше, какое большое место ты еще здесь, в Париже, занимал в моей жизни, что почти вся деятельность здесь, в Париже, была тысячью нитей связана с мыслью о тебе. Я тогда совсем не была влюблена в тебя, но и тогда я тебя очень любила. Я бы и сейчас обошлась без поцелуев, только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было бы радостью — и это никому бы не могло причинить боль. Зачем меня было этого лишать? Ты спрашиваешь, сержусь ли я за то, что ты «провел» расставание. Нет, я думаю, что ты это сделал не ради себя.

Много было хорошего в Париже, и в отношениях с Н. К., в одной из наших последних бесед она мне сказала, что я ей стала дорога и близка лишь недавно. А я ее полюбила почти с первого знакомства. По отношению к товарищам в ней есть какая-то особая чарующая мягкость и надежность. В Париже я очень любила приходить к ней, сидеть у нее в комнате. Бывало, сядешь около ее стола — сначала говоришь о делах, а потом засиживаешься, и утомляешь ее. Тебя я в то время боялась пуще огня. Хочется увидеть тебя, но лучше, кажется, умерла бы на месте, чем войти к тебе, а когда ты почему-либо заходил в комнату Н. К., я сразу терялась и глупела. Всегда удивлялась и завидовала смелости других, которые прямо заходили к тебе, говорили с тобой. Только в Лонжюмо и затем следующую осень в связи с переводами и пр. я немного попривыкла к тебе. Я так любила не только слушать, но и смотреть на тебя, когда ты говорил. Во-первых, твое лицо так оживляется, и, во-вторых, удобно было смотреть, потому что ты в этот момент ничего не замечал…»

Переживем это прекрасное письмо и возвратимся к такой выразительной реплике Сталина в разговоре с Н. К. Крупской.

Отдельные непроверенные данные говорят, что сказано было круче: «Мы найдем Владимиру Ильичу новую вдову». Или это было сказано по поводу некоторых активных выступлений Крупской после смерти Ленина? Но тот знаменательный декабрьский разговор подействовал на Надежду Константиновну не живительным образом. Мария Ильинична, сестра Владимира Ильича, в своих, до нашего времени не публиковавшихся, воспоминаниях писала: «Разговор этот чрезвычайно взволновал Крупскую, нервы которой были натянуты до предела, она была не похожа на себя, рыдала».

Но как ни велики в тот момент были обида и женское ревнивое чувство, Надежда Константиновна об этом разговоре Ленину ничего не сказала. И все же я полагаю, что в сердцах какие-то слова в адрес Сталина были тем не менее произнесены, может быть, что-то другое, конкретное, может быть, бытовое. Например, о заплаканных часто глазах Аллилуевой, жены генсека.

О Сталине довольно много ходило пересудов между кремлевскими квартирантами. Так, например, Троцкий описывает, попутно комментируя, сцены, связанные со старшим сыном Сталина.

«Ретроспективный взгляд на детство Иосифа Джугашвили способно бросить детство Якова Джугашвили, протекавшее в Кремле на глазах моей семьи. Двенадцатилетний Яша походил на отца, каким его представляют ранние снимки, не восходящие, впрочем, раньше 23 лет; только у сына в лице было, пожалуй, больше мягкости, унаследованной от матери, первой жены Сталина. Мальчик Яша подвергался частым и суровым наказаниям со стороны отца. Как большинство мальчиков тех бурных лет, Яша курил. Отец, сам не выпускавший трубки изо рта, преследовал этот грех с неистовством захолустного семейного деспота. Может быть, воспроизводя педагогические приемы Виссариона Джугашвили? Яша вынужден был иногда ночевать на площадке лестницы, так как отец не впускал его в дом. С горящими глазами, с серым отливом на щеках, с сильным запаха табака на губах, Яша искал нередко убежище в нашей кремлевской квартире. «Мой папа сумасшедший», — говорил он с резким грузинским акцентом».

Может быть, в разговоре, спровоцировавшем сталинскую грубость, действительно звучало что-то подобное. Тем не менее все это лишь попытки понять, почему Ленин, как бы закончивший в своем «Завещании» политические характеристики вождей, вдруг снова возвращается к личности Сталина.

В новой ленинской диктовке бьется что-то неожиданное. Уже в адресном отсыле этой расшифрованной и перепечатанной на машинке стенограммы к другой дате — «Добавление к письму от 24 декабря 1922 года» — Ленин бьет в точку. На этот раз он диктует Лидии Фотиевой, которая, конечно, прочла записи в Дневнике о категорической секретности именно этих материалов.

«Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общении между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого, это такая мелочь, которая может получить решающее значение».

Не будем сосредоточиваться на предательстве ленинского секретаря Лидии Фотиевой. Именно через нее, как утверждают исследователи, мгновенно утекает к Сталину все, о чем пишет и говорит Ленин. Он требует особым образом хранить его документы, запечатывать их в конверты сургучными печатями, но все это не помогает. От домашнего вора не убережешься.

Меня всегда поражало собрание мемориальных досок на фасаде знаменитого московского Дома на набережной. Если когда-нибудь будете в этом районе, обязательно вчитайтесь в их тексты и вдумайтесь в судьбы этих людей. Как же они предавали друг друга, эти соратники! Среди досок есть мемориальная доска ленинского секретаря Лидии Фотиевой, умершей в 94 года. Я даже помню ее рассказы и воспоминания, звучавшие по радио. Среди них только никогда не было этих щекотливых деталей из ее биографии. После нее осталось одно неизъятое письмишко, которое характеризует сложившуюся вокруг больного Ленина атмосферу. Не успели остыть секретная диктовка письма к съезду и затвердеть сургуч на печатях, как управляющий клан, то есть люди, которым Ленин и давал характеристики, против которых было направлено острие его критики, уже знали о содержании. От вождя к вождю. Круг заинтересованных лиц расширялся. О положении маленькой Фотиевой, о ее репутации никто не подумал. И тогда она сама решила позаботиться о себе. Так легко быть раздавленной между жерновами! Она хорошо знала, по какой цепочке могут пройти слухи, и она пишет письмо Каменеву:

«Товарищу Сталину в субботу 23 декабря было передано письмо В. И. к съезду… Между тем уже после передачи выяснилось, что воля В. И. была в том, чтобы письмо хранилось строго секретно в архиве и могло быть распечатано только В. И. или Крупской… Я прошу товарищей, которым стало известно это письмо… смотреть на него как на запись мнения В. И., которое никто не должен знать».

Лихая была девушка эта помощница Ленина.

Все работы, написанные Лениным в тревожное время между приступами болезни, которая производила структурные изменения у него в мозгу, — вспомним, однако, до последнего этапа он не терял профессионального интеллекта, — все эти работы изучались в советских институтах. Плохо изучались, а если бы хорошо, возможно, не понадобилась бы перестройка, и растерянный Горбачев знал бы, что делать с огромной державой, а просто невежественный Ельцин не стал бы инициатором ее развала по Беловежскому соглашению, спровоцировавшему претензии Чечни на полную независимость.

Эти ленинские работы говорят о тех проблемах, которые уже виделись Ленину, но встанут как общенародные значительно позже. Они написаны в латентный, скрытый период наших экономических, политических трудностей, рождающих межнациональные трения. Так опасная болезнь тлеет внутри крови, а потом вспыхивает тяжелой сыпью.

Политика — это расширение ЦК в надежде, что этот высший политический орган никогда не превратится в семью, в партийную олигархию, диктующую свои личные и корыстные условия остальному обществу.

Экономика — это новый Госплан, начиненный не только бюрократической волей, но и большим числом настоящих (а не по происхождению или по красноармейской дружбе), дотошных и в высшей степени грамотных специалистов.

«Я замечал у некоторых из наших товарищей, способных влиять на направление государственных дел решающим образом, преувеличение администраторской стороны, которая, конечно, необходима в своем месте и в своем времени, но которую не надо смешивать со стороной научной, с охватыванием широкой действительности, способностью привлекать людей и т. д.»