Александр Дюма - Графиня де Шарни

• Название: Графиня де Шарни
• Автор: Александр Дюма
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-7287-0031-4

«Графиня де Шарни» — историко-приключенческий роман французского писателя Александра Дюма, написанный в 1853–1855 годах. Является частью цикла «Записки врача» и продолжением романов «Жозеф Бальзамо», «Ожерелье королевы» и «Анж Питу». Роман завершает историю Андре де Шарни, доктора Жильбера, их незаконнорожденного сына Себастьена и крестьянина Анжа Питу.

_{Иллюстрации Е. Ганешиной}

---

У Питу все поплыло перед глазами. Он выронил шляпу. Возможно, бедный влюбленный и сам бы рухнул возле нее, если бы в эту саму минуту не раздался сильный шум, а вслед за ним со стороны улицы Суасон не донесся угрожающий гул.

Какова бы ни была причина этого шума, Питу был рад возможности выйти из затруднительного положения.

Он высвободил свою руку, поднял с земли шляпу и бросился к своим людям, крича на бегу: «В ружье!»

Сейчас мы расскажем читателю, что было причиной шума и угрожающего гула.

Всем было известно, что аббат Фортье должен был провести торжественную службу на алтаре отечества, а для этого священные сосуды и другую церковную утварь: крест, хоругви, подсвечники — необходимо было перенести из церкви к новому алтарю, выстроенному на городской площади.

Приказания, касавшиеся этой части церемонии, отдавал мэр города г-н де Лонпре.

Как помнит читатель, г-н де Лонпре уже имел дело с аббатом Фортье, когда Питу с приказом г-на де Лафайета в руке попросил вооруженной поддержки для захвата оружия, укрываемого аббатом.

Итак, г-н де Лонпре знал, как и все, характер аббата Фортье. Ему было известно, что аббат бывает своевольным и упрямым, а в раздражении может дойти и до исступления.

Он подозревал, что у аббата Фортье остались не самые приятные воспоминания от вмешательства мэра в дело с оружием.

И вот, вместо того чтобы лично отправиться к аббату Фортье и обратиться к нему как представитель гражданской власти к представителю власти духовной, он ограничился тем, что отправил достойному служителю Божьему программу праздника, в которой говорилось:

«Параграф 4. Служба будет проведена на алтаре отечества аббатом Фортье; она начнется в десять часов утра.

Параграф 5. Священные сосуды и другая церковная утварь стараниями аббата Фортье должны быть доставлены из церкви Виллер-Котре к алтарю отечества».

Секретарь мэра из рук в руки передал программу аббату Фортье, тот с насмешливым видом пробежал ее глазами и столь же насмешливо проговорил:

— Прекрасно!

К девяти часам, как мы уже сказали, на алтарь отечества принесли ковер, занавески, скатерть и картину с изображением Иоанна Крестителя, проповедующего в пустыне.

Недоставало лишь подсвечников, дароносицы, креста и другой церковной утвари.

В половине десятого всего этого еще не было на алтаре.

Мэр забеспокоился.

Он послал в церковь своего секретаря, чтобы осведомиться, позаботился ли кто-нибудь о том, чтобы доставить церковную утварь.

Секретарь вернулся, сообщив, что церковь крепко заперта.

Ему было приказано бежать к церковному сторожу: ведь именно сторожу, по-видимому, была поручена эта доставка. Секретарь застал сторожа сидящим с вытянутой на табурете ногой и корчившимся от боли.

Бедный переносчик грузов вывихнул себе ногу.

Тогда секретарю приказали бежать к певчим.

У обоих расстроились желудки. Чтобы поправиться, один из них принял рвотное, другой — слабительное. Оба снадобья подействовали чудесным образом, и больные надеялись поправиться на следующий день.

Мэр заподозрил заговор. Он послал своего секретаря к аббату Фортье.

У аббата Фортье с утра случился приступ подагры, и его сестра опасалась, как бы подагра не перекинулась на желудок.

С этого момента у г-на де Лонпре не осталось никаких сомнений: аббат Фортье не только не хотел служить на площади, но, выведя из строя сторожа и певчих и заперев все двери церкви, не давал возможности другому священнику, если бы такой случайно нашелся, отслужить обедню вместо него.

Положение было серьезное.

В те времена еще невозможно было себе представить, чтобы в дни больших торжеств светские власти могли действовать отдельно от власти духовной, чтобы какой-нибудь праздник мог проходить без церковной службы.

А несколько лет спустя стали впадать в другую крайность.

Надобно заметить, что, пока секретарь бегал то к тому, то к другому, он, должно быть, проболтался относительно вывиха церковного сторожа, рвотного, принятого первым певчим, слабительного, принятого вторым, и подагры аббата.

В толпе пробежал глухой ропот.

Стали поговаривать о том, чтобы взломать двери церкви и забрать святые дары и церковную утварь, а также силой притащить аббата Фортье к алтарю отечества.

Господин де Лонпре был человек, в сущности, миролюбивый; ему удалось успокоить первые взрывы возмущения: он вызвался сходить к аббату Фортье для переговоров.

Он пришел на улицу Суасон и стал стучать в дверь уважаемого аббата, столь же тщательно запертую, как двери церкви.

Однако все было напрасно: дверь не отпирали.

Тогда г-н де Лонпре счел необходимым прибегнуть к вмешательству вооруженной силы.

Он отдал приказание предупредить сержанта и бригадира жандармерии.

Оба они находились на главной городской площади. Они поспешили на зов мэра.

За ними следовала толпа любопытных.

Так как не было ни баллисты, ни катапульты, чтобы взломать дверь, было решено послать за слесарем.

Однако, в тот момент как слесарь вставил в замочную скважину отмычку, дверь распахнулась и на пороге появился аббат Фортье.

Он был похож не на Колиньи, спросившего у своих убийц: «Братья! Что вам от меня угодно?» — но скорее на Калхаса, упоминаемого Расином в «Ифигении»: взгляд его горел, а «волосы встали дыбом»[20].

— Назад! — крикнул он, угрожающе подняв руку. — Назад, еретики, нечестивцы, гугеноты, вероотступники! Назад, амалекитяне, содомиты, гомореяне! Прочь с крыльца Божьего человека!

В толпе снова раздался сильный гул возмущения, и был он, надо сказать, отнюдь не в пользу аббата Фортье.

— Простите, господин аббат! — мягко проговорил г-н де Лонпре, стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно убедительнее. — Мы лишь хотим знать, угодно ли вам отслужить обедню на алтаре отечества?

— Угодно ли мне отслужить обедню на алтаре отечества? — вскричал аббат, впадая в священный гнев, к чему он вообще был склонен. — Угодно ли мне одобрить восстание, неповиновение, неблагодарность? Угодно ли мне просить Бога послать проклятие на добродетель и благословить порок? Вы же не могли на это надеяться, господин мэр! Вам угодно знать, буду ли я служить вашу кощунственную обедню? Так вот: нет, нет и нет! Я отказываюсь служить!

— Ну хорошо, господин аббат! — отвечал мэр. — Вы свободный человек, и никто не вправе вас принуждать.

— Ах, какое счастье, что я свободен! — подхватил аббат. — Какое счастье, что меня не могут принудить?! Ну, признаться, вы чересчур добры, господин мэр!

Он вызывающе захохотал и собрался захлопнуть дверь перед самым носом представителей власти.

Дверь уже готова была, как говорят в народе, показать свой зад собранию, оглушенному подобной дерзостью, как вдруг из толпы вырвался какой-то человек и рванул на себя уже почти закрытую дверь с такой силой, что едва не опрокинул аббата, хоть тот был не из слабых.

Этим человеком оказался Бийо. Он побледнел от ярости и, нахмурив брови, скрежетал зубами.

Как помнят читатели, Бийо был философ, а потому ненавидел священников, называя их длиннорясыми и бездельниками.

Наступила глубокая тишина. Все понимали, что между этими двумя людьми должно произойти нечто страшное.

Однако Бийо, столь яростно распахнувший дверь, заговорил поначалу спокойно, почти ласково:

— Прошу прощения, господин мэр, как это вы сказали?.. — спросил он. — Вы сказали… Повторите-ка, прошу вас… Вы сказали, что, если господин аббат не пожелает отслужить обедню, его никто не сможет заставить силой?

— Да, именно так, — пролепетал бедный г-не де Лонпре, — да, мне кажется, именно так я ему и сказал.

— В таком случае вы допустили серьезную ошибку, господин мэр. А в наше время особенно важно, чтобы ошибки не повторялись.

— Назад, вероотступник! Изыди, нечестивец! Прочь, безбожник! Вон отсюда, еретик! — закричал аббат на Бийо.

— Господин аббат! Не будем оскорблять друг друга или это плохо кончится! — предупредил Бийо. — Я ведь не говорю вам ничего плохого, я рассуждаю. Господин мэр полагает, что вас нельзя принудить отслужить обедню. А я утверждаю, что это вполне возможно.

— Ах ты, манихей! Ах ты, гугенот!.. — не унимался аббат.

— Тихо! — приказал Бийо. — Раз я сказал, я это и докажу.

— Тише! — пронеслось в толпе. — Тише!

— Слышите, господин аббат? — с неизменным спокойствием продолжал Бийо. — Со мной согласны все. Я не умею так хорошо проповедовать, как вы, однако мне кажется, что я говорю более любопытные вещи, раз меня слушают.

Аббату очень хотелось ответить каким-нибудь новым проклятием, однако голос толпы заставил его прислушаться вопреки желанию.

— Говори, говори! — насмешливо пригласил он Бийо. — Посмотрим, что ты скажешь.