Керри Райан - Лес Рук и Зубов

• Название: Лес Рук и Зубов
• Автор: Керри Райан
• Издательство: Рипол Классик
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-386-05283-6

В мире, в котором живет Мэри, все просто и понятно: Союз сестер всегда знает, как должно поступать, стражи всегда защитят и помогут, а нечестивые никогда не перестанут жаждать человеческой крови… И еще нужно держаться подальше от забора, что окружает деревню и защищает ее жителей от Леса Рук и Зубов. Но однажды забор рушится, и мирная жизнь деревни превращается в кошмар. Теперь Мэри предстоит сделать нелегкий выбор между долгом и мечтой, между тем, кто ее любит, и тем, кого любит она, между смертью и жизнью.

---

Меня охватывает непреодолимое желание причинить боль Трэвису, ранить его в самое сердце: за то, что рука Кэсс, словно обручальные узы, так собственнически стискивает его запястье; за то, что он пробудил во мне эту безумную страсть, а потом вынудил провести ночь с Гарри; за то, что теперь все вылилось в эту отвратительную сцену.

— Скажи им, Джед! — кричу я, чувствуя вопросительный взгляд Трэвиса. — Ты же обещал. Скажи, что Бет уже умерла. Что ты не можешь ее убить и подвергаешь всех нас опасности.

Я не сдвигаюсь с места, хотя вижу, как Джед замахивается. Щека уже горит от его пощечины, но я стою неподвижно, даже пальцем не шевелю.

Трэвис по-прежнему недоумевает и растерянно переводит взгляд с меня на Джеда. Бет просыпается, услышав свое имя, видит наши пристальные взгляды и испуганно садится. Шаль соскальзывает с ее плеч и обнажает гниющую рану.

Гарри взвизгивает, точно подстреленный зверь, падает на колени и ползет к сестре. Трэвис молча стоит и смотрит мне в глаза. Мое тело охвачено жаром: я уже сгораю от стыда и презираю себя всей душой. В отчаянии я разворачиваюсь и бегу прочь.

Одно утешение: Трэвису теперь тоже больно.

* * *

Я брожу по тропинкам, сворачивая то на одну, то на другую, оставляя в качестве ориентиров горки камней или веточки. Вот бы найти что-нибудь полезное и принести остальным: тогда бы они простили меня и убедились, что мы идем в правильном направлении, а не бесцельно бродим по Лесу в ожидании смерти от жажды или голода.

Конечно, я ничего не нахожу — передо мной только бесконечная тропа, заросшая ежевикой и сорной травой. Звенья забора оплетены высохшими лозами, которые когда-то собирались цвести, но теперь пожухли.

В конце концов я добираюсь до первой развилки, сажусь на землю и смотрю в чащу Леса. Здесь тихо, звук моих шагов еще не успел привлечь Нечестивых.

— Габриэль? — спрашиваю я тишину, сначала тихо и с опаской, но потом все громче и уверенней: — Габриэль!

Вскоре до моих ушей доносится знакомый звук: словно бы зверь мчится сквозь лесные заросли. Красный всполох — и вот она уже свирепо бросается на забор. Конечно, она отозвалась не на свое имя, а просто на мой голос, отреагировала на сам факт моего существования. Габриэль пришла лишь потому, что хочет меня сожрать. Потому что она голодна, и ей неведомо ничего, кроме жажды человеческой крови.

Удивительно, но она действительно стала двигаться медленнее, как будто ее тело постепенно не выдерживает нагрузки и распадается на части. И все же она яростно кидается на забор и щелкает пастью, надеясь, что я случайно подойду слишком близко.

На миг я всерьез задумываюсь о том, чтобы просунуть палец через забор, прямо ей в рот. Пусть сожрет мою руку и заразит меня. Так я разом покончу с этой тропой и невыносимым влечением, которое съедает меня изнутри.

Я думаю о маме: она где-то в Лесу, и, возможно, мне удастся ее найти. Мне всегда было интересно, узнают ли Нечестивые друг друга, быть может, они подобны одичавшим зверям и в глубине души помнят, что такое любовь.

Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до ногтя на ее мизинце — единственном пальце, который еще не сломан и не разодран в кровь.

— Кто ты? — спрашиваю я.

Ее глаза уже стали голубовато-молочного цвета, она меня не видит.

Слезы струятся по моим щекам, капая на рубашку.

— Как тебе там живется, проще, чем здесь?

Я все глажу и глажу ее мизинец. Она пытается схватить мою руку, но не может: слишком покалечена.

Габриэль чуть выше меня ростом и примерно такого же телосложения. Нас было бы легко принять за сестер, вот только ее нос, когда-то прямой и красивый, сейчас сломан, и кость прорвала кожу.

— Прости, — говорю я.

Мне так хочется верить, что она меня слышит, что она понимает! Но Габриэль только рычит и щелкает зубами, а я все лью и лью горькие слезы.

Наконец я встаю, вытираю лицо рукой и вдруг замечаю на пересечении двух троп что-то блестящее. Прищурившись, я склоняю голову то на одну сторону, то на другую, но больше ничего не вижу. Тогда я подхожу к тому месту, где забор расходится в разные стороны, и пинаю землю ногой.

Что-то тихонько звякает. Я встаю на колени и мокрыми от слез пальцами раздвигаю траву. Вот оно! К нижним звеньям сетки прикручена маленькая железная бирка, точь-в-точь как над рычагом ворот. Не ровно посередине, а чуть правее, примерно на расстоянии вытянутой руки от начала правой тропы.

На ней тоже вырезана какая-то надпись. Я стираю пальцами грязь и ощупываю каждую буковку: «XXIX». А потом из любопытства раздвигаю траву слева от развилки и нахожу там еще одну бирку с надписью: «XXIII».

От удивления я с глухим стуком сажусь на землю. Как и ворота, эти тропы размечены — тут явно есть какая-то система.

В страхе, что все это мне примерещилось, я вскакиваю на ноги и во весь дух бегу к следующей развилке. Легкие отчаянно требуют кислорода, когда я до нее добираюсь, но я без промедлений падаю на колени и принимаюсь рыться в траве и земле, пока не нахожу еще две таблички: по одной у начала каждой ветки. Они, как и прежние, отмечены буквами: «VII» и «IV».

Я закрываю глаза и лихорадочно соображаю, что бы это могло значить, о чем говорят эти буквы. Что их связывает. Но мое сердце колотится слишком быстро, а кровь носится по жилам с такой бешеной скоростью, что я не могу сосредоточиться.

Дрожащими пальцами я вновь и вновь скольжу по загадочным буквам. Вспоминаю надпись на оконном стекле, оставленную Габриэль: прямо перед глазами отчетливо встают буквы «XIV». Это явно какой-то код, надписи на табличках просто обязаны что-то обозначать!

Но система так и остается для меня загадкой. Кусочки мозаики не складываются в картину, как я ни бьюсь. От досады и разочарования я закидываю таблички землей и травой.

Когда солнце повисает над верхушками деревьев, а кожу начинает поджаривать как на медленном огне, я отправляюсь обратно в наш лагерь у тупика, без конца прокручивая в голове буквы.

Габриэль пыталась что-то сказать, начертив их на запотевшем от дыхания стекле. И у меня нет выбора: я должна разгадать ее послание.

На ходу я постукиваю себя пальцами по губам. Мне не терпится рассказать остальным про свою находку. Объяснить, что теперь у нас есть хоть какой-то ориентир. Есть цель.

Я бегу по тропе, ориентируясь по кучкам камней, которыми отмечала дорогу к лагерю, и останавливаюсь только у развилок, чтобы прочесть надписи на табличках. Всякий раз, проводя пальцами по новым буквам, я невольно смеюсь.

Такой радостной и смеющейся я выбегаю из-за последнего угла и вижу на земле Кэсс. В нескольких футах от нее спит Джейкоб, стискивая крошечными ручками Аргуса как напоминание о прежней счастливой жизни.

— Бет умерла, — даже не глядя на меня, говорит Кэсс. — Остальные роют ей могилу. Я не хотела, чтобы Джейкоб видел, как ее обезглавят. Он и так уже всякого насмотрелся.

Вымывая из души мимолетную радость, меня захлестывает волна горя. Я так и не попрощалась с Бет. Я ушла, причинив ей боль.

— Пойду помогу. — Слова даются мне с огромным трудом, горло больно спирает. По щекам уже снова текут слезы.

Когда я прохожу мимо, Кэсс протягивает руку и хватает меня за лодыжку:

— Не надо.

Я падаю на землю рядом с ней и сворачиваюсь в клубок:

— Прости.

Опять я извиняюсь — такое чувство, что теперь мне дозволено произносить только это слово.

Кэсс кивает. У нее такое серьезное, такое мрачное лицо… Это уже совсем другая Кэсс. Моя подруга была сделана из улыбок и солнечного света, она всегда была беззаботной и счастливой. А теперь в ее душе прочно поселилась черная ночь.

Я прячу голову между колен и закрываю руками затылок. Моя находка вдруг перестает иметь какой-либо смысл. Передо мной словно раскрылась черная утроба мира. Реальность вновь напомнила мне, как несправедлива на самом деле судьба. Как бессмысленно пытаться жить в окружении смерти. Вечной, непреклонной смерти.

Солнце заходит за тучу, и мир вокруг нас становится холодным и неприветливым. По кронам деревьев проносится порыв ветра, и листья показывают белую изнанку. Язык обволакивает привкус дождя, а издалека слышатся стоны разбуженных мною Нечестивых. Они услышали мои шаги и идут на запах.

Я принимаю решение ничего не говорить остальным про буквы на железных бирках. Не давать им ложной надежды. Мне больше не хочется видеть истерику Кэсс и нести бремя общих ожиданий.

Вдруг буквы вообще ничего не значат? Что, если тропа никуда не ведет? Вдруг мы разгадаем загадку, найдем решение, а оно снова заведет нас в тупик? Достаточно уже того, что я знаю про размеченные тропы. Искать буквы, которые Габриэль оставила на стекле, я могу и в одиночку.

А может быть и так, что все дороги ведут к Нечестивым, и, куда бы мы ни пошли, нам не уйти от своей судьбы, верной, как смерть. Быть может, и нет на свете никакого океана, огромного водного простора, нетронутого Возвратом.