Саша Черный - Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932

• Название: Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932
• Автор: Саша Черный
• Издательство: Эллис Лак
• Жанр: Поэзия
• Год: 1996
• ISBN: 5-7195-0046-4

Во второй том собрания сочинений С. Черного вошли: книга «Жажда», поэмы «Дом над Великой», «Кому в эмиграции жить хорошо», а также стихотворения 1920–1932 годов, не вошедшие в прижизненные издания поэта.

---

В Борме*

I

        Борм — чудесный городок,
        Стены к скалам прислонились,
        Пальмы к кровлям наклонились,
        В нишах тень и холодок…
        Реет замок в вышине.
        За террасою у школы
        Скат зеленый и веселый
        С тихим морем в глубине…
        Как цветущий островок,
        Дремлет Борм в житейском шторме,
        Но всего прекрасней в Борме
        Смуглых девушек венок.
        Ах, какие здесь глаза!
        Щелкнут черные ресницы,—
        И до самой поясницы
        Так и вздрогнешь, как лоза…
        Поступь, каждый поворот…
        Что ни девушка — Диана.
        Стань на камень у фонтана
        И смотри, разинув рот.
        Но присядь-ка к ней рядком:
        От божественного тела
        Нестерпимо, одурело
        Так и пышет чесноком!

II

        Сижу на площади в кафе,
        Под тентом вьются мошки…
        У ног сидят и смотрят в рот
        Три инвалидных кошки.
        Одна, — хозяин объяснил,—
        Автомобилем смята.
        Другой отъели крысы хвост,—
        Жестокая расплата!
        У третьей сбоку вырван клок,
        Дуэль с бульдогом в роще…
        У всех у трех горят глаза,
        Все три, как ведьмы, тощи.
        Прозаик на такую тварь
        Взглянул бы равнодушно,
        Но я, поэт, могу ль при них
        Жевать свой сыр насущный.
        Скормил уродам весь кусок,
        А сам глотаю слюни.
        Зато душа моя чиста,
        Как бабочка в июне…
        Три кошки лижут животы,
        Смотрю на скалы фатом…
        Приятно, черт возьми, порой
        Быть знатным меценатом.

III

С детства люблю захолустные лавки…
Пахнет корицею, луком и воском.
Кот круглорожий сидит на прилавке,—
Сытая спинка подернута лоском.
Глажу его, словно давнего друга…
Что же купить мне: тетрадку иль свечку?
Кактус за дверью вздымается туго,
Лента дороги сбегает к крылечку.
Школьницы — две черноглазые мышки —
Горсть переводных купили картинок.
Старенький ксендз в запыленном пальтишке
Щупает связку холщовых ботинок…
Черт меня знает, зачем мне все это…
Сердце пронизано завистью смутной.
Как старомодная сказка поэта,
Мирный клочок этой жизни уютной.
Лавочник толстый с отцовской улыбкой
Мне завернул шоколадную плитку.
Ленты мимозы качаются зыбко,
Месяц в небесную выплыл калитку…
Что же стою на щербатом пороге?
К дьяволу! Лавка, как лавка… Видали.
Мало ль своей, настоящей тревоги,
Мало ль своей, неизбывной печали…

1931

ЛЕТНИЙ ДНЕВНИК*

Из летней тетради*

I Пьяный мотылек

На ночной веранде столик.
Лампа. Алый блеск вина…
Мотылек, ты алкоголик!
Ты упьешься допьяна…

Но припал он и не слышит,—
Восемнадцатый глоток!
Ветер крылышки колышет,
Жадно ходит хоботок.

Обсосал края бокала
И в вино свалился вниз.
«Нет блаженнее финала»,—
Тихо молвил бы Гафиз.

II Душ

В саду расплавленная лава.
На кухне — пекло, в спальне — сушь.
Но там, под елкою, направо —
Прохладный душ.

В кругу рогож, как хризантема,
Стою, глаза потупив ниц.
Над головою — диадема
Из зыбких спиц.

Бокам свежей… Трясется будка.
Я наслаждаюсь, грудь раздув.
Но вот из-под рогожи утка
Продела клюв.

Все подбирается поближе,—
Кряхтит и плещется у ног.
Как стали девушки бесстыжи!
Помилуй Бог…

III Парадокс

Кричит котенок, просится: «Возьми!»
Ну что ж, поняньчу, пусть не плачет.
И пес перед дверьми
Припал к ногам и нос в колени прячет.
Коза под деревом, веревку натянув,
Вытягивает морду благосклонно,
И старый гусь, склонив учтиво клюв,
За мной шагает, словно бонна!

Земные парадоксы странны…
Как разобраться в этакой причуде?
В Париже — озверели люди,
А здесь, в глуши, — скоты гуманны.

IV Постирушка

          Все на свете условно…
          У колодца в корыте
          Я стираю любовно
          Носовые платки.

          Осы вьются над чубом.
          Пена брызжет в ресницы…
          В упоенье сугубом
          Полощу и свищу.

          Но с судьбою не сладить:
          Нету полного счастья!
          Не умею я гладить,—
          Не умею, хоть плачь…

<1928>

Пикник*

I

Добрый конь автомобильный,
Отдуваясь, тянет в гору.
Высоко над головою
Пирамидки хвойных вех.
Справа срыв — крутая бездна,
Над глазами — веер неба,
На коленях русский мальчик,
За спиною — русский смех…

Из долины раскаленной,
Из глухих безводных склонов
Мы на долгий день сегодня
Едем к ласковой воде:
К средиземному заливу,
К влажно веющему ветру,
К задремавшему простору,
К зыбко льющейся слюде.

Путь все круче и змеистей.
Пролетели мертвый город,—
Как Петрушка, из окошка
Сонный вынырнул толстяк.
И опять к нам жмутся скалы,
Остролистые каштаны,
Одичалые руины,
И душистый хвойный мрак…

Мальчик молча барабанит
По руке моей раскрытой:
Даже дух перехватило —
Столько детских здесь чудес!
Вдруг за узким поворотом
В рамке скал, легендой синей,
Море, радостное море,
Синькой брызнуло сквозь лес.

II

Австралийским диким цехом
Мы сидели под сосною:
Дама тонкая, как струйка,
Дама пышная, как шлюз,
Франт-шахтер землисто-пегий,
Голиаф — полковник-фермер,
Агроном с глазами Леды,
Я и мальчик. Полный груз!

Вас купальные костюмы
Не шокируют, читатель?
Не смущайтесь. Летом жарко —
Летом сам Нептун без брюк…
Опустив глаза в кастрюлю
(Не в буквальном, впрочем, смысле),
Час мы чистили картошку,
Сельдерей, морковь и лук.

Это пресное занятье
Под густые вздохи моря,
Под протяжный шорох сосен
Убаюкивало нас…
Запиши в блокнот настольный:
То, что в кухне нам противно,
Здесь у моря нас пленяет,
Словно арфа в лунный час.

А потом пошли купаться…
Здравствуй, синее раздолье!
Здравствуй, мыс зеленокудрый!
Здравствуй, лодка, здравствуй, краб!
Мы ныряли, как сардинки…
А потом, раскинув руки,
На спине я закачался,
Как маститый баобаб…

Над лицом плясало солнце,
Сосны кланялись мне в ноги,
Пансион каких-то рыбок
Чуть не вплыл в раскрытый рот.
Мальчик в радостном испуге
За мою держался пятку,
А его большая мама
Колыхалась, словно плот.

О, как вкусен борщ у моря!
Жирный борщ с бараньей ляжкой,
Борщ, в который каждый сыпал
Сколько влезет овощей…
Даже стыдно, право, вспомнить,
Сколько съели мы тарелок,
Растянувшись в позе римлян
Средь разбросанных вещей.

Франт-шахтер, как зебра пегий,
Примостился к хрупкой даме
И в галантном настроенье
Отгонял фуфайкой ос.
Остальные… захрапели.
Вы слыхали, как тюлени
На прибрежных теплых скалах
В носовой свистят насос?..

Я скользнул тихонько в чащу,
Сел у пня, скрестивши ноги,
Комара на шее хлопнул
И задумался… О чем?
Это знают только осы,
Ветер, веющий в ресницы,
Пролетевшая сорока
И мимоза над плечом…

III

Мы летим домой, на хутор…
Мрак. Гудок ревет, как дьявол!
Впереди над фонарями
Взмыла глупая сова.
Заяц дикими прыжками
Поперек шоссе промчался…
К счастью, к горю? Все забыл я,—
Все приметы, все слова.

Мальчик спит, прильнувши к локтю
Ветер жалобно лопочет:
«Ты живи, живи, не бойся!
Кто боится, тот дурак…»
Спорить с ветром бесполезно…
Гладь шоссе летит навстречу,
Полотно, толчок на рельсах,
И опять нырнули в мрак.

Вот и наш уездный город.
Три сестры стоят обнявшись,
Почтальон гуляет с теткой,
В небе лунное серсо.
К двум платанам-великанам,
К ресторану «Храбрый Кролик»,
К озаренной куще сада
Подкатило колесо.

Мы сейчас под светлой липой
Есть мороженое будем.
Надо кончить день по-детски —
Это самый мудрый стиль…
Даже мальчик наш проснулся,
И опять… головку набок.
Мошкара под лампой пляшет
Провансальскую кадриль.

1928

Ливень*