Родерик Грэм - Мария Стюарт

• Название: Мария Стюарт
• Автор: Родерик Грэм
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03335-1

Трагическая судьба Марии Стюарт (1542–1587), «самой неудачливой британской правительницы», на протяжении столетий не дает покоя как ученым-историкам, так и деятелям искусства, ей посвящено немало научных исследований и художественных произведений. Автор, шотландский писатель и сценарист, в своей книге удачно сочетает обстоятельность и скрупулезность историка с присущей ему как сценаристу «кинематографичностью»: драматические эпизоды жизни шотландской королевы представлены на фоне подробных бытовых деталей, что позволяет читателю как бы увидеть происходящее, а широкое использование писем и других документов создает эффект драматического диалога. На страницах книги словно оживают люди XVI столетия с их страстями и интригами, верностью и предательством, любовью и ненавистью. Присущая автору исследовательская добросовестность побуждает его представить в своем труде различные толкования самых спорных эпизодов, давая читателю простор для размышления.

Перевод осуществлен по изданию: Roderick Graham. An accidental tragedy. The life of Mary, Queen of Scots. Edinburgh, Birlinn Limited West Newington House

---

Елизавета категорически отказалась даже думать о такой крайней мере. Ее природный дар промедления — полная противоположность порывистости ее отца — в сочетании с политическим чутьем сказали ей, что попытка превратить Марию в католическую мученицу легко может сделать ее саму мученицей протестантской. Не существовало прецедента для казни королев-изгнанниц, и Елизавета была полна решимости не создавать его. Бёрли и члены ее совета хорошо знали, что одно упоминание о суде над Марией вызовет серьезное недовольство королевы, и все они слишком ценили свое положение, чтобы рискнуть навлечь на себя королевский гнев. Уолсингем, однако, никогда не пользовался расположением королевы, а его собратья-придворные были только рады поощрять его в его действиях против Марии.

Даже в парламенте зрели заговоры против Елизаветы. Оказалось, что некий доктор Парри участвовал в такой интриге, а во время допроса он назвал имя Томаса Моргана, клерка-шифровальщика на службе посла Марии во Франции. Морган был у иезуитов на подозрении как двойной агент, работавший на Уолсингема, и не без основания. Французы услужливо посадили Моргана в Бастилию, но парламент был настолько шокирован откровениями Парри, что обратился к Елизавете с просьбой дозволить более экстремальную форму казни, нежели та, что допускалась законом. Их петиция была отвергнута, и доктора Парри кастрировали и освежевали в соответствии с традиционным порядком.

Сама Мария могла ждать своего часа, не отказываясь ни от каких предложений, никого не отталкивая и демонстрируя готовность ради свободы согласиться на что угодно. Ее было бы трудно привлечь к ответственности на основании акта об ассоциации, даже с учетом того, что она, как известно, поощряла Ридольфи и Норфолка, поскольку не существовало реальных доказательств того, что она выражала согласие захватить трон после убийства Елизаветы. Стремление к свободе не являлось изменой, так же как и обещание дружбы своим родственникам, однако католицизм был загнан в подполье, а миссионеров-иезуитов общественное мнение превратило в политических агитаторов и предполагаемых убийц.

В августе 1584 года голландские власти захватили в море иезуита Крайтона. Он разорвал документы и попытался выкинуть их в море, но лучше разбираясь в Писании, нежели в морских делах, он бросил обрывки против ветра, который вернул их обратно на борт корабля. Сложенные вместе, они представляли собой новую версию плана предприятия — вторжения в Англию — и Крайтон был передан людям Уолсингема. Он неизбежно признался во всем, открыв свои контакты в Англии. Волна ненависти к Марии вздымалась все выше.

В Татбери Паулет следовал букве закона. Марии было запрещено выходить за пределы замка, ее слугам не разрешалось гулять по крепостным стенам на тот случай, если бы они решили дать сигнал сторонникам, хотя зевак там и не было — замок на мили вокруг был окружен исключительно доверенными людьми. Воздействие строго режима заключения на Марию было опустошающим; чувство изоляции усилилось, оставив ей лишь неясные воспоминания о том, как она скакала галопом в лесах Фонтенбло. Ей не дозволялось переписываться с внешним миром и разрешалось лишь получать письма от ее посла в Лондоне, причем после того, как они вскрывались и прочитывались Паулетом. Марии было запрещено раздавать милостыню, потому что она могла представлять собой взятку или способ передачи тайного послания. Практика дарения одежды бедным прекратилась — годом раньше Уолсингем перехватил ее письмо с точными инструкциями относительно того, как разными способами использовать квасцы для изготовления невидимых чернил, которыми можно писать на ткани, так что это ограничение едва ли удивительно. В любом случае Паулет не одобрял такой благотворительности, так как она лишь поощряла бедняков к лени. Уолсингем в этом отношении выразился точнее: «Под предлогом раздачи милостыни и прочих своих уловок она завоевывала сердца людей, обитающих поблизости от тех мест, где она раньше жила». Четки, распятия, благочестивые изображения и вышивки рассматривались Паулетом как «католические игрушки», и, когда некоторые из них прислали Марии в качестве подарка, он даже попытался их сжечь.

Каждая из этих мер в отдельности может показаться разумной с точки зрения обеспечения безопасности, но все вместе они граничили с жестокостью, и Мария пожаловалась Елизавете. Ее ответ не принес никакого облегчения. Мария в прошлом говорила, что готова принять все, что бы Елизавета ей ни уготовила, поэтому теперь она должна принять сэра Эмиаса Паулета в качестве бесспорного представителя королевы: «Вам не стоит сомневаться в том, что человек, чтящий Бога, любящий свою государыню и благородный не только по рождению, но и по натуре, никогда не совершит ничего недостойного».

Начав в таком духе, Паулет и дальше намеревался придерживаться данной политики. Один из первых его поступков глубоко ранил Марию. Он убрал помост и парчовый балдахин с гербом Марии, располагавшийся над ее креслом. То были осязаемые символы ее королевского происхождения, пребывавшие с ней уже сорок лет. Мария была воспитана в ощущении, что все то, что она собой представляла, отражалось в висящем над ее головой гербе, по поводу которого разыгрывались самые жестокие конфликты с Елизаветой. Сэр Эмиас считал, что в Англии только одна королева и поэтому в пределах ее королевства могут висеть только ее гербы. В его глазах Мария была просто Марией Стюарт, убийцей, прелюбодейкой, а возможно, и заговорщицей, замышляющей убийство государыни, и его пленницей. После этого Мария настояла на том, чтобы есть одной и в течение шести недель придерживалась такой строгой диеты, что Паулет в конце концов уступил и согласился, что, когда она в следующий раз станет обедать в присутствии других, балдахин с гербом вернут на место.

10 июля 1585 года Мария написала французскому послу Мовиссьеру, жалуясь на отсутствие вестей от Елизаветы и о своем ужасе перед перспективой провести зиму в Татбери. В потолке образовались дыры, сквозь которые проникал продувавший ее спальню ветер, и доктор отчаялся сохранить ей здоровье в таких условиях. Даже летом приходилось разводить очаги, и сотня крестьян в деревне под стенами замка жила лучше, чем она, — даже их уборные превосходили ее покои. За все время ее пребывания в Англии Марию никогда еще не размещали в таких плохих условиях. Якову давали «дурные и опасные» советы, изображая ее «неблагодарной, непокорной и неверной». Мария надеялась, что Мовиссьер сможет убедить Екатерину и Генриха обратиться к Елизавете. Через два месяца, в сентябре, она повторила просьбу, добавив, что — удивительное дело — на одном из ее окон обнаружили повешенное тело священника, изуродованное пытками, а еще одно тело через несколько дней нашли в колодце. В своих регулярных донесениях Уолсингему Паулет не упоминает ни один из этих эпизодов.

Мария утверждала, что все ее физические упражнения сводятся к перемещению по территории размером в четверть акра рядом со свинарником — ее тюремщики назвали это садом, — там она могла гулять, или ее выносили на стуле, однако ее везде сопровождали аркебузиры с заряженным оружием, готовые открыть стрельбу. Мы можем предположить, что часть их инструкций гласила: в случае попытки освободить Марию им надлежало застрелить ее. Паулет заверил Уолсингема, что скорее сам лично выполнит эту инструкцию, нежели позволит комулибо освободить ее, как это обещали сделать Шрусбери и Сэдлер до него.

Паулет, однако, был готов позволить «спокойные» верховые прогулки в пределах двух миль, и позволял Марии наблюдать за тем, как ее свора загоняет оленя, хотя ее священнику не дозволялось присутствовать на охоте. Потрясенная внешне беспорядочными переменами условий ее содержания, Мария отметила: «Ну что же, каждый день меня ждет что-то новое».

Паулет тем не менее согласился, что замок Татбери был непригоден для проживания, и после того, как было отвергнуто несколько вариантов — отнюдь не все аристократы желали превращать свои дома в тюрьму для Марии, — был выбран Чартли-Холл. Он принадлежал графу Эссексу[119], возражавшему на том основании, что все его деревья вырубят для того, чтобы обеспечить свиту Марии топливом. Однако его заверили, что его древесина не пострадает. В качестве альтернативы Эссекс предложил находившийся по соседству дом некоего Роберта Гиффорда, рекузанта[120], жившего в Чиллингтоне, но эту идею отвергли, так что Эссексу пришлось согласиться и оставить в распоряжении заключенной свою мебель и занавеси. Паулет одобрил Чартли-Холл, так как здание было окружено рвом с водой. Ров не просто представлял собой линию обороны, но означал также, что прачкам Марии не придется выходить из дома, чтобы набрать воды, — в Татбери эти девушки создавали постоянную головную боль для Паулета, так как он подозревал, что во время своих вылазок с бельем они выступают в роли курьеров. Чартли находился всего в двенадцати милях к западу от Татбери — сразу за Аттоксетером, — так что перемещение Марии можно было осуществить всего за один день. Окна комнаты Марии выходили прямо в парк, но никакой опасности того, что она попробует через них сбежать, не существовало: она теперь была «слишком больна, чтобы бежать на своих ногах». Ее ноги сильно отекали и болели, что было симптомом задержки воды в организме из-за плохой циркуляции. Похожим заболеванием страдала ее мать. Вдобавок состояние сердца Марии ухудшалось. Паулет старался убедить Марию остаться в Татбери до начала следующего года, однако она настояла на том, чтобы переехать при первой же возможности. 24 декабря она была размещена в новой тюрьме.