Арон Ральстон - 127 часов. Между молотом и наковальней

• Название: 127 часов. Между молотом и наковальней
• Автор: Арон Ральстон
• Издательство: Азбука-Аттикус, Азбука
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01759-7

Впервые на русском — удивительный международный бестселлер, основанный на реальной драме выживания, основа номинированного на шесть «Оскаров» нового фильма Дэнни Бойла — прославленного постановщика таких хитов, как «На игле», «Пляж», «Миллионер из трущоб» (восемь премий «Оскар» 2009 г.); главную роль исполнил Джеймс Франко.

Арон Ральстон трудился инженером в компании «Интел», но пожертвовал престижной работой и высокой зарплатой ради удовлетворения своей всепоглощающей страсти к дикой природе и неприступным горам. Поселившись в живописном штате Колорадо, он поставил перед собой беспрецедентную цель — зимой, в одиночку покорить все 59 колорадских вершин, превышающих 14 000 футов, а также взойти на высочайшие горы всех штатов в стране. И вот однажды, отдыхая от подготовки к восхождению на аляскинский пик Мак-Кинли (самая высокая вершина Северной Америки), Арон отправился в пустынный штат Юта — покататься на велосипеде и полазать по каньонам. Там в узком ущелье на него скатился тяжелый валун, придавив к стенке его правую руку. 127 часов — столько Арон проведет в каменной ловушке, практически без воды, еды и сна. Рассчитывать на спасателей особенно не приходится — ведь никто не знает, куда именно он поехал; поднять валун — невозможно, весу в нем, наверное, полтонны; что же остается — попробовать самому ампутировать руку?..

---

Пройдя деревню и водопад Навахо — менее впечатляющий, но самый широкий из четырех, — мы в первой половине дня встали на стоянку около знаменитого водопада Хавасупай: ярко освещенный поток срывается там с темно-бордовой известняковой ступени и с высоты пятидесяти метров падает в глубокую чашу, прогреваемую солнцем. Через это волшебное место проходят толпы туристов и отдыхающих, основной интерес привлекает самый большой из водопадов — семидесятиметровый Муни, который находится выше по течению. Для лагеря мы выбрали место в самой середине отведенной площадки, после чего, оставив рюкзаки и все вещи, отправились исследовать каньон.

Когда мы вышли к Муни, бушующие краски, потрясающий пейзаж и огромный поток буквально заворожили нас, так что прошло не меньше минуты, прежде чем мы смогли сказать хотя бы: «Ну ничего ж себе!» Сверху нам открылись острова пышной зеленой травы, желтые башни огромных пирамидальных тополей отражали сияющее солнце. Острова из камней и нанесенного песка были усыпаны выбеленными стволами плавника. Выходы вишнево-красного травертина украшали весь каньон, свисая вдоль его стенки, как занавеси, под лазурным небом.

Вдоль Муни мы спускались при помощи системы пещер, навешенных цепей и нескольких дюльферов. Под водопадом едва различимая тропинка затерялась в высокой траве, которая росла на наносных островках. Мы прошли еще пять километров через тополиные заросли и оказались у Бивера, пожалуй одного из наименее посещаемых водопадов этой системы. Бивер представлял собой систему небольших водоемов, разделенных дамбами из травертина. Эти дамбы перегораживают поток таким образом, что получаются несколько подковообразных бассейнов, которые тянутся на шестьдесят метров, а падение воды на этом участке составляет пятнадцать метров. По своему виду они очень напоминали горячие водоемы в Йеллоустонском парке, куда мы ездили всей семьей лет десять назад. Через восемь километров ниже по течению от Бивера бирюзово-чистый ручей Хавасупай впадает прямо в грязно-коричневые воды реки Колорадо недалеко от Гранд-Каньона. Но у нас не было времени на то, чтобы пройти к месту их слияния. Соня уселась на камне над Бивером, а я отправился прыгать по дамбам, чтобы перейти на западный берег. Идти в мокрых сандалиях было скользко и неудобно, но я нашел скальную полку, которая вела вдоль заросшей кактусами дамбы. По полке нужно было продвинуться вверх по течению, чтобы как-то обойти полутораметровый кактусовый барьер и достичь ряда более широких дамб, по которым будет легче вернуться на восточный берег. Я решил, что лучший способ преодолеть кактусовую преграду — подняться примерно на метр выше полки. Так я и сделал, хотя мои мокрые сандалии очень плохо держались на крутом и мокром травертине.

Я залез на высоту человеческого роста над зарослями колючих груш,[34] сделал пять шагов по скальной стенке справа налево и застыл в позе Иисуса, схватившись левой рукой за зацепку. И вот когда я вытянул левую ногу и начал переносить на нее вес тела, кусок травертина под ней отломился. Я повис на руках — и выступ, за который я держался правой рукой, тоже отломился. Я не сорвался, просто поехал вниз — лицом к склону, скользя носками сандалий по скале. У меня было достаточно времени, чтобы оценить колючую грушу, приближающуюся к моей заднице. Ветки и колючки двух стоящих рядом на краю полки кактусов сплетались в стенной нише так, что сверху мне виделся большой гротескный смайлик. Как будто гигантская мухоловка готовилась проглотить зазевавшуюся муху. За миг до того, как мои пятки уткнулись в верхушку кактуса, я оттолкнулся от стены, пытаясь сделать что-то вроде полусальто, дабы избежать встречи с самой высокой частью колючего забора.

Я спрыгиваю на песок рядом с зарослями — примерно на нос того смайлика, что я видел сверху, расставив ноги по обе стороны от него. И все бы хорошо, но, смягчая приземление, я невольно присел, и жесткие иглы впились в чувствительную кожу внутренней стороны бедер. Резким рывком я освободился и замер на полке над дамбой из травертина, раскорячив ноги, как сброшенный с лошади ковбой. Надо было искать спуск через кактусы, но крик сестры: «У тебя все в порядке?» — позволил отложить это удовольствие на пять секунд.

— Да, все хорошо, — ответил я, — просто упал на кактус.

Я выдрался из зарослей и снял шорты: мое длинное серое термобелье было все в кровавую крапинку. В центре каждого темно-красного яблока мишени торчала полудюймовая острая игла кактуса. Двадцать минут я выковыривал крупные иголки, потом снял белье и начал охоту за более мелкими, тонкими, как волосинки. Сначала я попробовал их считать, но, перевалив за сотню, сбился и перестал. А где-то через час Соня, перекрикивая шум воды, сообщила мне, что неплохо бы надеть шорты, поскольку приближаются какие-то люди. Это были первые люди, которых мы увидели после того, как прошли деревню. Я засунул термобелье в карман и пошел посмотреть, что это за туристы сюда добрались. Это были Жан-Марк и Чед — два парня моего возраста, и также из Финикса. Они спускались вдоль Хавасупай, чтобы вечером встать лагерем уже на реке Колорадо. Мне тоже хотелось посмотреть низовья Хавасупай, но в Сонины планы двадцатипятикилометровая прогулка туда и обратно не входила. Так что с Жан-Марком и Чедом мы договорились встретиться на Колорадо завтра в десять утра, чтобы возвращаться вместе.

К Муни мы с сестрой вышли уже в сумерках. На ужин, кроме традиционных макарон с сыром, мы достали заранее приготовленную индейку и крекеры. Для походной кухни это необычное блюдо, но нам хотелось устроить традиционный праздничный ужин в честь Дня благодарения. Мы были очень благодарны в тот день, поскольку оказались вдвоем в таком потрясающем месте. На десерт по шоколадке, а потом мы подвесили нашу еду, чтобы до нее не добрались еноты и какомицли,[35] и заползли под тент — кроме нас, на всей огромной, километр в поперечнике, стоянке никого не было. Соня заснула, а я еще почти час пинцетом при свете налобника выковыривал занозы. Сильно облегчило задачу то, что на весь каньон мы с пинцетом были, считай, одни и никто не наблюдал этого ритуала с его сопутствующими ужимками. Последнюю занозу — из ягодицы — я удалил уже через неделю у себя дома в Чандлере, сидя на диване и глядя футбол по телевизору.

На следующее утро в семь часов я, светя себе налобником, уже спускался вдоль Муни по всем цепям и дюльферам. Потом через тополиные заросли, через травы и тростники, травянистые банки наносных островов у Бивера — вниз и вниз. У Колорадо, на стоянке Жан-Марка и Чеда, я был в точно оговоренное время. И как раз успел к их утреннему кофе, закипавшему на горелке. Мы погуляли по сланцевым полкам берегов нижнего течения Хавасупай, посмотрели, как она впадает в огромную Колорадо, и прикинули, нельзя ли сплавиться вдоль южного берега. Чед хотел сфотографировать, как прозрачная Хавасупай смешивается с ревущим безумием черно-опаловой Колорадо, и зашел в воду.

Что двигало мною, когда я, с гиканьем плюхая по мелководью, обогнал Чеда, влез на скалу, возвышающуюся над водоворотом, и пушечным ядром бросился прямо в Колорадо, во всей одежде, без спасжилета? Не знаю, но в тот момент это показалось мне отличной идеей. И у Чеда вышла отличная фотография моей глупо ухмыляющейся рожи. Когда я погрузился в воду, у меня перехватило дыхание — по сравнению с теплой, почти тропической Хавасупай, Колорадо была просто ледяной. Если в Хавасупай температура воды была вполне терпимые шестнадцать-семнадцать градусов, то в Колорадо — не больше десяти, что уже грозило очень быстрым переохлаждением. Поток подхватил меня и закрутил, толстая рубашка с длинными рукавами и штаны мгновенно стали пятикилограммовыми гирями, потянувшими вниз. Скинув обувь, я начал упорно бороться с водоворотом. Берег находился всего в полутора метрах, но завихряющийся поток был слишком силен. Я делал гребок за гребком, но берег все так же проносился мимо.

Чед и Жан-Марк сначала наблюдали за мной, а потом кто-то из них спросил:

— Арон, тебе нужна помощь?

Гордость не позволила мне просить о помощи.

— Не, я ее сделаю! — ответил я и принял внутрь первую порцию речной воды.

Чед, должно быть, услышал панику в моем голосе, потому что вскочил на скальный выступ и бегом бросился к их лагерю, разбитому метрах в десяти от берега и от того места, где я крутился в водовороте. Поток отпихивал меня от берега, потом меня подхватывало основное течение — и цикл начинался снова; рубашка тянула меня на дно, и я попытался стащить ее, но, погруженному в воду, на каждую пуговицу мне требовался отдельный вдох. Дважды нырнув и хорошо нахлебавшись, я оставил рубашку в покое. Ледяная лапа Колорадо сдавливала грудь, дыхание мое сделалось мелким и частым. Чуть ниже по течению прямо из воды на триста метров мощным утесом вставали стенки каньона. Этот утес тянулся на километр, и дальше река поворачивала. Я отлично понимал, что, как только меня вынесет из водоворота, образовавшегося при впадении Хавасупай в Колорадо, мои шансы будут минимальны. Я утону задолго до того, как у меня появится хоть какая-то возможность вылезти. А потом еще долгие мили, добрая сотня миль, пока наконец река не выплюнет мое тело в озеро Мид. Перед глазами вспыхнул газетный заголовок: «В Гранд-Каньоне утонул слабоумный инженер. Тело выловлено в озере Мид».