Алексей Пантелеев - Из старых записных книжек (1924-1947)

• Название: Из старых записных книжек (1924-1947)
• Автор: Алексей Пантелеев
• Жанр: Прочая детская литература

---

- Николай Гаврилович, мне кажется, вы передали ей не тот сверток.

- Как не тот?!!

Мы слегка развернули оставшийся у меня сверток. Там мирно покоились книги "Часы" и "Пакет".

- Фоня-квас! - закричал Жданов, выхватил у меня сверток и кинулся к лифту. На наше счастье секретарша была занята, говорила по телефону и не успела еще исполнить нашу просьбу - не вручила директору треста гостиниц черепки гостиничной тарелки.

* * *

Часто останавливается у нас, ночует на диване военкорреспондент С. Грубый циник. Это от него я впервые услышал омерзительную поговорку:

- Блат выше Совнаркома.

Он же зарплату называет зряплатой.

Его же изречение:

- Посидеть некогда лежамши.

Жизненный идеал этого С-ва:

- Солдат спит - служба идет.

Как обрадовался С., когда в нашей армии ввели погоны. Часа два он примерял их, пришнуровывал, красовался перед зеркалом.

* * *

На лестнице в Литфонде встретил Михалкова. Одет, как молодой царский генерал. Синяя бекеша, погоны, мерлушковая папаха, портупея.

Первые слова его:

- А м-мы вас п-п-похоронили.

Рассказал совершенно фантастическую историю о Введенском.

Они дружили - Михалков и Введенский.

* * *

Часто вижу в коридоре или в вестибюле гостиницы генерал-майора графа Игнатьева. Заметно стареет, но выправка по-прежнему гвардейская, форма безукоризненная. Чем-то похож на Викниксора.

* * *

Человек на фронте, где-нибудь под Харьковом или у Невской Дубровки, с удивлением, как нечто фантастическое, сновиденческое, проглядывает случайно попавший к нему клочок "Вечерней Москвы" от 26 декабря 1942 года:

Филиал Большого театра объявляет конкурс по следующим специальностям:

тенора 1 и 2

баритоны

басы

октависты...

Филиал ГАБТа - днем ДЕМОН, вечером ЛЕБЕДИНОЕ ОЗЕРО.

Госцирк - Борис Эдер с группой дрессированных львов.

Московский технический институт рыбной промышленности им. А.И.Микояна объявляет о публичной защите диссертации ассистентом Березиной Н.А. на тему: "Питание личинок стрекоз, как конкурентов и прямых вредителей мальков карпа и линя".

Положение в Тунисе...

Творческий опыт классиков.

Уникальная скатерть из цветного бисера...

1943

Достоевский о так называемых судебных ошибках:

"Лучше уж ошибка в милосердии, чем в казни".

("Дневник писателя")

* * *

Герой Одессы и Севастополя генерал И.Е.Петров, с которым я был знаком в Архангельском, после контузии страдает заметным тиком: подмигивает и дергает головой. Журналист N, автор книги о Севастополе, пишет об этом излишне, даже, пожалуй, до оскорбительности почтительно.

..."Оттуда, сдержанно улыбаясь, смотрит человек в пенсне. У него ритмично подергивается голова. Он поднимает руку к седеющему виску" и так далее.

Если бы этому журналисту нужно было воспеть безногого маршала, он, вероятно, написал бы так:

"Человек этот изящно и гармонично прихрамывает".

* * *

В Москве поют:

Ты эвакуирована далеко,

Бедная моя Сулико...

А в деревне Черной, в литфондовском лагере, ленинградские женщины пели:

Эвакуированным чужды

Все обольщенья прежних дней.

* * *

С каким удовольствием, с каким, я бы сказал, творческим аппетитом несколько раз повторяет маленький (четырех-пяти лет) мальчик в городском сквере - осточертевшую нам, взрослым, по ежевечернему нудному повторению формулу радиооповещения:

- Штаб эмпэвэо города Мас-квы пред-ла-га-ет: всем, кто еще не замаскировал своих окон, не-мед-лен-но эт-то сделать!

* * *

"Это величайшее искусство - уметь себя ограничивать и изолировать".

Эккерман{420}. "Разговоры с Гете"

* * *

Самые интересные страницы "Разговоров" Эккермана - те, где он говорит не о своем патроне, не об искусстве, истории или философии. Наиболее яркие, свежие, темпераментные и просто увлекательные страницы - те, где друг и секретарь великого поэта рассказывает о способах изготовления луков и о ловле птиц. Честное слово! Здесь он выразил себя наиболее полно и открыто.

* * *

Дамочку определенного профиля называют:

- Шпиковая дама.

* * *

Вот уже полтора месяца я в военно-инженерном училище, а не нашел времени записать ни одного слова. Нет, где-то на клочках, на полях и обложках учебных тетрадей кое-что записывал.

Кроме обязательных классных и строевых занятий на меня взвалили редакционно-издательские дела батальона: назначили редактором газеты. Ложусь в 2-3 часа ночи, а чуть свет уже подъем, побудка. Туалет, заправка постели, зарядка. Утренняя поверка. Строем, с обязательными песнями, идем в столовую. Американская консервированная колбаса, каша, хлеб, чай. Гимнастика. Классные занятия. Фортификация. Тактика. Топография. Аэродромное дело (наш батальон аэродромный). Строевые занятия. Часа два-три на полигоне. Стреляем. Бегаем. Берем препятствия, форсируем рвы, ползаем по-пластунски.

Небольшая передышка только после обеда.

* * *

Народ, в общем, хороший. Довольно много фронтовиков - сержантов, старшин и даже солдат, отличившихся в боевой обстановке.

* * *

Хорош двадцатичетырехлетний командир взвода, рязанец, похож на Есенина. Я старше его почти на десять лет. Он читал меня, гордится, что я в его взводе.

В Подлипках я шел куда-то узкой дорожкой. Навстречу три или четыре офицера, в том числе и Епихин. Я свернул с дороги, вытянулся, откозырял. Они мне ответили. Прошли. Слышу возмущенный голос Епихина:

- Неужели не читал?! Ее же каждый пацан знает!

Это он, милый мальчик, мною хвастается.

* * *

А на первомайском параде, - вернее, когда в жаркий день мучительно долго ждали начала этого парада, стояли на плацу в ожидании какого-то высокого московского начальства, - неподалеку от нас выстроили женский батальон. Этот батальон называют "Монастырским", потому что генерал-майор, начальник училища, понимая, какой соблазн и какая опасность возникают от присутствия в военном училище женского подразделения, ввел в этом батальоне порядки, каких не бывало никогда ни в одной самой строгой обители у самой суровой игуменьи.

И вот из этого строя "монашенок" в гимнастерках и пилотках раздается приглушенный голос:

- Ребята!

- Ау!

- Скажите, это правда, что в вашей роте Пантелеев "Республика Шкид"?

Кривить душой не буду - хоть и покраснел, а было приятно. Между прочим, в нашей роте далеко не все курсанты читали мои книжки или хотя бы слышали мое имя.

* * *

Пишу ночью. В Ленинском уголке. Мой помощник Лотман давно ушел, спит. А я решил - хоть что-нибудь записать.

* * *

Командир взвода Епихин славный парень, а вот помощник его - огромное гориллоподобное существо с голосом, который больше похож на звериный рык, чем на человеческий голос. Даже спать в двух койках от него страшновато.

Самое чудовищное - его пение. А петь он любит, числится в ротных запевалах.

Написал для газеты эпиграмму на него:

Наш помкомвзвода Василенко

Поет как Клавдия Шульженко,

Но только та, когда поет,

Пониже несколько берет.

Ему понравилось.

- Это вы здорово! - сказал он мне. Понял так, что не только, как Шульженко, но и лучше.

* * *

Еще один "любимец роты" - капитан Г., грузин, преподаватель физкультуры. Если что не понравилось - наказывает взвод, подавая одну за другой, без передышки, такие команды:

- Ложись! Встать! Ложись! Встать! Ложись! Встать!..

И так минут десять - пятнадцать.

Сам - отличный спортсмен, гимнаст, он и от других требует невозможного. Например, прыжки через высоченную "кобылу".

Я написал:

Одна высокая "кобыла"

Курсанта пламенно любила,

Но тот курсант коварный был

"Кобыл" пониже он любил

Лотман нашел в этих стишках "что-то вольтеровское". Спасибо, что не гомеровское.

* * *

Помкомвзвода, старший сержант Василенко - одессит. Команду он подает так:

- Слушай сюда!

- Ладно. Молчите. Слушай сюда!

* * *

Ротный старшина Ведерников. Усатый, чуть-чуть похож на Чапаева, но без малейшего намека на то обаяние, которое придал этому человеку Бабочкин. Типичный фельдфебель. Я не всегда пою в строю. Задумаешься - и вот уже гремит гневный, раскатистый голос:

- Пантелеев! Дневалить вне очереди!..

* * *

Он же:

- Девятов, тебя сколько раз звать? Ты где был? Ты бы еще на крышу залез: сидит, как кум королю, сват министру...

* * *

Занятия с ОВ, с противогазами. Приучают надевать противогаз в отравленной среде. Входишь в такой узенький коридорчик, почему-то под землей, закрываешь за собой дверь, открываешь другую и попадаешь в помещение, наполненное слезоточивым газом. Надо в этой обстановке суметь расстегнуть сумку, достать и надеть на голову себе противогаз. И только после этого выйти (или выбежать, как делает подавляющее большинство) через противоположную дверь на свежий воздух.

После такого окуривания почти у всех слезятся глаза. Но и тут шутят:

- Результаты плачевные!