Матюшкин Федорович - Повседневная жизнь Арзамаса-16

• Название: Повседневная жизнь Арзамаса-16
• Автор: Матюшкин Федорович
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-235-02957-6

Закрытые города, как никакие иные территориальные образования советского периода, по своему интеллектуальному потенциалу задавали в ряде направлений общемировой алгоритм научно-технического прогресса. Среди таких городов — Саров (Арзамас-16), или, как его называли для секретности, А-16.

История Саровской земли во второй половине XX века, определявшая в значительной степени ход мирового исторического процесса, еще не изучена. Тем важнее первые шаги, предпринимаемые работниками ядерного центра и историками по сбору и осмыслению ранее недоступного уникального материала, дающего представление о повседневной жизни важнейшего научного объекта. Данная книга поможет читателю задуматься о роли и взаимосвязи духовного и научного потенциала Сарова, оценить такой вроде бы незаметный каждодневный героизм ученых и рабочих, ковавших надежный ядерный шит Советского Союза.

---

Эта трагедия произошла 24 октября 1960 года, а ровно через три года — 24 октября 1963 года — случился пожар в шахтной пусковой установке, где сгорело десять человек. По решению, подписанному председателем Совета министров А. Н. Косыгиным, 24 октября с тех пор на Байконуре — нерабочий день, «день поминовения погибших».

Среди пострадавших, но спасшихся оказался начальник полигона, генерал-майор К. В. Герчик. Позднее он стал генерал-лейтенантом, стройный, подтянутый, только шрамы от многочисленных косметических операций на лице свидетельствовали о той страшной трагедии, да еще залеченный отек легких от четырехокиси азота (одного из компонентов ракетного топлива). После этих трагедий технику безопасности на полигоне «Байконур» возвели в абсолют.

На полигон прибыл новый главнокомандующий РВСН, Маршал Советского Союза К. С. Москаленко, который наблюдал с НП (наблюдательного пункта) следующий пуск ракеты Р-16, к несчастью, оказавшийся тоже неудачным. Ракета поднялась и вдруг развернулась в сторону наблюдательного пункта. Адъютант маршала, могучий полковник, схватив щуплого начальника, как котенка, мгновенно оказался внутри мощного блиндажа. Ракета упала примерно в двух километрах от наблюдательного пункта и взорвалась.

Дальнейшие испытания пошли более удачно, и о тех трагических событиях стали вспоминать как о страшном сне. Ракета летать «научилась» и уже в 1963 году была принята на вооружение РВСН.

Кстати, испытатели порой становились невольными жертвами отношений соперничества между конструкторскими организациями. Скажем, в «королёвской» гостинице на «двойке», когда отрабатывали заряды на ракетах М. К. Янгеля, отношение было порой настолько негостеприимным, что приходилось перебираться на другую площадку.

Пуски межконтинентальных баллистических ракет (МБР) — дело сложное в организационном плане. Задействуется большое количество измерительных (оптических, радиолокационных, телеметрических) приемных пунктов на старте, финише, по трассе полета, вся их работа синхронизируется службой единого времени (СЕВ). Отчуждаются значительные территории, часто с необходимостью отселения жителей и отгона домашнего скота на время пуска. Возникает необходимость обеспечить функционирование всех служб внешнетраекторных измерений активного участка траектории и априорного прогнозирования точки падения боевого блока и еще более сложного — пассивного участка траектории. В районе падения нужно обеспечить запись быстроменяющихся (микросекундных) процессов, оценивающих работу системы автоматики ББ на атмосферном приземном участке, вплоть до встречи ББ с преградой («втыке» в грунт). Для этого надо было заранее поднять самолеты с регистрирующей аппаратурой (РТС) на бортах, установить барражирование, чтобы при этом была исключена опасность их «накрытия» блоком или остатками последней ступени. Словом, вся эта огромная система на территории в 12–14 тысяч километров должна была работать четко, синхронно, без сбоев, подчиняясь единой воле. А при стрельбе в акваторию Тихого океана, куда для регистрации важных параметров ББ выходила целая эскадра кораблей с вертолетами на борту и сверхдальняя связь осуществлялась по закрытым каналам через штаб Тихоокеанского флота, задача многократно усложнялась. Поэтому каждая неудача в пуске воспринималась как личная потеря чего-то дорогого, чему отдана часть своего здоровья, часть своей жизни.

Регистрация информации, особенно о быстропротекающих микросекундных процессах, в районе падения боевого блока была связана с большими трудностями. Во-первых, «боевые поля» располагались вдали от населенных пунктов, чтобы даже «промахи» ракетчиков не причинили ущерба местным жителям. Поэтому условия обитания для обслуживающего персонала были удручающими. Во-вторых, приемные пункты (или приемные антенны) располагались как можно ближе к месту падения для получения надежной, устойчивой связи; однако это грозило им возможным разрушением при попадании. В-третьих, блок, входящий в плотные слои атмосферы из космоса, почти достигал первой космической скорости, поэтому при «протыкании» атмосферы он сильно тормозился, что вызывало мощный нагрев и частичную утрату его теплозащитного покрытия, что в свою очередь порождало образование слоя плазмы вокруг блока, из-за чего терялась радиосвязь. В-четвертых, информацию о быстропротекающих процессах надо было передавать вплоть до «втыка» блока в землю, когда ни о каком «радиогоризонте» не могло быть и речи. В-пятых, наличие на полигоне радиолокационных средств, радиорелейных линий, радиостанций в КВ- и УКВ-диапазоне порождает огромное количество радиопомех, которые нужно отфильтровывать, чтобы не было наложений на полезную информацию. Все эти проблемы постепенно решались усовершенствованием бортовой и особенно приемно-регистрирующей аппаратуры, изготавливаемой собственными силами.

На Камчатке, кроме приемно-регистрирующих пунктов (ПРП) на самолетах (а для их работы обязательно нужна хорошая погода, так как крутом сопки), был введен в эксплуатацию экспериментальный наземный приемный пункт. Но пока не накопили статистику о надежности получения информации с наземного ПРП, представители института требовали на госкомиссии обязательного использования и самолетных приемно-регистрирующих пунктов. Это вызывало неудовольствие военных. А. Веселовский рассказал о следующем эпизоде: «Однажды после бурных дебатов на госкомиссии, где нас в очередной раз обвинили в консерватизме при проведении испытаний, секретарь госкомиссии пригласил А. А. Множинского и меня в кабинет к генерал-майору Ю. А. Яшину (впоследствии генерал армии, первый заместитель главнокомандующего Ракетными войсками и затем председатель гостехкомиссии СССР). Яшин познакомил нас с главным конструктором, Героем Социалистического Труда, академиком А. Ф. Богомоловым, который занимался разработкой радиотелеметрических систем, в том числе для космических станций на гео- и даже гелиоцентрических орбитах. Генерал в небрежно-барском тоне изрек: „Вы там за своей колючей проволокой закостенели, живете старым багажом, чуть ли не в прошлом веке, а вот люди работают! Ибо с помощью миниатюрной аппаратуры обеспечивают устойчивый прием информации с обратной стороны Земли, а вы всё самолеты требуете! Если сами не можете, напишите техническое задание (ТЗ), а ОКБ МЭИ вам конфетку сделает на договорных условиях“. Богомолов при такой рекламе снисходительно заявил, что после получения технического задания он в течение полугода уже предложит готовые конструкции. Мы не стали возражать такому авторитету и обещали сообщить своему главному конструктору С. Г. Кочарянцу. Через полтора месяца проект задания был отправлен в ОКБ МЭИ. Через полгода пришел ответ за подписью академика Богомолова, смысл которого сводился к тому, что такую аппаратуру создать не могут»[125].

Кстати, уместно вспомнить, что в 1980 году за разработку и внедрение телеметрического комплекса бортовых и наземных приборов группе ведущих специалистов ВНИИЭФ была присуждена Государственная премия СССР. Званий лауреатов были удостоены Н. И. Щаников, А. Д. Аметов, М. И. Данилов, Б. П. Коротких.

Совершенно ясно, что еще сложнее было получить испытательную информацию при пусках в акваторию Тихого океана. В предполагаемый район отправлялись специальные «эскадры» из трех кораблей (они же использовались и при космических пусках, особенно с космонавтами на борту), так называемые ТОГЭ (Тихоокеанская гидрографическая экспедиция). Вначале была ТОГЭ-4, укомплектованная тремя небольшими, переделанными из «угольщиков», каботажными кораблями «Сахалином», «Сучаном», «Сибирью». Лет через пять-восемь появилась ТОГЭ-5 с более современными кораблями: «Чажмой», «Чумиканом» и «Чукоткой». На каждом корабле были установлены регистрирующие приборы, а ретрансляторами служили «камовские» вертолеты, которые поднимались за час до прибытия «гостинца».

Районы падения боевых блоков (ББ) выбирались в акватории Тихого океана вдали от основных морских путей. Как правило, эти зоны Тихого океана оказывались и наиболее штормовыми, где и бывалым-то морякам было несладко, не говоря уже о «временных пассажирах». Корабли выходили из Петропавловска (Владивостока) за две-три недели до пусков. После прибытия на место уточняли свое положение по небесным светилам с помощью почти средневековых секстантов (точность привязки составляла ± 2 морских мили!), ставили буи-поплавки с километровым тросом, чтобы ветер и волны не сносили. Проводили генеральные репетиции и докладывали о готовности.

Сообщение ТАСС обязательно уведомляло, что «с такого по такое-то число в связи с отработкой в СССР новой баллистической ракеты квадрат с такими-то координатами закрывается и является опасным для прохождения кораблей». Это учитывалось всеми, кроме специальных американских судов. Они имели скорость, в два-три раза превышающую скорость советских кораблей, приходили в квадрат как по расписанию. Мешали работе, иногда подрезали буйки (они-то «привязывались» по спутникам связи во много раз точнее), поздравляли по громкой связи с советскими праздниками, сбрасывали с бортов самолетов подарки: сигареты с зажигалками.