Матюшкин Федорович - Повседневная жизнь Арзамаса-16

• Название: Повседневная жизнь Арзамаса-16
• Автор: Матюшкин Федорович
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-235-02957-6

Закрытые города, как никакие иные территориальные образования советского периода, по своему интеллектуальному потенциалу задавали в ряде направлений общемировой алгоритм научно-технического прогресса. Среди таких городов — Саров (Арзамас-16), или, как его называли для секретности, А-16.

История Саровской земли во второй половине XX века, определявшая в значительной степени ход мирового исторического процесса, еще не изучена. Тем важнее первые шаги, предпринимаемые работниками ядерного центра и историками по сбору и осмыслению ранее недоступного уникального материала, дающего представление о повседневной жизни важнейшего научного объекта. Данная книга поможет читателю задуматься о роли и взаимосвязи духовного и научного потенциала Сарова, оценить такой вроде бы незаметный каждодневный героизм ученых и рабочих, ковавших надежный ядерный шит Советского Союза.

---

Никита Сергеевич пожаловал на полигон с большой свитой. На площадке у специально построенной трибуны была продемонстрирована новая военная техника, которая после парада выезжала на огневую позицию, где и было проведено несколько пусков. Не все прошло гладко: при пуске крупного осколочно-фугасного реактивного снаряда «Коршун» произошел отказ. А когда доложили, что система пуска отказала, снаряд вдруг сорвался с места и полетел, что вызвало взрыв смеха высоких гостей. Посетил Никита Сергеевич площадку, где была организована выставка ядерных боеприпасов. При посещении вышла заминка: Н. С. Хрущева и его помощника пропустили, а остальных «тормознули», чем вызвали большое неудовольствие. Пояснения Н. С. Хрущеву давал С. Г. Кочарянц. Никита Сергеевич очень удивился, что «армяне» сумели проникнуть в «святая святых», но докладом остался доволен.

Вообще, народ на полигонах работал самый интернациональный. Истории, связанные с большим фамильным выбором в России, не один раз позволяли улыбнуться испытателям в тяжелых условиях не столь уж разнообразных будней. Один интересный эпизод тех времен. На полигон прибыла группа аналитиков во главе с молодым, очень эрудированным специалистом Генрихом Федоровичем Королем. После пуска аналитики уселись в комнате вычислительного центра полигона и углубились в исследование записей телеметрической аппаратуры. Раздается телефонный звонок, Генрих Федорович снимает трубку и представляется: «Слушаю, Король». — «Какой еще король?» — «Генрих!» На противоположном конце со злостью бросают трубку. Снова звонок, диалог повторяется. Спустя несколько минут появляется подполковник с повязкой на руке «Дежурный по управлению» с вопросом: «Кто из вас хулиганил по телефону, генерал-полковнику Вознюку представился каким-то королем Генрихом? Мне приказано хулигана выявить, в 24 часа удалить без права посещения полигона!» Улыбнувшись, Генрих Федорович достал пропуск, продемонстрировав, что он и есть самый настоящий Король. Подполковник смущенно попросил прощения, откозырял и удалился.

В другой раз после пуска «Пионера-3» в столовой, где на каждый стол начальником экспедиции Б. А. Фейгиным было поставлено по бутылке водки (за наличный расчет) на четверых, чтобы «отметить успех», бывший полковник Ракетных войск, ставший заместителем начальника испытательного отделения одного из институтов Геннадий Алексеевич Солнцев поинтересовался здоровьем С. Г. Кочарянца. Ему ответили, что ему уже 73 года, поэтому, естественно, возраст сказывается. В разговор вступил Фейгин: «Конечно, старый, ведь у него даже зять — совсем старик!» Арзамасцы удивились: «Какой зять? У него три сына!» — «Да вот месяц назад сюда приезжал, звонил мне и представился зятем Кочарянца. Я ему свою „Волгу“ дал». Все сразу всё поняли: «Так это был наш хозяйственник Зятев, видимо, он представился как „Зятев от Кочарянца“, ведь у вас есть начальник отдела Женихов, а у нас — Зятев!» Все хохотали[120].

С первым пуском «Пионера-3» связан не один анекдотичный случай. На полигон приехал новый главнокомандующий РВСН генерал армии Максимов, который должен был присутствовать в бункере стартовой площадки. Эффект присутствия высокого начальства сработал и на этот раз… По команде «Ракету к бою. Пуск!» майор нажал на кнопку «Пуск» и застыл в этом положении как статуя (хотя должен был нажать и отпустить кнопку). А далее идет репортаж; «Сброс схемы», затем подается, естественно, команда телеметристам и киносъемщикам: «Снять протяжку»… Ситуацию сразу оценил генеральный конструктор А. Д. Надирадзе и, не дав ей развиться, скомандовал по-генеральски: «Отставить! Повторно нажать и отпустить кнопку „Пуск“!» К счастью, ракета пошла, головная часть «пришла в малый квадрат» на цель.

На следующий день председатель госкомиссии — первый заместитель начальника ГУРВО генерал-лейтенант А. Ф. Фунтиков (на самом деле он 190 сантиметров роста и примерно 120–130 килограммов веса!) вопрошает: «Генерал Желтаков, кто у тебя за пультом пуска сидел?» — «Инженер-майор такой-то». — «Он что, церковно-приходскую школу кончал?» — «Никак нет, академию имени Дзержинского». — «Так он что, не мог прочесть: „нажать и отпустить“? Я понимаю, что присутствие высокого начальства вызывает у кого эмоции, у кого поллюции…» Далее все потонуло в хохоте, инцидент был исчерпан[121].

Не всегда инциденты заканчивались столь безобидно. При первом пуске одного из ракетных комплексов, поскольку сразу два высоких начальника в Москве хотели иметь прямую трансляцию пуска, установили два канала связи. По ЗАС (засекречивающей аппаратуре связи) докладывали первому заместителю главкома РВСН генерал-полковнику Ю. А. Яшину, а по ВЧ-связи начальнику ГУРВО генерал-лейтенанту А. А. Ряжских. По первому телефону шла общая трансляция, та, что была на командном пункте, а на вторую линию посадили начальника отдела анализа, полковника Минченю, который для четкости доклада взял заранее отпечатанную шпаргалку и, глядя на секундомер, бодро читал. Пуск был неудачный, ракета упала (примерно в трех километрах от одного из измерительных пунктов, о чем тотчас же доложили), но Минченя по своему каналу продолжал все так же четко докладывать по шпаргалке. Получился явный конфуз. Генерал А. А. Ряжских шуток, тем более таких, явно не любил. Минченя стал полковником в запасе.

Вообще, процесс разработки, отработки и особенно завершающий этап — летные испытания нового ракетного комплекса — является весьма сложным процессом, в котором участвуют до сотни различных организаций из разных министерств и ведомств, которыми надо руководить в течение трех — пяти лет как большим симфоническим оркестром. Роль дирижера в начальной стадии играет головная организация по проектированию комплекса, ближе к завершающему этапу и в процессе полигонных испытаний — совет главных конструкторов, собираемый по инициативе головной организации; и, наконец, в процессе проведения испытаний — государственная комиссия, назначенная постановлением (решением) правительства, состоящая из 25–40 человек и имеющая широкие полномочия.

Капустин Яр явился школой для последующих ракетных полигонов: Байконура, Плесецка, Эмбы, Балхаша и других. В ходе процесса разоружения знаменитый полигон (орденов Боевого Красного Знамени и Красной Звезды), давший путевку в жизнь многим современным ракетным комплексам, стал для многих своих детей также и могильником.

Под действие договора между СССР и США о ликвидации ракет средней и меньшей дальности попадали американские «Першинг-2», «Першинг-1 А». СССР, со своей стороны, обязался уничтожить ракетные комплексы СС-4, СС-5, СС-20, а также СС-12 и СС-23. Подлежали уничтожению и пусковые установки. Договор был явно асимметричным. США должны были уничтожить 689 ракет средней дальности, СССР — 826 (да еще с РГЧ!), американцы — 282 пусковые установки, СССР — 608. США обязались ликвидировать 170 ракет меньшей дальности, СССР — 926, США — одну пусковую установку, СССР — 237!

В 1989 году, в соответствии с договором о ликвидации РСД и РМД, на полигоне было уничтожено методом подрыва 630 ракет и 72 ракеты с боевых позиций РВСН методом пуска (без ввода полетного задания), что приводило к самовыгоранию топлива в двигателях. Работами по ликвидации руководил начальник полигона — генерал-лейтенант Н. В. Мазяркин. Контроль за уничтожением ракетного могущества СССР осуществляли заокеанские контролеры-наблюдатели, для которых в семи километрах от поля кладбища был устроен наблюдательный пункт, развернуты снятые с подвижного шасси машина-общежитие (с прекрасными купейными помещениями) и машина-столовая (с недельным запасом продовольствия и ионированной питьевой воды), заимствованные из состава РК «Пионер». Люди, которые учили эти ракеты летать, вынуждены были видеть их гибель. Действительно, все, как у Н. В. Гоголя: «Я тебя породил, я тебя и убью!» Очевидцы записали затем свои чувства. «Фантастическое кладбище подорванных 630 ракет. Кругом воронки от мощных взрывов, многие заполнены водой, повсюду останки стенок корпусов и сопловых блоков двигателей, транспортно-пусковых контейнеров, куски несгоревшего и наполовину разложившегося топлива, которые при поджигании спустя пять лет ярко сгорали. Вместе с ракетами погибли сотни, а может, и тысячи килограммов молибдена, ванадия, нержавейки, редкоземельных элементов и многие килограммы золота и серебра. Наша русская расточительность придумала из обломков ракет сделать только сувенирные зажигалки и продавать их по 5 долларов за штуку иностранцам, тогда как было загублено добра на многие миллионы (если не миллиарды) долларов.

Двадцать ракет были подготовлены к уничтожению пусками в один день: залпово и с малыми интервалами. Американские генералы были поражены: все ракеты ушли; зрелище было потрясающее, голливудские „Звездные войны“»[122].

В свое время после сотого пуска ракеты «Пионер» изготовили памятные значки: на маленьком прямоугольнике изображен инверсионный след от взлетающей ракеты, сбоку разместился цветущий тюльпан и внизу — число «100». Испытатели, обладатели такого знака, очень гордятся им. Есть и знак с числом «200». Да! Был и двухсотый пуск, но это с учетом пусков на уничтожение. Они тоже хранятся в семейных архивах, но ветераны не спешат их демонстрировать.