Уильям Бойд - Нутро любого человека

• Название: Нутро любого человека
• Автор: Уильям Бойд
• Жанр: Современная проза

Уильям Бойд — один из наиболее популярных и обласканных критикой современных британских авторов. Премии Уитбреда и Риса, номинация на „Букер“, высшая премия „Лос-Анжелес таймс“ в области литературы — таков неполный перечень наград этого самобытного автора. Роман „Броненосец“ (Armadillo, 1998) причислен критиками к бриллиантам английской словесности, а сам Бойд назван живым классиком современной литературы.

---

Выпивал с Экклзом. Он гладкий, полноватый, симпатичный мужчина, по-видимому, сделавший еще перед войной состояние на испанских железных дорогах. Я рассказал ему о времени, проведенном на поле для гольфа и о стенаниях по поводу Флетчера.

— Похоже это волнует его сильнее, чем необходимость отправиться на Багамы, — сказал я. — Если бы мы смогли раздобыть для него Флетчера и сундуки из Антиба, он стал бы как воск в наших — в ваших руках.

Экклз — без особого добродушия — взглянул на меня.

— Интересная мысль, — сказал он. — Я этим займусь.

Мы не без взаимной осторожности поговорили о Герцоге. Ясно, что он ведет себя, как избалованное дитя и, имея с ним дело, ты зависишь от расположения его духа. Если он в хорошем настроении, все прекрасно. Если в дурном — дуется, топает ножкой и не желает с тобой играть.

Понедельник, 22 июля

Приглашен на среду к Герцогу и Герцогине — обедать. Вандерпол заявил, что пойдет вместо меня, обратился с протестом к Экклзу и тот посоветовал ему не валять дурака. Так что мы теперь с Вандерполом не разговариваем — он почти такой же взрослый, как Герцог. Вандерпол, вроде бы, более-менее выздоровел: весь день торчит в посольстве и с деловитым видом рассылает телеграммы. Я сижу под солнышком и читаю старые детективы из библиотеки пансиона. Хорошо бы Фрейя была здесь. Очень огорчен новостью о том, что Вишистская Франция разорвала с нами дипломатические отношения. Существует ли лучший пример безумия этой войны? А я торчу тут и бражничаю с бывшим королем.

Среда, 24 июля

По пути к „Бока-до-Инферно“ Экклз попросил меня не расписываться в книге гостей Герцога, даже если меня о том попросят. И сказал еще, чтобы я ни словом не обмолвился об ОМР. По-видимому, немецкие агенты распускают слухи, будто секретная служба Британии планирует устроить на Герцога покушение.[117] Экклз сказал, что он параноик и очень боязлив.

На деле же Герцог оказался душой компании — хорошее, шутливое настроение, много смеется, безостановочно болтает и подливает всем выпивку. Мне кажется, я понимаю, каков он был в молодости, каким обладал обаянием, причем дававшимся ему без всяких усилий. Да и Герцогиня вдруг стала ко мне куда внимательнее, чем прежде, — Экклз совсем отодвинут в сторону. Разговаривая с вами, она приближает свое лицо к вашему дюйма на два ближе обычного. В результате, даже в самом банальном высказывании проступает нечто интимное, а когда она говорит, вы ощущаете на лице ее дыхание. Фантастически действенный трюк. Она не красавица, однако такая вот особая близость внушает вам чувство избранности — да и смотрит она только на вас. Я пригляделся к ней с близкого расстояния и должен сказать, зубы у нее безупречные. Составить какое-либо представление о ее фигуре, кроющейся под дорогой и модной одеждой, невозможно. Она худощава, но не плоскогруда ли? Меня она называет Логаном.

Гостей в этот вечер было много — главным образом португальских друзей Эспирито Санто. Герцог с Герцогиней считают, что посольство их демонстративно игнорирует, и потому из англичан были только я и Экклз. Ночь выдалась теплая, кофе и бренди мы вышли пить на террасу. В темноте бухали и рушились волны прибоя. Герцог, куря сигару, отвел меня по лужайке к самому краю лившегося из дома света. Я сказал о том, какой приятный получился вечер, какое это удовольствие — видеть, после лондонского затемнения, сверкающие вдоль берега огни Эсториаля. Я не стал добавлять этого, но стоя здесь, посреди теплой ночи, я ощущал себя попавшим на отведенный богатым, красивым людям остров „Где-то там“, на котором никто и не ведает о войне. Впрочем, Герцог меня не слушал.

— Сегодня пришла телеграмма от Уинстона[118], — сказал он. — Мы получили Флетчера — он едет сюда.

— Замечательная новость, сэр.

— И все благодаря вам, Маунтстюарт.

— Нет, право же, я…

— Вы слишком скромны. Я же понимаю, вы наверняка подергали за несколько нитей. Мы вам действительно благодарны.

— Не стоит об этом.

— Беда в том, что мы все еще не можем получить из Антиба сундуки с одеждой и бельем. А на Багамах нам без них обойтись совершенно невозможно. Если бы вы могли что-то сделать…

— Я попытаюсь, сэр.

Когда мы неторопливо вернулись на террасу, меня окликнула Герцогиня. Она придвинула свое лицо так близко к моему, что на один безумный миг мне показалось, будто она собирается поцеловать меня в губы. Однако Герцогиня сказала: „Вы не распишетесь в нашей гостевой книге, Логан?“ — и указала на нее, лежащую в вестибюле, на пристенном столике. „Спасибо вам за все, что вы сделали для Дэвида“ — негромко прибавила она и тронула меня за руку. Я извлек перо, сделал вид, что вписываю в книгу мое имя, но Герцогиня уже отошла.

Вернулся в „Лондонский пансион“. Вандерпол оставил для меня записку. Мне надлежит завтра утром вылететь гидропланом в Лондон, а он останется здесь. Жалкий, завистливый, мелкий ублюдок.

[1 августа герцог и герцогиня Виндзорские отплыли из Лиссабона на борту американского лайнера, дабы Герцог мог принять предоставленный ему пост губернатора Багамских островов. Между тем ЛМС написал в Лондоне отчет о своей поездке в Лиссабон, о встречах с этой четой и впечатлениях от нее (в словах куда более сдержанных, нежели те, к каким он прибегнул в своем дневнике). Этот длинный секретный меморандум[119] (около шестидесяти страниц) некоторое время циркулировал по ОМР. Он получил у всех высокую оценку.

Когда в сентябре того же года начались бомбардировки Лондона и других городов Британии („Блиц“), Фрейя и Стелла снова уехали к Девереллам в Чешир и пробыли там до лета 1941-го. Мать ЛМС осталась на Самнер-плэйс, в доме, где жили теперь восемнадцать платных постояльцев — Мерседес Маунтстюарт и Энкарнасьон занимали одну большую комнату на первом этаже. ЛМС продолжал исполнять в ОМР рутинные обязанности, а также регулярно писал бюллетени для испано-язычной службы Би-би-си.]

1941

Среда, 31 декабря

Итоги года. Фрейя и Стелла спят. Я сижу у себя в кабинетике под крышей, шторы опущены — затемнение, — на столе передо мной бутылка виски.

Война. Война, война. Никак я этого не уразумею. Подавлен новостями с Востока[120]. Пирл-Харбор меня порадовал. Он, наконец, вынудил американцев действовать, и я впервые позволяю себе думать о том, что эта война завершится — победой. Спасибо тебе, Хирохито.

В марте покончила с собой миссис Вулф — утопилась à la Тесс в реке Уз. Приняла смерть от воды. И Джойс умер в этом году в Цюрихе, как говорят, больной, ослепший, преждевременно одряхлевший. К слову об этом:

Здоровье: в основном неплохое. Удалили два зуба, в сентябре — инфлюэнца. Слишком много пью.

Семья: и Фрейя, и Стелла на удивление благополучны. Лайонела видел за этот год только три раза — позор.

Работа: Вандерпол — ПИЗМ класса А. Трачу многие часы на испанские бюллетени. Фрейя переняла мои рецензентские обязанности в „СиД“ за 20 фунтов в неделю. Я указал на то, что делал ту же работу за 30 процентов этой суммы. Родерик и глазом не моргнул, — это он наказывает меня за отсутствие „Лета“. Написал для „Горизонта“ большую статью о Верлене (Сирил очень хвалил, однако она еще не напечатана). Кое-какие рецензии в газетах, впрочем, при 55 фунтах в месяц от ОМР плюс жалование Фрейи, плюс свалившийся на меня с неба Миро, мы сейчас обеспечены лучше, чем когда бы то ни было.

Дом: крепкие новые двери и окна на Мелвилл-роуд[121] — теперь мы спим намного спокойнее. Сны об Испании. Кто нынче пьет в „Чикоте“? Пытаюсь представить себе Париж, наполненный нацистскими солдатами.

В конечном итоге, год потрачен впустую. Я попросил Флеминга о переводе в другой отдел, но он сказал, что я представляю слишком большую ценность для Иберийского полуострова.

Друзья: Бен (как и всегда), Питер (мы немного отдалились один от другого), Ян (я, и правда, не могу не считать его другом), Дик (потерян из виду). Хотя друзья мне, в сущности не нужны, у меня есть Фрейя.

Размышления общего характера. На мне форма, я вношу крохотный вклад в завершение этой бесконечной войны. Моя профессия — писатель — временно забыта. Я платежеспособен — благодаря добровольческому резерву ВМС и Хуану Миро (и Фаустино), однако французские мои гонорары вне пределов достижимости. Нужно больше читать. Я, наконец, принялся за испанский роман Хемингуэя [„По ком звонит колокол“] — беда да и только. Что на него нашло, почему он так плохо пишет?

Решения: меньше пить. Боюсь, эта война превратит меня в алкоголика. Придумать книгу, которую мне действительно захочется написать (иными словами, забросить „Лето в Сен-Жан“, дурак ты этакий).

Любимое место: Мелвилл-роуд.