Михаил Пантелеев - Агенты Коминтерна. Солдаты мировой революции.

• Название: Агенты Коминтерна. Солдаты мировой революции.
• Автор: Михаил Пантелеев
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-09844-5

Михаил Пантелеев. Агенты Коминтерна. Солдаты мировой революции.

В данной книге содержатся биографии представителей Коминтерна во Франции, последовательно сменявших друг друга в 1919–1926 годах: А. Абрамовича, Ст. Иванова, В. Деготя, А. Гуральского, Б. Михайлова. Их судьбы известны лишь узким специалистам, а Борис Михайлов неизвестен и последним. В качестве источника использовались в основном архивные материалы, закрытые до самого последнего времени. Изложения биографий пяти коминтерновцев прослеживаются с поры юности и до смерти. А ведь ареной их деятельности, кроме Франции, было огромное пространство от Нью-Йорка до Шанхая! И всегда под чужими фамилиями, нелегально, нередко в контакте со спецслужбами.

«Борцы за светлое будущее», они были разными, различным оказался и конец их пути. Кто-то умер персональным пенсионером, кто-то — вскоре по выходе из мест заключения, а Борис Михайлов — и вовсе в лагерном бараке.

В качестве приложения в книге публикуется часть брошюры председателя Исполкома Коминтерна Г. Зиновьева «Признание России и политика Коминтерна». По известным причинам она никогда не переиздавалась.

---

Наиболее трагично сложились судьбы сотрудника Интернациональной контрольной комиссии Г. Эберлейна и сотрудника секретариата Эрколи, члена германской компартии с 1926 г. В. Петермана. Оба сначала были приговорены к тюремному заключению — 15 и 5 лет соответственно — и затем расстреляны: первый по приговору от 30 июля 1941 г., второй — 12 сентября 1942 г. по приговору от 24 июля 1942 г.

Из 57 приговоренных к расстрелу не менее 11 были расстреляны в день объявления приговора: советский сотрудник службы связи Борис Менис, заведующий отделом кадров ИККИ Г. Алиханов; сербы Душан Дреновский, Радомир и Грегор Вуйовичи, работавшие соответственно в отделе кадров, отделе пропаганды и в службе связи Коминтерна; черногорец И. Мартынович; хорват В. Чопич; иранский армянин Ерванд Орбеляани, а также Б. Бронковский, И. Гартман и Л. Мюллер. В то же время были случаи, когда интервал между приговором и днем казни растягивался на несколько месяцев. Случай В. Петермана уже упоминался. Бывший заведующий службой связи ИККИ Борт Мюллер (Мельников), приговоренный к расстрелу 25 ноября 1937 г., был казнен только через 8 месяцев — 28 июля 1938 г.! Отсрочка казни Б. Мюллера объясняется желанием Сталина выбить из него показания против Иосифа Пятницкого (Таршиса), долгое время являвшегося секретарем ИККИ и членом его Президиума, а с 1935 г. возглавившего политико-административный отдел ЦК ВКПб). Как известно, на июньском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 г. И. Пятницкий открыто выступил против усиления репрессий в стране, в частности против физического уничтожения Н. Бухарина и предоставления наркому внутренних дел Н. Ежову чрезвычайных полномочий.

Михаил Менделеев, тоже жертва сталинских репрессий, вспоминал, как он летом 1938 г. случайно встретил во внутренней тюрьме ГУГБ НКВД СССР на Лубянке Б. Мельникова. Тот, душевно опустошенный, рассказал, как после длительных избиений и истязаний согласился подтвердить выдвинутые руководством НКВД против И. Пятницкого обвинения в шпионаже в пользу Японии и других стран. Почему именно Японии? Дело в том, что сам Б. Мельников был объявлен японским шпионом с 1918 г. (а с 1933 г. и германским), поскольку был в плену у японцев, а затем по работе был связан с Дальним Востоком. Выучив наизусть сочиненный подручными Н. Ежова текст, Б. Мельников сыграл главную роль в «спектакле», поставленном Сталиным в Кремле для Крупской и других сомневавшихся в виновности И. Пятницкого членов ЦК ВКП(б)[323]. 29 июля 1938 г., т. е. на другой день после казни Б. Мельникова, в Лефортовской тюрьме состоялась выездная сессия Военной коллегии Верховного Суда СССР, приговорившая И. Пятницкого к расстрелу. Показания против него вынужден был также дать Г. Эберлейн. В ночь с 29 на 30 июля 1938 г. приговор был приведен в исполнение.

Из осужденных к заключению наибольший срок получил К. Брихман. Арестованный 5 августа 1937 г., он был 4 мая 1939 г. приговорен к 20 годам исправительно-трудовых лагерей. В том же году во время аварии в дальневосточных водах парохода «Индигирка» заключенный К. Брихман пропал без вести.

Кроме расстрелянного впоследствии Г. Эберлейна, 15 лет заключения получили П. Петков, советская сотрудница журнала «Коммунистический Интернационал» Анна Разумова-Хигерович и арестованный 23 июля 1938 г. в гостинице «Люкс» М. Стерн. Наименьший срок был вынесен 17 января 1940 г. Особым совещанием при НКВД СССР Елене Вальтер. Ее выслали на 3 года в Красноярский край.

Большинство осужденных к заключению получили сроки от 5 до 8 лет.

Всего 15 репрессированных в 1937–1938 гг. коминтерновцев смогли пережить сталинскую «мясорубку»: тех, кто не был расстрелян, погубили в лагерях голод и болезни. Болгарин Антон Володю (Антонов), осужденный в апреле 1939 г., в январе 1940 г. был досрочно освобожден из мест заключения ввиду прекращения дела и вернулся на прежнее место работы — в болгарскую секцию ИККИ. Еще быстрее было прекращено дело на арестованную в 1937 г. сотрудницу секретариата Д. Мануильского латышку Люцию Генину. Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 17 ноября 1945 г. досрочно был освобожден поляк Леон Жмиевский (Овсянко). Как и отбывшие свой срок заключения Мария Ватле (Ханна Шапиро), Анна Редко (Розенштейн) и Людвика Янковская (Ковенская), он после войны репатриировался в Польшу. Удалось выжить в сталинских лагерях латышкам Анне Баллод и О. 3ведре, польке Стефани Брун, немке Б. Даниэль, румынке Эстер Шварцштейн, болгарину П. Петкову, советским сотрудникам ИККИ Е. Вальтер, И. Кожевникову, А. Разумовой-Хигерович. Последняя после реабилитации в 1955 г. работала в Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.

Что по приговорам вменялось в вину репрессированным коминтерновцам? Типичным было обвинение в принадлежности к «антикоминтерновской организации, возглавляемой И. Пятницким, В. Кнориным и Бела Куном», как у заместителя заведующего службой связи Д. Липманова, осужденного к расстрелу 25 декабря 1937 г. Другой типичной формулой обвинения была «контрреволюционная троцкистская деятельность», как в приговоре И. Гржетичу, приговоренному 3 октября 1937 г. к расстрелу, или О. Зведре, отправленной по решению Особого совещания при НКВД СССР от 15 апреля 1938 г. в концлагерь на 9 лет.

Для репрессированных поляков расхожим было обвинение в участии в Польской военной организации, созданной Ю. Пилсудским для борьбы сначала против царской России, а затем против советского государства. Югославов А. Шеремета, Д. Дреновского, В. Чопича обвинили в том, что они «сотрудничали с югославской политической полицией, занимались провокаторской деятельностью в КПЮ и Коминтерне и являлись членами правотроцкистской террористической организации, которая стремилась захватить в свои руки руководство Коминтерном». Полька Л. Янковская, работавшая в представительстве Компартии Западной Белоруссии, была 22 ноября 1937 г. осуждена к лишению свободы на 8 лет «как член семьи изменника Родины». Ее муж, Станислав Скульский (Мертенс), был арестован в августе 1937 г. и 21 сентября того же года приговорен к расстрелу.

Очень часто обвинения в различных видах контрреволюционной деятельности сочетались с обвинениями в шпионаже в пользу таких стран, как Германия, Польша, Румыния, Япония. Е. Орбелиани был признан «английским шпионом». Р. Херцигоню, как и Л. Дюби, обвинили среди прочего в шпионаже в пользу Франции (последней, впрочем, вменялась работа также на спецслужбы Германии и Японии). Подчеркнем, что людей официально осуждали не только за шпионаж, но и «по подозрению в шпионаже». Удобная юридическая формула, позволявшая органам НКВД и Прокуратуре особо не утруждать себя поисками доказательств состава преступления. Именно с этой формулой обвинения была 26 мая 1938 г. осуждена Особым совещанием при НКВД СССР на 8 лет заключения М. Ватле.

Ряд коминтерновцев, подписав во время следствия протокол с признанием своей вины, на суде от показаний отказались. Так поступили заместитель заведующего службой связи А. А. Смирнов, а также М. Валецкий, Яков Волк, Л. Дюби, Д. Липманов, А. Разумова-Хигерович, Б. Циммерман, Илья Чернин, Цой Шену. А поляки Я. Боровский, Р. Езерская и работавшая референтом Интернациональной контрольной комиссии А. Редико ни в чем виновными себя не признавали ни на предварительном следствии, ни в суде. Однако для сталинского «правосудия», если только дело не разбиралось на открытом процессе, позиция подсудимого большого значения не имела: дела арестованных коминтерновцев не были отправлены на доследование, и приговоры были оглашены.

По-другому и быть не могло. Судебные приговоры были элементом политического фарса и не имели ничего общего с определением вины подсудимых. Их задачей являлось искоренение всякой оппозиции сталинской диктатуре, а значит, и любого инакомыслия, как источника этой оппозиции.

Репрессии в Коминтерне невозможно рассматривать изолированно от процессов, разворачивавшихся в ВКП(б) в 1920—1930-х гг. И формально, и фактически коммунисты аппарата ИККИ были хотя и специфичной, но составной частью ВКП(б). Они жили проблемами коммунистов СССР, несмотря на то что их жизненный уровень был гораздо выше, чем у простого советского человека. Конечно, значительную долю сотрудников ИККИ составляли иностранцы, но об их обособленности можно говорить лишь применительно к первым годам пребывания в СССР, когда сказывался языковой барьер. В дальнейшем она не отличалась существенно от обособленности, например, работников Наркомата иностранных дел.

В партячейках аппарата Коминтерна регулярно обсуждались внешние и внутриполитические акции ВКП(б), и все коммунисты в той или иной степени участвовали в политических кампаниях, инициировавшихся верхушкой большевиков, включая печально знаменитые «чистки». Надо также иметь в виду, что многие коммунисты-иностранцы, особенно в 1920-х гг., сами проявляли интерес к политической жизни в СССР, отлично понимая, в какой стране прежде всего определяются судьбы коммунистического движения.