Яков Давидзон - Орлята партизанских лесов

• Название: Орлята партизанских лесов
• Автор: Яков Давидзон
• Издательство: Весёлка
• Жанр: Детская проза
• Год: 1979

Воспоминания фотокорреспондента о детях-партизанах, с которыми он встречался в отрядах С. А. Ковпака, А. Ф. Федорова, Н. Н. Попудренко.

Для младшего и среднего школьного возраста.

---

Отец нежданно-негаданно появился сам, когда в селе ещё не создали полицейской управы. Спустя сутки он ушёл. «Если будут интересоваться, допрашивать вас, держитесь одного: отец собирался пробиваться к линии фронта, с тех пор никаких сведений не имеем…» Мы — моя мать Евдокия Ивановна, я и сестра Нина — старались ночевать не дома, а у дальних родственников или у знакомых. Но однажды мы всё-таки остались дома — уж очень соскучились за уютом и теплом родной хаты. В ту же ночь к нам постучали. Помню, мне как раз снилось, что меня немец расстреливает из автомата. Мать открыла. Её с лампой в руках заставили пройти вперёд, во вторую комнату, — полицаи думали, что там прячется отец. Ввалилось их в дом человек восемь. Начали переворачивать всё вверх дном. Хватали, что под руку попадалось.

Мы с Ниной незаметно выскользнули из дома. Перебежали через дорогу — в колхозный сад. Оттуда — к конторе колхоза, где жил наш дядя Потап. Но услышали взрыв гранаты, и это остановило нас. Позже мы узнали, что полицаи бросили гранату в дом к Ступакам. Хорошо, что там было пусто… Маму нашу забрали. Весь день её босую, в мороз, гоняли полицаи по селу. Мы с Ниной сидели у соседа в хате и, плача, наблюдали сквозь стёкла за происходящим. Спустя два дня, так ничего от неё и не добившись, маму отпустили. Мы тоже вернулись домой.

Когда же партизаны разгромили карательный отряд предателя Шилова в Гуте Студеницкой, это было в феврале сорок второго года, в наш дом ворвалось человек десять полицаев. Приказали всем собираться. Я уже оделся, как вдруг сестра разрыдалась. Она обхватила маму руками и закричала: «Мама, мамочка, куда нас ведут?» Тогда мама и сказала главному полицаю: «Детей же зачем? Ведь они ни в чём не виноваты!» Тот остановился в нерешительности, потом угрюмо бросил: «Ладно, одна пойдёшь!» Было около десяти утра, когда, в последний раз поцеловав нас, мама ушла с полицаями. А вскоре мы узнали, что её расстреляли…

Нас с сестрой после этого забрали в тюрьму в город Щорс, где мы просидели несколько суток. Там были дети Ступака — Миша, Петя и Толик. После допроса нас отпустили, и мы пешком возвращались домой. Дорога неблизкая, километров двадцать. Толик был совсем маленький и его приходилось нести по очереди на руках.

В феврале сорок третьего года меня с сестрой и братьев Ступаков снова забрали и бросили в Корюковскую тюрьму. Там мы просидели, ожидая расстрела, две недели. Арестованных — это были в основном семьи партизан — становилось всё меньше.

Но нам повезло — соединение Фёдорова разгромило местный гарнизон и штурмом взяло тюрьму. Нам потом рассказали партизаны, что первым к тюрьме прорвался дядя Феодосий — отец Миши, Пети и Толи. Он как раз сбивал прикладом замок на тюремных воротах, когда автоматная очередь прошила его насквозь.

Я помню, как мы подходили к подводе, на которую положили дядю Феодосия. Он молча смотрел в небо. На второй день его хоронили в селе Тихоновичи, в колхозном саду, там же, где и наших матерей.

В лес мы уехали с партизанами. Мне подарили маленький дамский пистолет. Тогда и был сделан этот снимок.

Владимир Иванович Бебех повернулся к своему портрету, с которого и начался его рассказ. Немного помолчав, он продолжил:

— В лесу меня взял к себе какой-то командир, фамилию его я уже не помню. Мы вместе спали в одной повозке. Он предложил мне: «Теперь, Володя, ты при мне будешь как бы адъютант». В мои обязанности входило, чистить его парабеллум, смотреть за повозкой, поить лошадей.

Такая жизнь продолжалась дней пятнадцать. А потом командир подходит ко мне и говорит: «По распоряжению командования тебя решено оставить в отряде Попудренко. Пойдём к нему, представишься по всей форме», научил меня, как это нужно сделать.

В землянке было полным-полно командиров, одни входили, другие поспешно выбегали, вскакивали на коней и уезжали. Я подступил поближе к столу и во весь голос начал:

— Товарищ командир отряда! Юный партизан Бебех согласно распоряжения командования в ваше распоряжение прибыл!

Попудренко переспросил мою фамилию и сказал:

— Ну, здоров, сынок! Будешь с нами партизанить!

И приказал определить в роту Короткова. Здесь же был и сам Коротков. Я обрадовался — Коротков знал моего отца, не раз бывал у нас дома. Но неожиданно для меня ротный возмутился:

— Да что вы, товарищ командир, у меня же боевая рота, а не…

Но Попудренко, не обращая внимания на его слова, приказал дежурному по штабу:

— Григорий, отведи во взвод к Карпачеву!

Не испытывая дальше судьбу, я бросился вслед за дежурным, и через минуту был в землянке второго взвода. Гриша, как и положено, обратился к Карпачеву:

— Разрешите доложить, товарищ командир! По распоряжению командира отряда в лице юного партизана Бебеха к вам прибыло пополнение!

В землянке раздался такой взрыв смеха, что его раскаты, кажется, и сейчас звенят в моих ушах. Карпачев расспросил меня обо всём, и с ходу предложил быть его приёмным сыном. Я, конечно, возразил, сказал, что у меня есть живой отец. Тогда он уточнил — будешь моим партизанским сыном и на этом мы поладили.

Карпачев был очень хорошим, добрым, душевным человеком, словом, настоящий русский человек. Мне выдали карабин. 2 мая 1943 года я принял присягу. Я был постоянным «заместителем» командира взвода, когда он уходил на операции.

Первое задание, которое я выполнил с Карпачевым, — приём самолётов с Большой земли. Это было не простым делом. Как-то мешок с толом к которому я направился, взорвался и наверное, мне просто повезло, что я уцелел.

Были определены сигналы фонариками и пароли, приготовлены костры. Со второго захода самолёты сбросили грузы и десантников на парашютах. Карпачев ещё в воздухе за каждым «закрепил» парашют и приказал не спускать с него глаз и немедленно бежать к месту приземления. На «моём» парашюте оказалась… девушка. Я её доставил к командиру. Карпачев пошутил: «Везёт же парню! У всех — мужики, а этому — девушку прислали!»

После елинских лесов начались походы по тылам врага. И тут хотелось бы рассказать об одном человеке, который немало способствовал поддержанию боевого духа партизан. Когда мы ещё стояли в елинских лесах, рядом с нашей была землянка комиссара отряда товарища Горелого. Все новички, попадавшие в лес, проходили «собеседование» у комиссара. Он обычно спрашивал у новенького, как в плен попал или откуда родом и т. д. Потом рубил напрямик: «Почему до сих пор ждал?» Кульминация наступала тогда, когда комиссар, блестя глазами и взмахивая рукой, говорил: «Наша главная сегодняшняя задача — бить врага! Есть оружие — оружием, нет оружия — палкой бей, нет палки — вцепись руками!» Он распалялся, был сам не свой. Он так болел за порученное дело, так отдавал себя всего, что новички, попадавшие к нему на «психологическую обработку», бледнели. Горелый обладал огромной силой внушения. К концу разговора комиссар обычно приходил в норму и дружески пожимал руку своему собеседнику, просил извинения за резкость.

Коммунист Горелый погиб в селе Тихоновичи, похоронен там же, где Феодосий Ступак и моя мать.

Трудной была походная жизнь. Спали — в жару и в дождь — где придётся, чаще всего на голой земле. Непроходимые болота, топи, смертельная усталость, кровавые мозоли на ногах. И бои, бои — днём и ночью. Что уж говорить обо мне — бывалые партизаны и те гнулись под тяжестью испытаний. Я чувствовал, что силы покидают меня… На помощь опять же пришёл Карпачев. Он уговорил начальника разведки Лошакова, чтоб тот отдал мне коня.

Вручал мне коня усатый ездовой. Он приговаривал, поглаживая гнедого:

— Ось твій кінь, звуть його Мальчик. Хлопці, що басували на ньому верхи, кажуть, що дуже щирий i спритний коник. Бери його та їздь на здоров’я.

Отдал он мне Мальчика, и повёл я его к себе. Мальчик, однако, на первых порах отнёсся ко мне недружелюбно — поджимал уши, косил глазами, норовил лягнуть. Но вскоре я его задобрил: носил ему картофельные очистки, ячмень, овёс. Был у нас в отряде ездовой Свириденко, очень хитрый мужик. Когда ложился спать, то мешок с ячменём укладывал под голову… Это, признаюсь, нисколько не мешало мне набирать полную шапку зерна, совершенно не беспокоя Свириденко. Вскоре Мальчик приобрёл блеск и ходил за мной, будто привязанный, и я постоянно ощущал на своём затылке его дыхание.

Однажды в походе я от усталости свалился под куст и уснул. Уже протарахтели последние повозки, когда Мальчик, наконец, растолкал меня своим носом. Я вскочил в седло, а куда скакать — не знаю. И тогда я полностью положился на моего верного четвероногого друга. И не ошибся — Мальчик догнал отряд.

Никогда не забуду боёв в злынковских лесах. Фашисты окружили соединение Попудренко. Каждый день и каждый час партизаны совершали героические поступки. Дрались все — женщины, старики, дети. Помню, как фашистская танкетка прорвалась в лагерь, к землянке командира. Десятка полтора автоматчиков окружили Попудренко и нескольких партизан. Бой был не на жизнь, а на смерть. Помощи ждать было неоткуда. И тогда все, кто мог ещё держать оружие, поднялись в атаку. Бежал с ними и я, стрелял из своего дамского пистолета. Наверное, вид перебинтованных, окровавленных людей, не устрашившихся ни пуль, ни танковой брони, подействовал на гитлеровцев сильнее приказов их офицера — они побежали, и танкетка попятилась, укатила…