Максим Кантор - Сетевые публикации

• Название: Сетевые публикации
• Автор: Максим Кантор
• Жанр: Публицистика

Работы художника Максима Кантора находятся в Британском музее, в Третьяковской галерее, во многих галереях Европы и США. Максим Кантор-писатель известен в первую очередь как автор романа «Учебник рисования», который критики назвали одновременно пособием по рисованию, антипостмодернистским манифестом, политической сатирой и философическим трактом и который вызвал в середине нулевых большую полемику. Максим Карлович Кантор часто отзывается о делах повседневных и мимолетных — к примеру, всяческих социально-политических событиях. Однако его отзывы об этом таковы, что по ним лет через дцать вполне можно будет собирать учебник по Истории. В мимолетном Кантор неизменно замечает вечное и, кажется, предпочитает именно такой способ изучения бытия.

---

Ответ прост: по глупости. Другого ответа нет.

Невежество и глупость, зависть и жадность — творцы новейшей истории. И наши российские беды — они только от глупости произошли, наш главный враг — собственный идиотизм. Остальное ветром надуло.

В основу дерзновенных прожектов последних 30 лет было положено якобы доказанное утверждение — будто Россия это часть Европы. На эту тему читались доклады в обществе Сороса, эту дикую теорию печатали какие-то научно-популярные журналы, и лекции про это говорились в провинциальных институтах.

Разумеется, никакой приличный университет эту тему к рассмотрению принять не мог: это совершенное шарлатанство, никакая историческая наука не будет пытаться доказать, что Азия — это Европа.

В истории и философии самое интересное — разбираться с условиями задачи, отменить которые нельзя. Как это многим известно, Россия — северная страна, четыре пятых которой находятся в Азии, а одна пятая в Европе. Это вот такая страна, и отменить ее историю и географию нельзя. Считать Россию европейской державой можно, с той же степенью достоверности ее можно считать и Полярной державой, поскольку некоторые земли расположены за Полярным кругом. Провозгласить Россию Европейской державой было исключительно выгодно с политической точки зрения (открылось необозримое поле для политических спекуляций) и крайне недобросовестно с точки зрения научной. Вслед за хвастливой Екатериной II (она любила врать: «есть европейская держава!»), интеллигенты горбачевского разлива стали именовать себя европейцами; называли они себя европейцами на том основании, что любили ездить в загранкомандировки и знали один иностранный язык.

Вообще говоря, российский западник любит то, о чем не имеет никакого представления. Я наблюдал русского европейца, который не мог разобраться, какая из дверей (G или L) ведет в мужской клозет, а какая — в женский; при этом, путь в цивилизацию он указывал недрогнувшей рукой, и полагал, что направление верно.

В перестроечные годы среди прочих авантюр прошло и провозглашение России Европой. Казалось, что наши пустыри зарастают оливами прямо на глазах: «хочешь жить как в Европе — голосуй за правых»! Спорить с этой ахинеей никакой академический ученый не стал — как не стали, допустим, в Кембридже и Оксфорде оспаривать новую историографию Фоменко. В России это дикую теорию излагали не историки, разумеется; сие было бы невозможно — но в 80-90е годы новоиспеченная наука «культурология» потеснила историю. Поинтересуйтесь специализацией у любого сегодняшнего Ипполита Маркелыча — непременно окажется, что он культуролог.

Пафос Ипполита Маркелыча был понятен: и мы имеем право на блага, нас просто злокозненные большевики от общей кормушки цивилизованных народов оттерли! Пустите, посторонитесь, мы очередь занимали, я за этой дамой стоял!

Вообще говоря, некие границы даже у невежества существуют. Мы интуитивно знаем, что разворот сибирских рек против течения, — это авантюра; нам не придет в голову убеждать зоологов, что заяц и медведь — это одно и то же животное, поскольку оба живут в лесу, оба покрыты шерстью, и хвосты у обоих короткие.

Однако в культуре невежество границ не имеет: разворот рек и спаривание зайца с медведем прошло на ура. Более того, существование отдельно взятого медведя было объявлено нелепостью. Существовавшее некогда мнение, что у России есть особый путь развития стало считаться едва ли не националистическим лозунгом. Казалось бы, довольно естественно предполагать, что у одной шестой части суши с особой историй и географией — есть свой путь развития. Есть он, скажем, у Португалии, отчего бы и у России таковому не быть? Спросите англичанина, схож ли путь развития Англии с французским или бельгийским, поинтересуйтесь у испанца, похожа ли Испания на Францию. Ответы будут агрессивно отрицательны. Но констатация того простого факта, что Россия имеет собственную историю — воспринималось культурологами как диверсия. Может быть, ты еще и за Союз Михаила Архангела?

План внедрения в Европу был всем хорош, имел лишь один дефект.

Легкое неудобство заключалось в том, что все население России (т. н. сиволапые мужики, они же быдло или анчоусы, в новейшей терминологии), в Европу не засунешь, всем ключи от коттеджа не вручишь, всех не примешь на работу в журнал «Мезонинчик» и в рекламное агентство — зарплаты такого размера не всем положены. Европа не резиновая, в цивилизацию всех не возьмут, демократия — это соревнование и борьба за место под солнцем. Помилуйте, может воскликнуть иной нервный анчоус, так ведь в Европу должны были всех брать, а не только победителей в соревновании!

Э нет, брат-анчоус, ошибаешься: наша Европа — есть Европа особая, это наш идеал, наша мечта. Так и концептуальный художник Кабаков однажды высказался (мол, «в будущее возьмут не всех»). То есть, лучшие русские люди будут жить в демократии, и в Европе, — а с остальными проблематично.

Поэтому в Лондон, который не выдает узников совести, выехало ворье (я имею в виду не всех уголовников подряд, но зажиточных бандитов, с прогрессивными взглядами). Поэтому возникло условно-западное современное искусство, без культурных особенностей, но с эластичными эстетическими критериями. Поэтому прогрессивные журналисты так любят поминать славный девятнадцатый век, когда российский салон говорил по-французски — мы уже были практически Европой! Правда, не все мужики тогда говорили на языке Расина, но это уже деталь. Хотим туда, где мы уже были, домой хотим, в Европу, на бал просвещенных!

Главное у нас еще впереди; главное — это понимание того, что у России есть своя собственная внутренняя Европа, и это понимание уже близко.

Настоящая Европа нам совершенно ни к чему: что, соборы кому-то разглядывать охота? Мало того, что эта дрянь разваливается, так она еще и становится социалистической!

Пора понять, что в наших дерзновенных мечтах мы нечто иное имели в виду — отнюдь не этот исчезающий вид социума и не Сикстинскую капеллу. Имели мы в виду Рублевское шоссе, галереи современного искусства, ресторан Бонтемпи, корпоративные вечера. Вот это — Европа! И другой Европы нам, извините, не надо.

А то, что варвары-анчоусы не понимают нашего европейского пути, так они на то и варвары. Они, может, даже считают, что у России есть особый путь развития.

Особый путь России (17.05.2012)

Как и у любой страны, существует свой путь и у России — это утверждение не значит больше того, что оно значит.

Когда Бог развалил Вавилонскую башню (конгломерат народов и эсперанто вместо разных языков), то Он дал всякому племени свою собственную судьбу, и русские (как и румыны, англичане, татары, испанцы) — не исключение.

Свой путь — не означает специальным образом полученный бонус, собственная судьба — это не капитал в банке. И вообще, связывать «особый путь» с достатком и покоем — это очень мещанское представление о судьбе.

Греки, например, представляли фатум иначе. А что касается христианского представления о пути — то оно и вовсе не связано с дивидентами.

Однако саркастический вопрос о качестве и направлении русского пути звучит столь часто, что надо на него ответить. Причем ответить надо просто — потому что этот путь очень прост.

Вопрос этот — предельно общее место, так обычно комментируют тот факт, что у России собственная история. Говорят так: ах, собственная история? неужели? тогда скажите, хе-хе, почему же эта история такая неудачная? Может быть, следовало бы поучиться где-то разуму, а не упорствовать в своей так называемой особой истории?

Этот вопрос из разряда мещанского: «если умный — почему бедный», есть такая дивная фраза! Вообще говоря, самые умные люди (Сократ и Христос) были беднее олигарха Прохорова и его благостной сестры, а самые праведные люди, имевшие особый путь, — не были самыми удачливыми.

Представление о том, что особый путь не должен уступать по интересности корпоративным вечеринкам — это представление бандитское: ведь и бандит вступает на особый путь воровства только затем, чтобы сравняться богатством с сильными мира сего. Ему и в голову не придет, что можно отличаться от сытых — в сторону иную, нежели еще большая зажиточность.

Однако именно этот смысл — и только он — в вопросе об особом пути России, Ну, где же он, этот путь, если у вас были лагеря, репрессии, неурожаи? Был бы путь хорошим — так и житницы бы ломились от зерна.

Интонация упрека российской истории отработана, как и реакция американца на разговор о том, что и в Америке не все гладко. Стоит вспомнить о войне в Ираке или о маккартизме, как собеседнику полагается прикрыть глаза и устало сказать: «А еще у нас негров линчуют». Этот аргумент (ну в самом же деле — абсурдно! негров-то уже давно не линчуют!) всегда работает.