Борис Изюмский - Море для смелых

• Название: Море для смелых
• Автор: Борис Изюмский
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1977

Роман о судьбах молодых строителей нового города у Цимлянского моря. Их было здесь всего несколько тысяч, они возводили химический комбинат, прокладывали новые улицы. Автор не побоялся поставить своих героев в чрезвычайно трудные обстоятельства, не искал облегченного решения сложных вопросов долга, чести и ответственности. Но что бы ни случилось в будущем с героями романа, ясно одно: такие люди не покривят душой, одолеют все перевалы в пути.

---

Нет, она определенно отвечала плохо. В подготовке не было серьезности и глубины… Отвлекалась многими делами. Теперь стыд-то какой!

Лешка на улице достала зачетную книжку, снова сокрушенно уставилась на тройку и подпись Багрянцева.

Уже успела испортить зачетку! А сколько она должна вобрать на свои узкие страницы бессонных ночей, волнений, тревог…

Сейчас эти страницы чисты, полны ожидания. Но пройдут годы, и множество почерков, подписей соберется здесь. Будет ли она протягивать зачетку с готовностью или неохотно, рассматривать, как сейчас, со вздохом сожаления или с гордостью?

Лешка спрятала зачетную книжку, глубоко задумавшись, побрела дальше. Настроение было явно ниже нуля. Очнулась у носа легковой машины, остановившейся перед ней со скрежетом. Шофер, высунувшись из кабины, что-то кричал о полоумных девицах, от которых нет жизни. К месту происшествия спешил молоденький милиционер-сержант.

— Придется, девушка, платить штраф, — строго сказал он.

Лешка ожесточенно протянула ему деньги.

— Тогда выписывайте сразу две квитанции, мне еще вон там дорогу переходить.

Милиционер деньги не взял, а участливо спросил:

— Что случилось? Почему вы так хотите попасть под машину?

В Лешке заговорил бесенок озорства. Она сделала печальное лицо.

— В университете крупные неприятности.

— Выгнали? — с сочувствием воскликнул милиционер, наверняка заочник Юридического факультета.

Лешка неопределенно мотнула головой.

— Да вы так не волнуйтесь, все еще уладится, — начал успокаивать ее сержант и, бережно взяв под руку, повел к мостовой.

— Мы вам поможем на работу устроиться.

— Регулировщицей?! — невинненько спросила Лешка, а сама еле сдержала смех.

Две пожилые женщины остановились на краю тротуара. Одна из них, посмотрев осуждающе на Лешку, которую вел милиционер, сказала убежденно:

— Аферистку поймали. Ну и молодежь пошла!

Лешка, услышав эту фразу, остановилась неподалеку от женщин, протянув милиционеру руку, мило улыбнулась ему:

— Я подумаю. Спасибо. До свиданья.

Хотела показать язык этим «проницательным» теткам, да воздержалась. С независимым видом проследовала мимо.

В общежитие Лешка пришла с совершенно иным настроением — нечего вешать нос и падать духом при первой же неудаче, высшую математику надо сдать как следует, вот и все!

Саша, натянув на голову дугу наушников, зубрила английский. Наушники не включены в сеть. Для большей звуконепроницаемости Саша подоткнула под них вату.

Узнав о неудаче подруги, Саша не стала утешать, — а именно этого Лешка больше всего боялась, — сказала просто:

— Со всяким может быть!

Внизу, у ребят, кто-то, бренча на гитаре, запел под цыганщину:

Когда гоняет ветер по земле
Снежинки первые и близко время сессии,
Тогда по принципу Ле Шателье
Смещается студенческое равновесие.

— …ррравновесие, — выводит басовитый голос.

Студенты мудрствуют над книгой ночь и день
И бегают толпою за зачетами,
В лабораториях, стряхнув на время лень,
С запущенными возятся работами…

— …рработами, — рокочет бас.

Экзамен сдан… Растаяли во мгле
Переживания минувшей сессии.
И вновь по принципу Ле Шателье
В другую сторону сместилось равновесие.

Саша вытаскивает вату из наушников, сообщает Лешке:

— У меня сегодня любопытный разговор был с Прозоровской, когда мы выходили из университета.

Коротко подстриженные, темные волосы Саши спадают почти на очки.

— Какой разговор? — вежливо осведомляется Лешка, хотя ей сейчас совсем не до этого, мысли заняты иным.

— Да, понимаешь, она заявила, что ей все наше поколение не нравится. И еще: что ей нужен муж, который освободит ее от материальных забот.

— Ну и что ты ответила? — затаив дыхание, уставилась Лешка на подругу, словно боясь услышать не то, что хотела.

Саша, не снимая очков, протерла их стекла пальцем.

— Я сказала: рассуждения эти — беспросветная гниль.

— Правильно! — с облегчением вздохнула Лешка. — Ты понимаешь, она запущена в смысле воспитания, а политически — отсталая.

— Ничего подобного! У нее уже сложилось свое мировоззрение! — не соглашаясь, воскликнула Саша. — Говорит:. «Зачем честность и чистота, если в жизни они только помеха? Я не слепая…»

Я ей доказываю: «Нет, ты слепая! Не видишь, какая борьба за правду идет… Людей невинных реабилитировали… Честно ошибки исправляем. С ложью, жадностью боремся… Разве мы, наше поколение, потерпим несправедливость? А такие взгляды, как твои, не к лицу комсомолке».

Она, видно, перепугалась и на попятную: «Это я, говорит, нарочно. Тебя испытать…»

— Хороши испытания! — возмущается Лешка. — Подожди, радио включу, что там на белом свете делается?

Передавали последние известия. В США к власти пришел Кеннеди. Мы возвратили США сбитых летчиков, американцы обещали прекратить полеты. Вроде бы потепление.

— А Чарли уехал, — посетовала Лешка, — вот бесноватые, поторопились человека отозвать.

Саше что-то не работается. От отца, наконец, пришло письмо — родился сын. Ну, сколько папа получает, работая сцепщиком вагонов? Во время зимних каникул надо подработать в ремонтных мастерских и послать ему посылочку. Саша заходила в мастерские. Им нужны токари не очень высокой квалификации, а в выпускном классе она уже прилично работала на станке. Да и Паша ее никуда не уезжает.

— Лё, ты на каникулах что будешь делать? — спрашивает она подругу.

— Домой поеду, — говорит Лешка. — Айда к нам? Папа и мама знаешь как обрадуются.

— Ну что ты, — говорит Саша и решительно подсовывает ватку под наушники, — только меня там и недоставало. У меня другие планы…

Багрянцев на ходу впрыгнул в троллейбус. Дверь торопливо стиснула его, Игорь Сергеевич освободился от ее створок и прошел вперед. Он настолько хорошо знал свой город, что сейчас по мелькающим фундаментам домов мог безошибочно определить, где они проезжают: Пионердворец, потом магазин… а это Дом книги…

Правильно ли он сделал, не поставив четверку Красной Шапочке? Ведь мог бы… Нет, правильно! Она умница и все поймет. Дело ведь не в отметке. Ему когда-то Тураев поставил пятерку, хотя ответ свой он начал с признания, что в одном из разделов так и не разобрался.

У Юрасовой живой, восприимчивый ум… Но она должна знать: университет требует полной отдачи сил.

Мысль возвратилась к недавним экзаменам. Лентяй Кодинец думал выехать на карандашах, сам же — ни бум-бум. Мастер «цельно-стянутых» работ. Ну, какой смысл держать посредственных ленивцев в университете, тащить их за уши? Их надо сначала на заводе научить уважать труд; сбить шелуху наглости, свойственную бездельникам.

Прозоровская была озабочена одним — выплыть! Память у нее завидная, душу же в учение она совсем не вкладывает. Ясно, что на химфаке оказалась случайно и диплом ей понадобится только как дополнение к приданому. Обучить бы ее ремеслу… Конечно, тройка Прозоровской имеет цену много меньшую, чем тройка Юрасовой.

Вот Павел Громаков — это стоящий парень. Кремневый. На первом и втором курсах ему придется трудновато. А к третьему — наберет высоту и многих оставит позади себя. Упорный, любознательный. Как хорошо выступил он на недавнем партийном собрании… Никаких словесных побрякушек.

Отвечал он сегодня туговато, но чувствовалось, что фундамент складывает прочный.

И Саша Захарова — молодчина. Сейчас, правда, многое воспринимает по-школярски, но трудолюбие, желание стать химиком возьмут свое.

Багрянцев вспомнил свои студенческие годы… Чуть ли не круглые сутки проводил в лабораториях. Гнутов похваливал, но и только… А наставником, подлинным наставником, был Тураев.

Они вечно околачивались то в доме у него, то ждали на улице, чтобы «случайно» пройти рядом хотя бы квартал вместе.

Вся жизнь Тураева, склад его характера, манера держать себя непринужденно и с достоинством, даже одежда, нравилась им. Они охотно приглашали его на свои комсомольские собрания, любили его острые, предельно честные выступления. Без приседания, как перед, детьми, без высокомерия маститого. В Николае Федоровиче всегда чувствовалось уважение к личности и достоинству человека, даже если этот человек еще очень молод и несмышлен.

Помнится, какой неимоверный шум был поднят в университете после того, как в рукописном журнале филологов обнаружили стихи доморощенного поэта: «Я хочу ходить без штанов — у меня красивые ноги».

«Позор! Пошлятина! Наказать!» — кричали самые горячие. А Николай Федорович сказал: «В юности, когда человек стремится во что бы то ни стало утвердить свою личность, он подчас делает это неумно. Вы поверите, что в студенческие годы я был редактором рукописного журнала „Конгломерат нелепостей…“ — органа безумцев? Вы поделом всыпали любителю ходить без штанов, но, право же, большего он не стоит».