Лена Мухина - Блокадный дневник Лены Мухиной

• Название: Блокадный дневник Лены Мухиной
• Автор: Лена Мухина
• Издательство: Азбука
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01677-4

То, что блокадный дневник школьницы Лены Мухиной сохранился, — само по себе уже чудо.

В 1962 году он попал в Ленинградский партийный архив (теперь Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга) и хранится там по сей день.

Мы знаем «взрослые» свидетельства того чудовищного, до конца не изученного явления, которое называется Ленинградской блокадой: «Воспоминания» Д. С. Лихачева, «Записки блокадного человека» Л. Я. Гинзбург, «Блокадный дневник» Г. А. Князева, «Воспоминания о блокаде» В. М. Глинки и многие другие. Но «детских» свидетельств — мало. По ошеломительности воздействия на читателя можно назвать одно: дневник Юры Рябинкина, приведенный в ленинградском Евангелии — «Блокадной книге» Д. Гранина и А. Адамовича. И вот теперь — дневник Лены Мухиной. Что можно противопоставить мучительному умиранию от голода в условиях, когда рушатся общепринятые нормы морали? Что может спасти от духовной деградации в условиях, когда борьба за выживание лишает «человеческого лица», а голод и страх смерти превращают человека в животное?

Одним из средств спасения оказался алфавит, порядок букв. Попытка через слово осмыслить происходящее, понять себя. И еще: интуитивное знание, что нужно сохранить свою историю, свой опыт — для других.

Когда-то Лена мечтала написать вместе с подругой книгу, «которую хотелось бы прочесть, но которой, к сожалению, не существует».

Эта книга — существует. И является свидетельством того, что в самое бесчеловечное время люди пытались сохранить свою человеческую сущность. Именно это сегодня дарит нам надежду.

Дневник подготовлен к изданию сотрудниками Санкт-Петербургского Института истории РАН. Вступительная статья С. Ярова.

---

Теперь план моих действий таков: пошлю Жене новую телеграмму, а потом буду стараться пробраться в Горький. Для этого пойду к Кире, к Гале. Если же я здесь останусь, то мне будет очень тяжело. Работать сейчас мне очень трудно, я очень ослабла, если же я останусь безработной иждивенкой, то меня замучают трудовой повинностью. Начнется весна, потеплеет, растают нечистоты, работы будет много, а может, еще на кладбище погонят, мертвецов закапывать, а самих замучают. Нет, мне надо к Жене. Женя пишет, что живут они сносно, даже хорошо по теперешним временам. Я могу там немного подкормиться, немного окрепнуть и поступить на работу, и работать, а жить с Женей или с Нюрой{84}. Ведь они для меня близкие, родные, они меня любят и, конечно, не прогонят.

Нет, нет, мне надо уезжать! Я напишу такую телеграмму: Я осталась одна. Ака и мама умерли. Можно к тебе? Скорей ответь.

Только я осталась жить. Умерли Ака и мама. Я очень ослабла.

Умерли от истощения Ака и мама. Жить очень трудно. Я ослабла. Женя! Можно к тебе.

Ака и мама умерли. Женюша, можно к тебе?[27]

Сердце разрывается, когда начинаю вспоминать о маме. Мне все кажется, что мама только ненадолго уехала по своим делам и скоро вернется. Как хочется кушать. Неужели не прибавят хлеба? Как надоело влачить это полуголодное существование, а работать, работу мне сейчас не вынести, очень ослабла. К Жене, только к Жене, там спасение.

Мамочка, мамуся, ты не выдержала, ты погибла. Мамуля, мамончик, милый дружочек мой. Боже, как жестока судьба, ты так хотела жить. Ты умерла мужественно. У тебя был очень сильный дух, но, к сожалению, очень слабое тело. Мамуля, ты умерла, слабела с каждым днем, но ни одной слезинки, ни жалоб, ни стонов, ты старалась ободрить меня, даже шутила. Вспоминаю, что 5-ого февраля ты еще встала. Пока я бегала по очередям, ты наготовила дров. После обеда ты спокойно сказала, что теперь приляжешь отдохнуть. Ты легла, попросила себя прикрыть своим пальто, и… и больше ты уже не вставала.

7-ого ты уже не вставала на горшок, а главное, вот что обидно: эти последние дни, 5, 6, 7 февраля, мама почти совсем со мной не разговаривала. Она лежала, закрывшись с головой, очень строгая и требовательная. Когда я бросилась со слезами к ней на грудь, она отталкивала меня: «Дура, что ревешь. Или думаешь, что я умираю». — «Нет, мамочка, нет, мы с тобой еще на Волгу поедем». — «И на Волгу поедем, и блины печь будем. Вот давай-ка мы лучше на горшок с тобой сходим. Ну-ка, сними одеяло. Так, теперь сними левую ногу, теперь правую, прекрасно». И я снимала с кровати на пол ноги, когда я дотрагивалась только до них, это ужасно. Я понимала, что маме осталось недолго жить. Ноги — это были как у куклы, кости, а вместо мышц какие-то тряпки.

— Опля, — говорила весело она, силясь сама подняться. — Опля, а ну-ка, подними меня так.

Да, мама, ты была человеком с сильным духом. Конечно, ты знала, что умрешь, но не считала нужным об этом говорить.

Только помню, 7-ого вечером. Я попросила маму: «Поцелуй меня, мамуся. Мы так давно не целовались». Ее строгое лицо смягчилось, мы прижались друг к другу. Обе плакали.

— Мамочка, дорогая!

— Лешенька, несчастные мы с тобой!

Потом мы легли спать, т. е. я легла. Спустя немного времени слышу, мама меня зовет:

— Алеша, ты спишь?

— Нет, а что.

— Знаешь, мне сейчас так хорошо, так легко, завтра мне, наверно, будет лучше. Никогда я еще не чувствовала себя такой счастливой, как сейчас.

— Мама, что ты говоришь. Ты меня пугаешь. Почему тебе хорошо стало?

— Не знаю. Ну ладно, спи спокойно.

И я заснула. Я знала, что мама умрет, но я думала, что еще дней 5, 6 она проживет, но я никак не могла предполагать, что смерть наступит завтра.

Я заснула. Сквозь сон я слышала, что мама опять меня звала. «Лешенька, Алеша, Алеша, ты спишь?» Как сейчас, звучат в ушах у меня эти слова. Потом она замолчала. Я опять заснула крепким сном. Когда опять проснулась, слышу, мама что-то говорит, но очень невнятно, я ее окликнула:

— Мама, а мама, что ты говоришь?

Молчит. Потом опять что-то бормочет, а мне не отвечает. «Наверно, бредит», подумала я. Опять заснула.

Когда опять проснулась, слышу храп. Ну, думаю, наконец-то мамочка заснула, и я совершенно спокойно снова заснула. Не знаю, сколько времени я спала, но вдруг проснулась страшно встревоженная. Сердце подсказывало мне, что-то неладно. Мама по-прежнему храпела, но то был храп не спокойно спящего человека. Нет. Мама лежала с закрытыми глазами, на спине и тяжело дышала ртом. А в горле у ней что-то клокотало. Я начала ее тормошить, звать, она открыла глаза и уставилась на меня бессмысленным взглядом. «Мама, мама, ты слышишь меня?» Тот же взгляд, потом глаза устало зак[ры]лись.

Боже, она не видит, не слышит меня, она умирает. Лоб холодный, руки, ноги хол[од]ные, пульс чуть бьется. Я побежала звать на помощь. Пришли соседи. Затопили печку. Грели горячие бутылки. Горячее, сладкое кофе, витамин какой-то. Нет, все напрасно. Мама крепко стиснула зубы. Когда же ей насильно влили кофе, не проглотила. Было 6 часов утра. Соседи ушли, сказав мне, [что]б я все-таки старалась напоить маму. И вот несколько последних часов я сидела у ее постели. Она так и не пришла в сознание и тихо умерла, как-то замерла, [я] даже не заметила. Хотя сидела у ее изголовья. Так умирают от истощения [в]се.

6/III

К 3-ем часам я пошла на почту и отправила телеграмму Жене. Потом пошла [в] «Молодежный»{85}, но сегодня [бил]етов не продают. Оттуда [пош]ла в Михайловский театр, [уз]нала, что Кира уже недели [две?] как эвакуировалась. Оттуда я пошла к Гале. Я так боялась, что никого у них не застану. Но оказалось не так.

Мне открыл Аликин дедушка. Глаза красные от слез. Оказывается, три дня тому назад умерла его жена Юлия Дмитриевна Потом пришла Галя, она очень похудела. Пришла Кира. Потом мы с Галей сходили за Аликом в очаг.

Меня здесь приняли как родную. Все были мне очень рады. Галя прижала меня к себе и поцеловала. Как мне было хорошо.

Завтра мы отвезем Юлию Дмитриевну.

Галя и ее папа горячо предлагают мне перебраться к ним жить. Они обещают мне помочь всем, чем могут. А если будут эвакуироваться, то возьмут меня с собою как дочь. Вообще, я даже не ожидала, что меня так встретят, что я встречу такое участие, такую теплоту. Общее несчастье сближает людей. Аликин дедушка, любитель природы, такой замечательной доброты человек. Я сразу ожила. Я не одна. У меня нашлись друзья. Какое счастье. Какое счастье.

Как жаль Юлию Дмитриевну. Она, как и ее муж, исключительно добрый, хороший была человек.

Галя боится, что и папа не выживет, но нет, не может этого быть. Мне кажется, что самое ужасное позади и что кто пережил уж это время и остался жить, тот уж и дальше будет жить. Я так полагаю.

Да, как жестока судьба.

7/III

Встала в 8 часов. В начале 11-ого собрала самые необходимые вещи в заплечный мешок, положила е[го] на санки и отправилась к Гале. Мы втроем отвезли Юлию Дмитриевну в Куйбышевскую больницу{86}. Кира, Галина сестра, [ушла?], мы с Галей обратно шли од[ни]. Была на редкость ясная, солн[ечная] погода. Ярко светило и уже [по-]весеннему пригревало солнышко, и даже сосульки капали. Весна, весна берет свое. Потом мы с Галей пошли в мою столовую и взяли 4 супа, (нрзб.) густых, и одну колбасу. Оттуда пошли в дом 28, [и] мне повезло. Только что начали давать изюм, и очер[едь] была небольшая. Галя с суп[ом] пошла домой, а я выстояла свой изюм и тоже пришла [к] Гале. Мы с ней распилили огроменный чурбан, рас-[ко]лоли его на дворе. Потом Галя пошла за А[ли]ком, а я затопила печку.

Галя пришла, поставила чайник для папы. Папа весь день лежит, у него ослабление [се]рдечной деятельности и расстрой[ств]о желудка на нервной поч[ве]. Ведь все-таки такой удар — [по]терять друга жизни. [По]том я поставила свой [су]п. Обедала я полседьмого. [Га]ля, такой человек, уговори[ла] меня взять ломоть хлеба, дескать сейчас можно, [та]к как есть хлеб Юлии Дмитриевны.

Потом я попила чаю с изюмом и хлебом и совершенно сы[та]. Завтра 8-ое марта. Женский [де]нь. Галя дома. Галя, такой друг. Сейчас ложусь спать. Очень спать хочется.

13/III

«Мороз и солнце; день чудесный…»{87}. Все сильней и сильней чувствуется приближение весны. Уже по-весеннему греет солнышко, от снега идет пар и плачут сосульки, хотя в тени еще мороз безжалостно щиплет за нос.

Я живу пока у Гали, ухаживаю за ее больным папой, помогаю, что могу, по хозяйству. Сегодня папе лучше, чем вчера, и мы с Галей не теряем надежды, что он поправится. У него на нервной почве расстройство желудка, и он очень ослаб. Галя с Аликом уходит в 8 часов утра, а приходит в 6 часов вечера. Целый день я одна с ее папой. Он больше спит все. Я предоставлена сама себе, что хочу, то и делаю.

Вот сейчас 2 часа дня. Я сижу у окна и пишу. Весеннее солнышко освещает всю маленькую комнатку. Вообще, все бы ничего, если бы не чувствовать эту тягучую пустоту в желудке. Так хочется есть, прямо нестерпимо. Я сейчас живу на 300 граммах хлеба и супе. Днем хлеб, вечером в 7 часов две тарелки супа, вот вся пища моя. Я за ближайшие последние дни заметно ослабла и похудела. Не знаю, выживу ли я. Жить так хочется. Мне надо как можно скорей пробраться к Жене. Тогда я спасена.