Михаил Паджев - Через всю войну

• Название: Через всю войну
• Автор: Михаил Паджев
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Да, - заметил я, - это интересно. Но человека, что оставлял вас в тылу, найти в данной ситуации довольно сложно. Да и жив ли он? Вот что я вам посоветую. Нам надо уходить. Но вслед за нами сюда придут сотрудники территориальных органов государственной безопасности. Расскажите все им.

Женщина поблагодарила нас и ушла. А я лежал и думал об этой мужественной патриотке, которая сама себе поручила и выполнила сложное разведывательное задание, рискуя жизнью. Сведения, которые она собрала о гитлеровской разведшколе и о тех, кто учился в ней, пригодятся нашим чекистам. Не помню имени этой женщины. Но и сегодня вспоминаю о ней, советской гражданке, выполнившей свой долг в тылу врага.

Так неожиданно мы побывали на территории одной из разведывательных школ, готовившей агентов, с которыми нам все это время приходилось бороться, с кем еще предстояло бороться до конца войны и после нее.

Утром мы продолжали свой марш. Прошли Холодную гору и оказались на северной окраине Харькова. А во второй половине дня прибыли в село Черкесско-Лозовую. Оно лежало в глубокой лощине вдоль берега замерзшей реки. В центре на небольшой площади возвышалось здание школы. Тут размещался штаб полка. Я доложил командиру полка полковнику Блюмину о прибытии и о ночевке в бывшей немецкой разведшколе. Он сделал пометку об этом на листе бумаги, а потом спросил, как мы дошли, каково самочувствие людей, настроение. Затем показал телеграмму, в которой начальник войск охраны тыла Воронежского фронта предписывал нашему полку выйти на рубеж Нижняя Сыроватка - Новая Водяга. Командный пункт полка расположить в городе Красный Кут.

Помолчав, Блюмин добавил:

- Части Красной Армии подходят к Днепропетровску. С каждым днем увеличивается участок, охраняемый полком. Резервный батальон уже задействован. Теперь я вашу заставу вывел в резерв. Завтра утром к вам в подчинение перейдут саперный и учебный взводы, с которыми вы и должны убыть в Красный Кут. Подготовьте там место для расквартирования штаба полка. Мы тронемся вслед за вами. - Блюмин достал карту, показал ее мне: - Здесь расчет на марш, маршрут движения. Готовьте людей.

Выступили на рассвете. Исходный пункт - город Дергачи прошли в назначенное время. Потом выбрались на шоссе Харьков - Богодухов. На обочинах его валялась подбитая вражеская техника. Особенно ее было много в районе Ольховатки, где шли самые жаркие бои. Накренившиеся, с развороченными боками танки, разбитые орудия, обгоревшие машины всех марок Европы - все это теперь застыло, остановилось, бездействовало.

Ничто так не радует бойца на фронте, как поверженный враг. Только тот, кто пережил трудное лето сорок первого, кто стоял и выстоял против гитлеровских танковых лавин, мог по достоинству оценить все то, что теперь происходило на советско-германском фронте. И хотя нам приходилось не раз отступать и отходить, терять дорогих людей, драгоценную технику и сейчас, но уже ничто не могло изменить общего хода событий, заглушить победную песню, звучавшую в душе. Проходя мимо подбитых вражеских боевых машин, мы не без гордости смотрели на них. Взгляды бойцов словно бы говорили: "Ну что, не по зубам оказались просторы России? Не на тех напали..."

Слышались и реплики:

- А здорово им дали наши артиллеристы.

- Знай наших...

В середине дня мы сошли с шоссе на проселок и лесом напрямик двинулись к Красному Куту. Стемнело. Впереди послышался лай собак. Головной дозор доложил, что лес кончился, видны дома. По расчетному времени это и должен был быть Красный Кут. Расположив людей на опушке леса, я с дозорными прошел к домам начинавшейся здесь улицы. Сержант Шкуро постучал в окно крайнего дома. На стук никто не ответил. Тогда Шкуро настойчивей забарабанил по стеклу. Скрипнули половицы. Кто-то вышел в сени и, не открывая двери, спросил:

- Чего надо?

- Свои, не бойтесь.

Дверь приоткрылась. Я осветил фонарем стоявшего на. пороге старика.

- Скажи-ка, отец, в городе наши есть?

- Нет, - отозвался старик хриплым голосом, - вы будете первыми.

И он пригласил нас в дом. Мы узнали, что немцев в городе нет, но есть местная полиция. Немецкий комендант находится на сахарном заводе.

- Далеко это отсюда?

- Да километров пятнадцать, пожалуй, будет.

- А солдат там много?

- Сказывали, с десяток, может, чуток больше.

- А знаете, где на вашей улице живет полицай?

- Знаю.

- Тогда вот что, отец, одевайся, пойдешь за ним и скажешь, что у вас в доме остановился немецкий офицер, пришла, мол, какая-то их часть, требуют полицая.

Старик ушел.

Мы расположили вокруг дома отделение сержанта Векшина, а старшину Городнянского с тремя бойцами оставили в сенях. Они пропустили, как было условлено, возвратившегося старика, а полицейского схватили и отобрали у него оружие.

Ни жив ни мертв стоял он посередине комнаты, не понимая, что произошло, но чувствуя, что случилось непоправимое.

- Ну что, господин полицейский, давайте будем знакомиться.

Он вытянулся, руки по швам. Мелкая испарина покрывала его лицо. Заниматься полемикой нам было некогда, сразу приступили к делу.

- Знаешь, где живет начальник полиции?

- Знаю.

- Хочешь искупить свою вину перед советским народом?

- Да, - заверил полицейский.

- Тогда слушай. Пойдешь сейчас к начальнику и скажешь, что на вашей улице расположилась прибывшая немецкая часть, ее командир остановился у тебя в доме, а его вызывает к себе. Веди начальника полиции в свой дом, да не вздумай шутить.

- Все сделаю так, как вы сказали, - залепетал полицай.

- Ну, тогда пошли.

Полицейский довел нас до своего дома, открыл дверь. В нескольких комнатах было чисто прибрано, но пусто. В кухне на столе стояла начатая бутылка водки и закуска.

- Где семья?

- Я не здешний, не краснокутский.

- Ну ладно, беги за своим начальником.

Полицейский убежал, а мы стали ждать его возвращения. Сдержит свое слово негодяй или поднимет шум? С улицы донесся приглушенный говор, заскрипел снег под ногами. Две тени приблизились к дому. Городнянский крикнул:

- Хальт!

Не успел начальник полиции опомниться, как его уложили на снег и обезоружили.

Так по одному мы собрали к полуночи всю немецкую администрацию города в управлении полиции. По сути, это был дом начальника полиции - какое-то здание, превращенное им в личный особняк и управление полиции одновременно. Добра в доме было много. Обосновывался начальник краснокутской полиции, чувствовалось, надолго. Грабил людей основательно. Тут было и пианино, и мебель красного дерева, и ковры, и посуда. Всего в избытке. Полицейские сидели съежившись, не смея открыть рта, как сидят преступники, пойманные с поличным. Пропитое, обрюзгшее лицо начальника полиции выражало растерянность. Заплывшие жиром глазки его бегали, в них отражался страх, растерянность, досада: как это его взяли, обхитрили, обвели вокруг пальца.

Пока Джамолдинов допрашивал этих мерзавцев, мы занялись немецким гарнизоном на сахарном заводе. От полицейских стало известно, что гарнизон состоит из двенадцати гитлеровцев. Посоветовавшись с Гончаровым, решили на ликвидацию послать старшину Городнянского. Такой выбор оказался не случайным. Старшина был опытным пограничником. Службу свою в погранвойсках начал в 92-м Перемышльском пограничном отряде. В первый же день войны вступил в бой, бил фашистов на Сане. Не раз прорывался из вражеского окружения. Был волевым, храбрым командиром, остроумным, смекалистым бойцом. Внешне Городнянский походил на чистокровного арийца, к тому же неплохо знал немецкий язык. Однажды политрук Гончаров рассказал мне, как при выходе из вражеского окружения в начале войны старшина Городнянский надел мундир немецкого ефрейтора, сел на мотоцикл, пристроился к колонне немцев и разведал маршрут для выхода комендатуры.

Не пришлось старшине Городнянскому увидеть день окончательного разгрома фашизма. В апреле 1945 года он был откомандирован в разведроту 24-й стрелковой дивизии и вскоре пал смертью храбрых буквально за несколько дней до конца войны. Было это в Чехословакии. Батальон, которым я к тому времени командовал, совершал марш. У небольшого чехословацкого села мы сделали привал и тут увидели на пригорке наших солдат, устанавливавших четырехгранные столбики со звездами на свежевырытых могилах. Нас невольно потянуло туда. Как обидно погибнуть в самом конце войны! Хотелось отдать последние почести тем, кто пал в одном из завершающих боев при освобождении чехословацкой земли от коричневой гитлеровской чумы. Каково же было мое изумление, когда на одном из памятников я увидел фотографию старшины Городнянского. От волнения никак не мог прочитать под ней надпись. Спросил хоронивших:

- Это старшина Городнянский?

- Да, - ответил сержант из похоронной команды, - это командир взвода нашей разведроты. Наш взвод первым ворвался в это село. Вон там, на высоте, у фашистов был дзот и пулемет, они не давали полку продвигаться по дороге, а горы мешали обойти это место. Командир взвода повел нас в атаку. Мы уничтожили дзот, но гитлеровская пуля оборвала жизнь нашего командира...