Василий Молодяков - Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио

• Название: Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио
• Автор: Василий Молодяков
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-94538-445-3

Книга историка В.Э.Молодякова – первое большое исследование по истории концепции „континентального блока“ Германии, СССР и Японии и усилий по ее реализации. На рубеже 1940-1941 гг. „континентальный блок“, каким он рисовался Хаусхоферу, Риббентропу и Сиратори, был возможен. Причем возможен в силу не „сговора диктаторов“ и тем более не „единства тоталитарных идеологий“, но в силу общности глобальных геополитических интересов трех сильнейших стран Евразии. Почему не состоялась „ось“ и кто в этом виноват? В первую очередь Гитлер – он остался верен атлантистским и русофобским настроениям своей юности, которые умело подогревали заинтересованные люди как в самой Германии, так и за ее пределами… Данное исследование – это, по словам автора, не последнее слово об истории несостоявшейся „оси“ Берлин-Москва-Токио, но прежде всего „информация к размышлению“.

---

Сиратори видел в России исконного геополитического противника Японии, которая, находясь в тот момент в более выгодном положении, должна принять все возможные меры к ее ослаблению. Однако он не агитировал непременно за войну, как генерал Араки, а считал ее лишь крайним средством разрешения сложившегося противостояния. Надо готовиться к войне и не отказываться от нее на тот случай, если переговоры по предлагавшемуся им сценарию не увенчаются успехом – вот основной вывод письма.

В поисках союзников Сиратори обращал взоры к Германии и Польше, исходя из их враждебности к России. Рассчитывал ли он на тройственный антисоветский союз Токио, Берлина и Варшавы? Возможно. Но в таком случае он явно недооценивал непримиримый антагонизм Германии и Польши: первая, как известно, так и не признала официально своих восточных границ, определенных Версальским договором, а вторая еще в 1933 г. вынашивала планы превентивной войны против западного соседа в союзе с Францией. Интересно, что позиция Гитлера по отношению к Польше была мягче, чем у лидеров Веймарской Германии, не оставлявших надежд на реванш и ориентировавшихся на союз с Советской Россией, у которой, в свою очередь, были территориальные претензии к Польше со времен войны 1920 г. Польский историк С. Дембски пишет по этому поводу: «Гитлер, хотя и не отказывался от притязаний в отношении Польши, но, в противоположность своим предшественникам, не отвергал возможности решения германо-польских проблем путем переговоров, а не с помощью вооруженного конфликта. Он не стремился к безусловному уничтожению Польши и по этой причине считался в Варшаве <в середине 1930-х годов. – В.М> умеренным и рассудительным политиком».[482] Однако и сам маршал Пилсудский, и его наследники-«пилсудчики» во главе с министром иностранных дел полковником Беком были одержимы идеей «Великой Польши», способной одновременно противостоять и Германии, и России, и в результате добились, как мы уже видели, только вражды со стороны обоих соседей.

Увлекаясь нарисованной им самим картиной, Сиратори потребовал даже разрыва с Россией, считая его насущной необходимостью, более важной, чем вопросы разоружения и проблемы Китая (напомню, что после перемирия в Тангу в 1933 г. Япония не вела боевых действий на континенте). Разрыв и демонстрация силы, по его мнению, могли бы раз и навсегда избавить Японию от опасности с севера. Настоящий момент он считал самым подходящим, поскольку, по его оценке (а точнее по оценке тех, на чье мнение он опирался), Советской России понадобится еще десять лет, чтобы стать державой, с которой Япония не сможет справиться. Сиратори также полагал (возможно, исходя из опыта Германии и Франции), что Россия еще не компенсировала людские потери Первой мировой и Гражданской войн. Кроме того, он считал коммунистический режим слабым и лишенным массовой поддержки, хотя вовсе не исключал ее появления в будущем. Иными словами, Сиратори невысоко оценивал потенциал России на данный момент, но предвидел ее будущее усиление по всем направлениям. «В настоящий момент шансы хороши» – вот его вывод и главная мотивировка немедленных действий. Он хотел видеть Россию «слабой капиталистической республикой», ресурсы которой легко будет поставить под иностранный (читай: японский) контроль.

Сделанный им анализ ситуации не отличается прозорливостью, но причиной заблуждений Сиратори-аналитика стало то, что всю информацию о Советской России он брал из вторых-третьих рук (хотя его источники были далеко не худшими), разделяя популярные воззрения, а с ними и заблуждения своего времени. Однако в отличие от большинства современников, он нисколько не страшился «коммунистической угрозы», видя в России прежде всего геополитического противника. Преимущественное внимание к геополитическим, а не идеологическим факторам помогает понять и оценить дальнейшую эволюцию отношения Сиратори к СССР.

Арита не согласился со многими выводами своего стокгольмского коллеги, в частности о наличии реальной возможности союза с Германией и Польшей против СССР, о быстром крахе Советского Союза в результате войны и о том, что славянам и японцам «роковым образом» суждена битва за Азию. Он счел откровенно утопическими требования о демилитаризации частей советской территории, но согласился с тем, что от СССР надо потребовать прекращения «подрывной деятельности» и коммунистической агитации в Азии, прежде всего в Китае и Индии, где Япония могла бы выступить гарантом против «большевизации». Арита ни в коей мере не считал войну с СССР неизбежной и не склонен был недооценивать его военный потенциал, а потому признавал необходимость перевооружения Японии, дабы иметь необходимый тыл для решительных переговоров с северным соседом. Хотя и не настолько «решительных», как предлагал Сиратори.

Но реалии меняются. Менялись и взгляды Сиратори, все более сближавшиеся с позицией Хаусхофера, который в мае 1940 г. писал: «Если страны Восходящего Солнца и Серпа и Молота смогут покончить с взаимным недоверием, они будут непобедимы в прилегающих морях <то есть в войне с атлантистским блоком. – В.М> … Чем меньше напряженности будет в отношениях между Японией и Россией, тем меньше шансов будет у англосаксов и Китая навязывать политику «разделяй и властвуй». Объединившись, Япония и Россия станут непобедимы в Восточной Азии. Монголия, руководимая Россией, Южная Маньчжурия, руководимая Японией, и буферное пространство между ними… могут стать более прочным образованием, нежели все конструкции Версаля».[483] Одновременно с Хаусхофером это отметил видный американский политический аналитик Лоуренс Деннис, убедительно показавший невозможность победы атлантистского блока, даже с участием США, над евразийским блоком с участием СССР.[484]

Сиратори пересмотрел свое отношение и к внутриполитическим реалиям СССР: убедившись в успехах советской плановой экономики, он готов был даже признать превосходство марксизма над капитализмом, который ассоциировался для него с «демократиями». «Заслуга марксизма в том, что он указывает на неразумные черты и пороки капитализма», – примечательное признание для недавнего непримиримого борца с марксизмом. Не отрицая прошлого значения Антиком и нтерновского пакта (куда уж!), Сиратори еще осенью 1939 г. заявил, что «большевизм», против которого он был направлен, переродился и что теперь государственный строй СССР принципиально не отличается от существующего в Германии и Италии, а это внутреннее единство – не только наилучшая предпосылка их союза, но основа «нового порядка», противостоящего англофранцузскому (разумеется, имелись в виду и не упомянутые прямо Соединенные Штаты). Что же касается Японии, то ее уникальный «государственный организм» кокутай, существующий с незапамятных времен, имеет божественное происхождение и настолько превосходит все иностранные модели, что союзу с противниками «демократий» имеющиеся различия помешать не могут.[485]

«Переосмыслению политики в отношении СССР» Сиратори посвятил одноименную статью, появившуюся в марте 1940 г..[486] Она начинается с упоминания об успешной работе совместной комиссии по демаркации границы между Маньчжоу-Го и МНР – той самой границы, которая на протяжении последних лет была местом постоянных «инцидентов». Работа комиссии имела как практический, так и символический характер, устранив если не причину, то главный повод конфликтов и продемонстрировав способность и готовность обеих сторон к диалогу даже по тем вопросам, где они до того «стояли насмерть». Далее автор переходит к особенностям отношений двух стран в ходе европейской войны, решительно говоря о «германо-советской стороне» как противнике «англофранцузской стороны» в борьбе за «новый порядок» (официально Москва таких формул избегала) и о необходимости дальнейшего сближения Москвы и Токио, которое окажет воздействие на США и удержит их от вступления в войну. Напомню, что статья написана до окончания «странной войны» в Центральной Европе и «зимней войны» на Севере, то есть когда победа Гитлера была еще не очевидна, а в Лондоне и Париже планировали войну против Советского Союза, исключенного из Лиги Наций за агрессию против Финляндии. Переломить ситуацию, по мнению автора, могут только решительные действия, а именно оформление союза четырех – союза противников «демократии», воюющих с общим врагом и преследующих одни и те же цели. Это будет геополитический, глобальный союз, преодолевающий узкие рамки азиатского «регионализма», столь милого традиционной японской дипломатии.

Подчеркивая общность целей и интересов потенциальных союзников, Сиратори почти не касался проблем Китая, хотя именно советская помощь Чан Кайши оставалась главным препятствием на пути достижения полного согласия сторон. Относясь к авансам Японии с недоверием, усиленным колебаниями кабинета Абэ, Сталин не собирался прекращать помощь ни Гоминьдану, ни коммунистам, которые в свою очередь приспосабливались к стремительно менявшейся ситуации. В конце сентября 1939 г. Мао Цзэдун написал примечательную статью «Единство интересов Советского Союза и всего человечества», где в полном соответствии с линией Москвы трактовал ее внешнюю политику как «политику мира», хотя обвинял в провоцировании войны уже не только Великобританию и Францию, но и США. Исходя из последних установок Коминтерна, Мао призвал трудящихся всех стран к неучастию в нынешней «несправедливой и захватнической» войне и к «активной поддержке справедливых, незахватнических войн» (под которыми надлежало понимать действия СССР), а также отверг «мнение, что Китай должен участвовать в войне на стороне англо-французского империалистического лагеря», поскольку оно «не отвечает интересам борьбы против японских захватчиков».[487]