Василий Молодяков - Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио

• Название: Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио
• Автор: Василий Молодяков
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-94538-445-3

Книга историка В.Э.Молодякова – первое большое исследование по истории концепции „континентального блока“ Германии, СССР и Японии и усилий по ее реализации. На рубеже 1940-1941 гг. „континентальный блок“, каким он рисовался Хаусхоферу, Риббентропу и Сиратори, был возможен. Причем возможен в силу не „сговора диктаторов“ и тем более не „единства тоталитарных идеологий“, но в силу общности глобальных геополитических интересов трех сильнейших стран Евразии. Почему не состоялась „ось“ и кто в этом виноват? В первую очередь Гитлер – он остался верен атлантистским и русофобским настроениям своей юности, которые умело подогревали заинтересованные люди как в самой Германии, так и за ее пределами… Данное исследование – это, по словам автора, не последнее слово об истории несостоявшейся „оси“ Берлин-Москва-Токио, но прежде всего „информация к размышлению“.

---

В следующие дни Сиратори окончательно раздумал ехать домой через Берлин и Москву, заказав билеты на трансатлантический рейс в Америку. Причина этого решения не ясна: он волен был выбирать себе маршрут и как будто постарался уклониться от встречи, о которой сам же просил. 9 сентября Макензен сообщил в министерство, что Сиратори, оповещенный о готовности Риббентропа принять его, «глубоко сожалеет, что не может увидеться» с ним. То, что он хотел сообщить рейхсминистру, сообщит ему Осима, который теперь собирается на несколько дней в Рим (сведениями о его приезде в Рим в сентябре 1939 г. мы не располагаем, но позже он возвращался в Японию через Италию и США). Все это выглядело, мягко говоря, неучтиво – особенно с учетом вполне дружеских отношений Сиратори и Риббентропа. Несостоявшийся визит стал предметом обсуждения на Токийском процессе: представляя телеграммы Вайцзеккера и Макензена, обвинение обращало внимание, что инициатива исходила от Сиратори. Он резонно парировал, что если бы действительно хотел встретиться с министром, то съездил бы в Берлин без малейшего труда.[467] Но интригующая история их «невстречи» ясней от этого не становится.

3 сентября Сиратори нанес визит Чиано, официально известил его о своем отзыве и сделал следующее заявление: 1) отношение Японии к Италии и Германии не изменилось; 2) военные круги в Токио уверены, что новое правительство заключит пакт о союзе с Италией и Германией после нормализации отношений с СССР; 3) посол Японии в Москве получил указание начать подготовку пакта о ненападении; 4) Япония обратится к Риббентропу с просьбой о посредничестве в деле урегулирования советско-японских отношений. Сообщив это Аурити, Чиано затребовал разъяснений о характере и степени официальности заявления.[468] На этот раз Сиратори действовал в соответствии с инструкциями, подтвердив все сказанное десять дней спустя письменным официальным текстом, который был с удовлетворением встречен министром. Чиано специально предписал послу Аурити выразить благодарность японскому правительству за этот дружественный жест, а также намекнуть, что широкое обнародование заявления в Японии было бы очень желательным.

Что и было сделано, но только две недели спустя и после явных колебаний.[469]

По возвращении в Токио Сиратори был зачислен в резерв МИД в ожидании работы, без прав и обязанностей и с одной третью посольского оклада (то же самое ждало и Осима, хотя тот – как генерал-лейтенант – мог рассчитывать на назначение по линии военного министерства). Поэтому он с жаром отдался журналистской и лекторской деятельности, используя любую возможность для пропаганды своих идей. Хорошо информированный свидетель последних событий в Европе, он становится желанным автором, пишет аналитические статьи, дает интервью, участвует в «круглых столах», как правило, дистанцируясь от официальной позиции. Откликаясь на формулу «сложная и запутанная обстановка в Европе», использованную в заявлении кабинета Хиранума об отставке и на все лады повторявшуюся аналитиками, он писал в статье «Новая ситуация в Европе и положение Японии»: «В сложившейся в Европе обстановке нет ничего «сложного и запутанного». Совершенно естественно, что три недовольных европейских страны – Германия, Италия и Советский Союз – будут сотрудничать, чтобы добиться пересмотра положения, сложившегося в результате Версальского договора. Сотрудничая с Италией, Германия смогла вернуть большую часть того, что утратила в результате Версальского договора, а теперь, пожимая руку Советскому Союзу, возвращает остальное. С другой стороны, Италия нисколько не была вознаграждена за те жертвы, которые понесла в <Первую. – В.М> мировую войну… Если нынешняя европейская война связана в основном с исправлением односторонних выгод, порожденных Версальским договором, то она не имеет большого значения для Японии. Если же она означает создание нового порядка в Европе вместо старого, то ее значение огромно-в свете того, что Япония в настоящее время делает в Восточной Азии. В этом отношении для Японии самое важное – иметь в друзьях ту державу или державы, которые понимают ее глобальную задачу».[470]

Обратим внимание на принципиально важный вывод о единстве интересов Германии, Италии и Советского Союза в европейской войне. Сиратори стал открыто агитировать за «союз четырех» и необходимое для его создания сближение с Москвой в первом же интервью, данном вдень возвращения в Японию 13 октября влиятельной газете «Асахи», чем немало удивил всех знавших о его прежней, крайне антисоветской позиции. Не один только он думал об этом. Еще 2 октября Дриё Ля Рошель записал в дневнике: «Вот и снова демократии ждут решений Сталина, Гитлера, Муссолини. Сформируют ли они триумвират?».[471] Выступая за возобновление переговоров об альянсе с Берлином и Римом, Сиратори призвал и к решительному пересмотру политики в отношении СССР, видя в нем потенциального союзника. От идеи союза с Германией и нормализации отношений с СССР он пришел к выводу о необходимости союза с Германией и СССР, то есть создания принципиально новой системы глобального сотрудничества евразийских держав. Исходя из этой логики, он утверждал, что советско-германский пакт не только не является предательством по отношению к Японии, но, напротив, может и должен быть использован к ее выгоде, в чем, как мы помним, Риббентроп пытался убедить недоверчивого Осима.[472] Замечу сразу, что Осима до конца оставался противником любого японо-советского сближения, даже в рамках последующего превращения «пакта трех» в «пакт четырех». Зато Сиратори уже в конце октября «озвучил» эти идеи в Исследовательской ассоциации Сева, ставшей «мозговым центром» реформаторских кругов, которые группировались вокруг принца Коноэ. Затем он выступал во влиятельной Исследовательской ассоциации национальной политики, в элитной аудитории клуба выпускников Токийского университета Гакуси кайкан, а также в ряде радикально-националистических организаций.

Если в Европе идею «союза четырех» против блока атлантистских держав – иными словами, «присоединения Сталина к Антикоминтерновскому пакту», как полушутя-полусерьезно говорил Риббентроп, – первым выдвинул Хаусхофер, то в Японии приоритет на нее принадлежит Сиратори, если не считать более ранних проектов Гото, появившихся в принципиально иных исторических условиях (заведомая слабость веймарской Германии и отсутствие реальных перспектив европейской войны). Сам Сиратори не раз утверждал, что еще в начале июля 1939 г., то есть до пакта Молотова-Риббентропа, подал в правительство записку о целесообразности такого альянса. По мнению историка Т. Хосоя, этой запиской является сохранившийся в архиве принца Коноэ (в то время председателя Тайного совета) анонимный меморандум «Меры, необходимые для скорого и выгодного разрешения <Китайского> инцидента», датированный 19 июля 1939 г.

Главная мысль документа: Чан Кайши держится на двух опорах – СССР и Великобритании; если убрать одну из них, а именно советскую, гоминьдановский режим рухнет, и «инцидент» благополучно разрешится в пользу Японии. Предлагалось дать советскому правительству следующие гарантии: 1) Германия отказывается от любых посягательств на Украину; 2) Синьцзян, Тибет, Янань, Шэньси и Ганьсу [Сейчас провинции Шаньси и Цзяньсу.] признаются советской сферой влияния; 3) если СССР стремится проникнуть на юг, в Бирму, на это можно согласиться в качестве последней уступки; 4) в случае англо-советской войны Япония, Германия и Италия окажут СССР военную помощь. Как считал автор меморандума, предлагаемый союз не будет уступать англо-франко-американскому блоку ни в дипломатическом, ни в военном, ни в экономическом отношении.[473]

Убедительно доказать или опровергнуть предположение об авторстве Сиратори пока не удалось, хотя японские исследователи много дискутировали о нем. М. Номура выразил сомнения в авторстве Сиратори, предположив, что под «меморандумом» тот имел в виду свои телеграммы в адрес Арита 11-13 июля 1939 г. Однако этот аргумент представляется неубедительным, поскольку в них говорится лишь о возможности скорой нормализации советско-германских отношений, а не о необходимости или целесообразности «союза четырех». Доказательно атрибутировать документ Номура не смог: в первой публикации он высказал предположение об авторстве будущего министра иностранных дел Мацуока Есукэ, но позднее отказался от него. Заслуживает внимания гипотеза С. Хатано, что автор меморандума – деятель национально-социалистического движения Камэй Канъитиро, ставший во второй половине 1930-х годов одним из ближайших советников принца Коноэ. Камэй был известен интересом к геополитике и в 1937-1938 гг. в Германии встречался с Риббентропом, Гессом и Хаусхофером, под влиянием которого проводил идею «союза четырех» в окружении Коноэ.[474]

Так или иначе, содержание меморандума очень близко к идеям Сиратори, хоть и обнародованным несколько месяцев спустя. «Лично я не думаю, что судьба непременно вынуждает Японию и Россию воевать»,[475] – заявил он в апреле 1940 г., подводя итог полугоду своей борьбы за альянс Токио, Москвы и Берлина. Это писал тот же самый человек, который четыре года назад считал грядущую схватку расы Ямато и славян за господство в Азии абсолютно неизбежной и вызванной именно «судьбой».