Татьяна Алексина - Террор на пороге

• Название: Террор на пороге
• Автор: Татьяна Алексина
• Издательство: Москва — Кфар-Саба, издатель Виталий Кабаков, ОЛМА-ПРЕСС
• Жанр: О войне
• ISBN: 5-94849-649-Х

В книгу «Террор на пороге» вошли новые документальные рассказы А. Алексина, классика российской литературы, лауреата международных, а также Государственных премий СССР и России, награжденного высшими наградами СССР (сб. «Нож в спину»), и воспоминания Т. Алексиной, засл. работника культуры России («Строки прощаний… Семьи и судьбы»). Это животрепещущий отклик на уродливое явление современной действительности — терроризм и одно из его проявлений в России в период сталинских репрессий.

---

— О подарках заранее не информируют. А кроме того, хотел покатать Мулю по городу, чтобы он вошел к нам уже с впечатлениями.

— И каковы же они? Пусть сам поделится… — упредила она мужа.

— Самое долгожданное впечатление — это мой Гриша!

Что встреча и с нею была долгожданной, Муля не произнес. «Затаился!» — сказала она себе.

— И еще одно мое первое впечатление: здесь хочется жить. — В голосе его улавливалась неуверенность, как у каждого прибывшего на новое «постоянное место жительства» и расставшегося со старым «местом жительства», которое за долгие годы и привык считать «постоянным». — К тому же я во всем доверяюсь Грише.

Ну, на вкус и цвет…

— Товарищей нет? — вопросительно завершил Муля ее поговорочную и весьма зацитированную фразу. — Но мы-то с Гришей неизменно были товарищами на вкус и на цвет… И на все остальное.

«Особенно же на вкус мужской», — вновь молча, но убежденно заключила она.

— А как это факультет, где ты был замом декана, тебя отпустил? — саркастично поинтересовалась она.

— Но надо же выполнить и свои отцовские обязанности. Так я решил без согласия факультета. Ты ведь обеспокоилась грядущим двух своих детей? Теперь я обязан обеспокоиться будущим двух своих.

Их представления о том, где сподручнее выполнять родительский долг, явно не совпадали.

Белла уловила, что у нее на кухне подгорает жаркое. Поспешила туда, а вернувшись, предъявила новые претензии мужу:

— Ты не понимаешь, что мне, хозяйке, стыдно кормить такого гостя будничной едою. Которая еще и подгореть умудрилась… Как будет выглядеть мой обед без предварительной подготовки? — Еще сильней ее заботило, как выглядит без предварительной подготовки она сама… в глазах того, кто, по ее наблюдениям, был «на грани буйного мужского признания».

— Последний раз в самолете кормили почему-то вблизи от Израиля. И я абсолютно сыт, — не столько успокоил ее, сколько защитил друга Муля.

— Но ты еще не вполне сыт впечатлениями! — подключился Гриша. — Беллочка, пошуруй в холодильнике: преврати свои неприкосновенные запасы в прикосновенные. А я тем временем покажу Муле новые кварталы и наши парки;., и Средиземное море. — Он обожал показывать гостям все это. — Заодно окунемся. Я беру полотенца!

Часа через два с половиной к их подъезду подкатила машина. По звуку Белла определила, что это Гришина «мазда». И мысленно проворчала: «Соизволили все же… Какой раз придется подогревать!»

Белла открыла входную дверь. По лестнице, забыв о лифте, взбежал Муля. «А мой, как обычно, кого-нибудь в последний миг встретил!»

Муля вдруг крепко и нервно обнял ее. Белла резко освободилась от его рук, охваченных дрожью. Мулин голос показался ей незнакомым:

— Я должен признаться тебе в чем-то ужасном…

— Признайся… Но, пожалуйста, без объятий. Ты уж, кажется, давно собирался…

«Нашел когда признаваться!» — добавила она про себя.

— Ты не поняла меня…

— Я давно тебя поняла.

— Нет, Белла, нет… Ты не можешь вообразить того, что я скажу тебе…

— Говори.

— Он утонул…

Лишь сейчас она заметила, что лицо Мули было окоченелым, хоть слова он произносил внятно.

— Кто утонул?

— Это должен был сообщить полицейский. Но я оставил его в машине…

— О ком ты? Кто утонул?

— Я заплыл далеко. А он остался совсем близко от берега. Но там какие-то ямы, и течения затягивают. Когда до меня дошло, я рванулся к нему, но…

«Растяпа» Гриша многое на свете умел. Но он не умел плавать… ни в детстве возле школьной доски, ни в профессиях своих… ни в Средиземном море.

Белла кричала так, что даже видавшие виды спасатели, съежившись, вбирали головы в плечи.

— Гриша, вернись! Мне ничего не надо», только вернись… Я люблю тебя. И никогда… никуда… Только вернись ко мне, Гришенька! Умоляю тебя…

Она не могла остановиться — и кричала, кричала…

«Неужто должно случиться несчастье, чтобы мы поняли и оценили друг друга?» — говорила ей бабушка.

Крышка

Книги он начинал читать с последних абзацев: хотел быть уверен, что все кончится хорошо…

— Начинать с конца? Это противоестественно, — корила его прабабушка. — Как если бы жизнь начиналась со старости, а завершалась бы юностью. Всему свое время!

Прабабушке перевалило за девяносто.

С точки зрения некоторых жильцов дома у него были и другие негативные странности. К примеру, он играл на рояле. Если б на пианино, куда бы еще ни шло! Но рояль… Летом, в жару, классическая музыка особенно раздражала. «Запри окна!» — орали ему со двора и из негодующих соседних квартир. Он затворялся и задыхался, но играть продолжал. Его и прозвали — Игрун.

Придурком же считали по той причине, что он зачем-то всегда и во всем сознавался. Эту болезнь обнаружили еще в раннем детстве… Однажды дошкольник Игрун уронил с балкона пятого этажа цветочный горшок. Горшок благополучно разбился вдребезги. К счастью, на пешеходной дорожке не было пешеходов. Но Игрун сбежал вниз и стал всем объяснять, что уронил именно он и что горшок мог бы расколоться не об асфальт, а о чью-то неповинную голову.

Это стало его привычкой: извиняться даже за то, что не произошло, но могло бы случиться.

Из-за странной потребности уступать свои места всем без разбору, Игрун в автобусах и троллейбусах вообще не присаживался. А если кто-то не мог втиснуться в лифт, где он уже уместился, Игрун, в знак солидарности, лифт покидал. Да к тому же просил прощения неизвестно за что…

— В лифте и городском транспорте места, пожалуйста, уступай. Раз тебе так удобнее. Но не уступи по инерции и предназначенное тебе место в жизни, — предупредила его прабабушка, которая, впрочем, и сама готова была всем уступать. Но не в тех случаях, когда дело касалось правнука. — В автобусах и троллейбусах тебя, в конце концов, пусть толкают, но не позволь затолкать свое будущее!

Он тем не менее постеснялся единолично получить первую премию, присужденную ему на конкурсе в музыкальной школе… И попросил разделить награду между ним и учеником, который едва удостоился «поощрительной грамоты», но у которого мать была инвалидом, а больше вообще никого не было.

— Ты и впредь собираешься отдавать другим половину своих успехов? — Прабабушка не осудила его, а лишь задала вопрос.

Прабабушку Игрун регулярно вывозил в коляске на свежий воздух. И катал по двору, поправляя время от времени плед, которым были укутаны отходившие свой век ноги.

— Выпендреж! — высказался в связи с этим Батый, уже достигший совершеннолетия парень, сочетавший по-монгольски узкие глаза с вызывающе широкими плечами, которые он вдобавок выпячивал, словно тяжелоатлет перед поднятием штанги с гирями. Прозвище было точным и потому, что иго Батыя плотно нависало над завсегдатаями двора.

Игрун же был скроен худощавым и невысоким. Да еще и с рождения плохо видел. Лицо его предваряли очки. Внешнему облику они добавляли интеллигентности, а дворовой компании — раздражения.

Игруну было четырнадцать.

Под пятой у Батыя давно уж был не один только двор, а, как считалось, и весь переулок. Это тоже соответствовало его прозвищу: оно предполагало власть на масштабном пространстве.

— Почему иго? И что за пята? — неожиданно спросила прабабушка. — Отчего мы так склонны плохо думать о людях? А этот Батый, оказывается, весьма добрый малый… Сказав тогда «выпендреж», он пошутил. Как торопимся мы со скверными выводами! И обобщениями…

Стремление добираться до истины и обнаруживать свою вину охотней, чем вину окружающих, Игрун перенял у прабабушки. «Ноги все слабее, разум — все сильнее. Слава Богу, что не наоборот!» — говорила она о себе. Выяснилось, что днем приходила ее подруга-одногодка Мария Никитична из соседнего корпуса. Одногодка восторженно известила, что в ее жизни наступила новая эра: раньше ее поддерживали прабабушка, Игрун и костыль, а теперь она оказалась за мощными плечами Батыя.

— Видела его плечи? — вопрошала Мария Никитична. — У меня отныне тоже есть правнук! А началось все случайно: наткнулась на него во дворе, когда у меня прорвало трубу и я взывала о помощи. Представь, он в два счета спас мою старинную мебель, а мятежную трубу укротил. Могучий такой и, можно сказать, «на все руки»… Я пыталась совать ему деньги — не взял. «Если еще чего понадобится, зовите!» Я и зову, а он откликается: то в аптеку, то в магазин. Даже с уборкой справляется лучше любой уборщицы. Я не злоупотребляю, конечно… А во дворе ему приходится быть Батыем: «Надо в руках держать: сами знаете… наркотики, алкоголь. Тут глаз да глаз требуется!» Это его слова. Глаз да глаз, то есть два его глаза, щурятся, как у снайпера. Но на самом деле он печется, оберегает!