Аллен Курцвейл - Часы зла

• Название: Часы зла
• Автор: Аллен Курцвейл
• Издательство: АСТ, Ермак
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-016082-8, 5-9577-0204-8

Зачем понадобилось эксцентричному старику миллионеру, владеющему уникальной коллекцией старинных рукописей, нанять молодого ученого, чтобы тот восстановил историю жизни давным-давно умершего человека?

Каприз? Нелепость? Возможно…

Но… какая же тайна скрывается в пожелтевших от времени манускриптах, если за обладание ею — убивают, убивают и убивают снова?

---

Я поблагодарил Спиайта за лестную речь и, стараясь унять волнение, открыл книгу на первой странице и начал читать:

— «Поиски начались с заполненной формы бланка библиотечного требования и вежливого обращения элегантно одетого мужчины:

— Прошу прощения. — Он отвесил легкий поклон. — Могу ли я украсть минутку вашего времени?

И посетитель выложил требование на столик да еще и развернул его таким образом, чтобы оно оказалось передо мной. К этой редкой для наших дней любезности прибавился и почерк, который тоже говорил о многом. Роскошная, немного старомодная вязь, строки слегка загибаются, как бы устремляясь ввысь, буквы прописаны четко и заострены вверху. Да и название книги, которую мужчина заказывал, тоже будоражило воображение — „Потайные отделения в мебели восемнадцатого века“, точно он знал о моей страсти к замкнутым пространствам и предметам, находящимся в них»…

Я читал еще минут тридцать и удивился, когда Спиайт вдруг вскочил и, перекрикивая жиденькие аплодисменты, потребовал, чтобы я продолжал. К нему присоединилась и библиотекарша из каталожного отдела, с которой он подружился на вечеринке. Минут двадцать меня вызывали на бис, и я читал дальше, пока окончательно не выдохся.

— Это документальное произведение или проза? — спросила подружка Спиайта.

Учитывая, что сотрудники каталожного отдела с особым трепетом относятся к классификации, я ответил дипломатично:

— Начало двадцатого века ознаменовалось расцветом биографической прозы, это определенно. И я старался придерживаться традиций объективизма и не искажать фактов, что было непросто, поскольку одним из героев является предатель. Но и выдумке тоже нашлось место.

— Так ты хочешь сказать, что тех карманных часов не существует вовсе? — спросил мистер Парадайс.

— Нет, мистер П., «Королева» существует.

— И где ж она тогда?

— Не знаю. После ограбления Иерусалимского музея она стала чем-то вроде Мальтийского сокола или сокровищ Сьерра-Мадре. То есть легендарных раритетов, которые прославились не сами по себе, а поисками, охотой за ними.

— И все же я кое-чего не понимаю, — сказал Абрамович. — Это ваша книга или его?

— Сложно сказать. Некогда Джессон процитировал мне одну забавную песенку, мне кажется, она как нельзя лучше ответит на этот вопрос:

Писатель пишет книжку,
Картину пишет зритель.
Вкус торту придает гурман,
А вовсе не кондитер!

Следуя логике этих строк, вы можете сделать вывод, что я стал писателем, как только прочел сочинения мистера Джессона.

— В таком случае мы тоже станем писателями, если прочтем твою книжку? — воскликнул Нортон.

— Вы так думаете? — Взгляды всех присутствующих обратились к Орнштейну. — Есть одна хохма, говорит о том же. Чтение подстрекает к писательству, писательство — к чтению, а то, в свою очередь, опять же к писательству. — Торговец часами сделал выразительный спиралеобразный жест пальцем.

Тут Ник откашлялась и перевела разговор в другое русло:

— А почему Джессон написал свою историю по-французски?

— Знаешь, я как-то не догадался спросить его об этом. Может, он неосознанно желал угодить матери, помешанной на всем французском? Тут много вопросов, которые так и останутся без ответа.

— К примеру?

— К примеру, что свело нас с Джессоном: взаимная симпатия или холодный расчет? И почему он так долго и тщательно изучал меня? За этим должно стоять нечто большее, нежели желание завладеть брегетом.

После того как игра в вопросы и ответы закончилась, ко мне подошел Лайонз.

— Спасибо за то, что пригласили.

— Спасибо, что пришли, мистер Лайонз.

— Кристофер!

— Кристофер. Вы мне очень помогли. Если бы не указали на несовпадение дат, детективная линия романа лишилась бы пикантного поворота. Пусть даже брегет в конечном счете так и не нашли.

— Вернее, он так и числится украденным. И если вам интересно мое мнение, так знайте: эти дурацкие старые часы не заслуживают столь славного и громкого имени. Как бы там ни было, но вы написали прелестную историю. И знаете, я уже прикидываю, какой прекрасный фильм можно по ней снять! Из Роберта Морли мог бы получиться замечательный Джессон, но лучше взять того парня, что играл в «Амадее». Даже не осмеливаюсь сказать, кто мог бы сыграть вас. А ну-ка, попробуйте догадаться! — Лайонз рассмеялся, развернулся на каблуках, раскланялся и удалился.

Его место тут же занял мистер Парадайс.

— Страшно интересно, Шорт!

— Да будет вам, — скромно возразил я.

— Нет, уж в чем-чем, а тут ваш друг абсолютно прав, — вмешался Финистер Дэпплз. — Должен признаться, меня просто захватила эта история, но хотелось бы сделать несколько поправок по части геральдики.

К нам подошел мистер Сингх.

— Очень понравилось, Александр. Нет, правда, здорово. Вот только есть одно замечание. Маленькая неточность. Ты написал, что я накручиваю свой тюрбан вот так, справа налево. Но это неправда.

— Ладно, уберу про тюрбан.

— Буду очень признателен. — И тут охранник протянул мне письмо. — Какой-то господин просил передать. Сдается мне, он просто копия того джентльмена, что описан в твоем романе. Во всяком случае, жилет на нем в точности такой — цвета топленого масла.

Эмблема на конверте, книга в книге, подтверждала подозрения Сингха. Отойдя в укромный уголок, я распечатал конверт и извлек из него открытку. На ней была всего одна фраза:

«Могу ли я украсть минутку вашего времени?»

Сердце у меня екнуло. Тот же почерк, те же четко прописанные, изящно заостренные вверху буквы.

— Скажите, мистер Сингх, а человек, передавший вам это письмо, он все еще здесь?

— Да, Александр. И хочет тебя видеть. Сказал, что подождет в справочном отделе. Очень просил подойти, сразу как только сможешь, поскольку библиотека скоро закрывается.

Джессон расположился в свете неонового вопросительного знака, подвешенного над столом справочной. Рубашка накрахмалена и тщательно отглажена, щеки гладко выбриты. Просто образчик аккуратности и элегантности, как и его чертов почерк. И еще, подобно буквам в его бланке требования, он при виде меня слегка отклонился назад, словно в предвкушении схватки.

— Похоже, вам удалось сравнять счет, — сказал он.

— Так вы были на чтении? Вы слышали?

Он кивнул.

— Стоял в сторонке, прятался за старым каталожным шкафчиком. Лучше бы влез в него, уж слишком много мне было уделено внимания.

— Теперь вы поняли, что испытал я, прочтя о себе в этом вашем свитке!

— Прошу вас, Александр. Не для того я передал записку через охранника, чтобы снова выслушивать обвинения в свой адрес. Нет, я вовсе не пытаюсь оправдаться. Но мне хотелось бы кое-что прояснить. Оставим в стороне все эти песенки и шутки, но, честное слово, я никогда не считал вас ни жалкой игрушкой, ни пажом.

— Чудесно. Ну и кем же я тогда был? Исполнительным наемником?

— Да никаким не наемником. Ничего подобного. Замените две буквы в середине слова четырьмя и будете ближе к истине.

С минуту я пытался сообразить, затем меня осенило:

— Наследником? Но чего или кого, мистер Джессон?

— Да всего, чем я владею. И того, чего мне так не хватает. Полагаю, вы догадываетесь, что отделение в шкафчике с сюрпризом — не единственное пустое пространство, которое мне хотелось бы заполнить. — Джессон похлопал себя по груди. — Ваше повествование достигает цели там, где мои записки и стихи потерпели неудачу. Вы создали из цепи обыденных событий возвышенное произведение.

Зазвенел звонок, возвещающий о закрытии библиотеки.

К нам подошел мистер Сингх.

— Библиотека закрывается, джентльмены. Так что попрошу вас на выход. — Охранник шагнул к стойке и выключил лампочку в виде вопросительного знака.

Джессон протянул мне руку.

— Хотите, процитирую еще немного из Джонсона?

— Всегда рад.

— Есть у этого великого человека чудесное высказывание о библиотеках.

— О том, что они лишь подчеркивают всю тщету человеческих надежд?

Джессон кивнул.

— В первый же день занятий Щаранский написал мелом на доске эту фразу.

— И правильно сделал. А вспомнил я эти слова потому, что ощутил всю тщетность собственных надежд.

В молчании, рука об руку, мы подошли к выходу.

— Ну а «Королева»? — спросил я. — Как думаете, она когда-нибудь возникнет?

— Если б вы задали этот вопрос, когда мы только начинали работать вместе, я бы ответил, что ее должны найти.

— А теперь?

— А теперь я уже не так категоричен. Начинаю понимать, что пустующее отделение есть не что иное, как конец пути. Тупик. А мне бы хотелось, чтобы мы продолжили путешествие.