Виктор Крафт - Венский кружок. Возникновение неопозитивизма.

• Название: Венский кружок. Возникновение неопозитивизма.
• Автор: Виктор Крафт
• Издательство: Идея-Пресс
• Жанр: Философия
• Год: 2003
• ISBN: 5-7333-0077-9

Это была первая книга о Венском кружке. Крафт описал в ней историю формирования уникального сообщества философов и ученых, дал обзор и глубокий анализ его основных идей и концепций. Книга до сих пор не утратила своей ценности как взгляд изнутри одного из участников кружка и знакомство с ней необходимо каждому, кого интересует развитие философии XX века.

---

Не только предложения науки, но и все другие интерсубъективные предложения, включая поэзию, не могут выразить ничего, кроме структур. Для качественного содержания поэзии существенны настроения и чувства, однако поэт не сообщает о них, а вызывает их у слушателя. Благодаря тому, что поэт сообщает, у читателя или слушателя возникают собственные настроения и чувства. Точно так же воздействуют сочинения историков, когда они не просто описывают и каузально объясняют действия выдающихся личностей и духовные достижения определенной эпохи, но стремятся сделать их понятными. Тогда они хотят, чтобы мы пережили их вновь и, опираясь на историческое знание, стремятся возбудить в читателе соответствующее качественное содержание89.

Однако следует иметь в виду, что все это имеет отношение лишь к коммуникативной функции языка. Для функции обозначения все эти ограничения не имеют места90. Обозначение есть «некоторый вид соответствия между двумя вещами", при котором одна вещь представляет другую91, или, лучше сказать, это соответствие между двумя классами явлений — классом звучащих или написанных образов, в который входит слово, и классом объектов (в самом широком смысле этого слова), в который входит сопоставленный слову объект. Это сопоставление в конечном счете опирается на указание чего-то чувственно данного. Словесный язык разъясняется посредством жестов, с помощью которых указывают на чувственно данное, на качественное содержание и его связи. В своем интерсубъективном использовании для сообщения значение обозначения определяется только этими связями. Что именно находится в этих связях, можно представить только с помощью переменных (как в «Основаниях геометрии» Гильберта, где элементы геометрии определены только в качестве членов аксиоматических связей). Однако при понимании этих связей на место этих переменных каждый человек подставляет качественное содержание, заимствованное из его собственных переживаний. Таким образом, каждый человек связывает обозначение не только со структурой, но и с субъективным качественным содержанием. Поэтому обозначение наряду с интерсубъективным имеет еще субъективное значение: оно обозначает некоторое качественное содержание, которое каждый черпает из своих собственных переживаний. И каждое обозначение качеств, содержащееся в некотором сообщении, истолковывается как указание на собственные переживания качеств субъектом. Каждый понимает их в своем смысле. Это понимание заключается в интерпретации обозначений с помощью качественного содержания, соответствующего сообщаемой структуре. То, что разные люди сообщают друг другу, определяется структурными формами, которые являются общими для всех и служат основой согласия. Это происходит потому, что все мы живем в одном общем мире, или наоборот: именно поэтому мы живем в одном и том же мире. Однако в эту форму каждый из нас вкладывает свои собственные переживания и тем самым устанавливает связь со своим собственным внутренним миром. Нельзя ответить на вопрос, согласуются ли между собой эти индивидуальные интерпретации, ибо качества принадлежат только самому субъекту и их нельзя сравнивать92. Связь обозначений с переживаемыми индивидом качествами является неизбежной и фундаментальной. Интерсубъективные сообщения образуют лишь структурированные системы. Для каждого человека они будут иметь значение и могут использоваться только потому, что он может связать их с собственными переживаниями. Общий интерсубъективный мир каждый человек должен привязать к своему личному субъективному миру. Только благодаря этому члены тех отншений, из которых состоит интерсубъективное значение, получают содержательную и однозначную определенность. Без этого они являются лишь переменными. Вот так субъективное качественное содержание образует фундамент всего интерсубъективного и объективного. Поэтому оно неустранимо93.

Однако, как сообщил Вайсман в своем предисловии к собранию сочинений Шлика (S. XXVII, XXVIII), Шлик пытался преодолеть тщательно разработанное учение о невозможности передать качества. «Две более поздние работы — ‘Об отношении между психологическими и физикалистскими понятиями’ и ‘Значение и верификация’94 — показывают, как постепенно Шлик освобождался от этого разграничения содержания и структуры. В них он представил — опять-таки под влиянием Витгенштейна — особые возможности мышления, с помощью которых нам становится доступным ‘содержание’ чужих переживаний. Тогда различие между ‘сообщаемым’ и ‘непередаваемым’ теряет свой первоначальный смысл».

В работе «Форма и содержание» («Form and Content») Шлик доказывал логическую невозможность того, что один человек может испытать переживания другого человека и что поэтому в принципе невозможно установить, одинаковы или различны качественные содержания, когда два человека воспринимают один и тот же объект95. Теперь он видит в этом только эмпирическую невозможность. Лишь фактически положение дел таково, что переживания одного не может испытать другой, но не обязательно должно быть так. Он показывает это с помощью нового хода мысли. Опровергая солипсизм, — правда, не в отношении передачи качеств, — он анализирует смысл предложения «Я могу чувствовать только свою боль»96. Когда переживание охарактеризовано как «мое», то оно определено благодаря его связи с определенным телом, «моим» телом. Это предложение можно уточнить: «Я могу чувствовать боль только тогда, когда что-то происходит с моим телом». Но можно представить другую возможность, которой логика не исключает и которую можно описать: я могу чувствовать боль, когда что-то произошло с телом другого человека. Шлик считает это эквивалентным следующему предложению: «Я могу чувствовать боль другого человека». В этом случае сравнение качественных содержаний разных людей было бы, если не эмпирически, то все-таки логически возможным.

Однако эти спекулятивные рассуждения еще ничего не доказывают. Если «я» и «мое» определены через отношение к определенному телу, то боль другого зависит от тела другого. Для того чтобы я почувствовал боль другого, переживание боли должно быть связано также и с моим телом, в противном случае это только боль другого и мною она не переживается. Испытываемая мной боль другого зависит от процессов в двух телах, однако боль другого зависит только от его собственного тела. Шлик опирается на невысказанное предположение о том, что боль другого, которую чувствую я, является той же самой болью, которую испытывает другой. Однако это предположение произвольно и не может быть принято во внимание. Боль другого включается при этом в двойную связь: с одним телом и с двумя телами, и скорее можно допустить, что она изменяется в этих разных связях. Поэтому остается неясным, сравнимы или нет качественные содержания разных лиц.

2. Синтаксический анализ

а) Синтаксис и логика

Другую сторону языка в отличие от его функции обозначения образует его формальное строение, структура системы представления. Здесь основополагающую работу проделал Карнап97. В своем произведении «Логический синтаксис языка» (1934) он дает его систематическое описание. При этом он опирается не просто на внешнюю структуру языка, но учитывает также его связь с логикой. На связь языка и логики впервые указал Витгенштейн98. Правила логики оказываются правилами языка и лежат в основе построения любых знаковых систем. Структура языка и его связь с логикой наиболее отчетливо проявляются в том случае, когда язык и логика рассматриваются в формализованном виде. Освобождаясь от конкретного смысла, от средневековых представлений о количестве и качестве суждений, о понятиях субъекта, предиката и связки, логика в конце концов пришла к системе «Principia Mathematica». Точно так же можно формализовать язык, если отвлечься от его значений и рассматривать только общие формы. Формальное рассмотрение языка было предпринято Гильбертом в его «Метаматематике» и польскими логистиками (Айдукевичем, Тарским, Лукасевичем, Лесьневским) в их «Металогике». Именно они через посредство Тарского дали импульс к работе Карнапа.

С формальной точки зрения знаки рассматриваются как простые написанные или произнесенные символы, предложения оказываются лишь последовательностями знаков, формулами, а выводы одних предложений из других — как преобразование одних последовательностей знаков в другие. Язык предстает в виде чистого исчисления. Он становится игрой со значками согласно установленным правилам. Смысл и ценность такой формализации заключается в том, что выделяются в чистом виде какие-то стороны языка, которые можно ясно и точно сформулировать. При этом отвлекаются от конкретного смысла предложений и сохраняют только наиболее общие связи. Структуру символических систем Карнап называет «синтаксисом», хотя в филологическом смысле слово «синтаксис» означает только правила соединения знаков. Для формализованных систем более подходящим было бы слово «грамматика» как обозначение структуры символических систем. Но поскольку в формализованных системах языка синтаксические правила соединения знаков оказываются наиболее важными, внимание обращают прежде всего на синтаксис — на правила построения и преобразования.