Джеймс Блэйлок - «Если», 2002 № 09

• Название: «Если», 2002 № 09
• Автор: Джеймс Блэйлок
• Издательство: ООО "Любимая книга"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 0136-0140

ФАНТАСТИКА
Ежемесячный журнал
Содержание:

Джеймс Блэйлок. ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ВЕРИЛ В СЕБЯ, рассказ

Джон Альфред Тейлор. ИГРА ДЕВЯТИ, рассказ

Пол Ди Филиппо. СВЯТАЯ МАТЕМАТИКА, рассказ

Евгений Лукин. ЧТО НАША ЖИЗНЬ? рассказ

Видеодром

*Экранизация

--- Дмитрий Байкалов. БЕСКОНЕЧНАЯ ФАНТАЗИЯ (статья)

*Писатель о кино

--- Сергей Дяченко. ВЕДЬМАК ГЕРАЛЬТ В ЖИЗНИ И В КИНО (статья)

*Рецензии

*Реплика

--- Тимофей Озеров. СВОБОДА С НЕЙТРАЛИЗАТОРОМ (статья)

*Тема

--- Анна Комаринец. КИНОКАМЕРА ПРИ ДВОРЕ КОРОЛЯ АРТУРА (статья)

Александр Бачило. ПЯТНО, рассказ

Марина и Сергей Дяченко. ПОДЗЕМНЫЙ ВЕТЕР, рассказ

Сергей Лукьяненко. ПОГРАНИЧНОЕ ВРЕМЯ, повесть

Дмитрий Байкалов. ИСКАТЕЛЬ ЧУДЕС (статья)

Эстер Фриснер. ЛЮДИ ПОД ДОЖДЕМ, рассказ

Томас Уортон. САД ТОНКИЙ, КАК БУМАГА, рассказ

Дмитрий Володихин, Игорь Черный. LA FEMME CHERCHE (статья)

Экспертиза темы // Авторы: Мария Галина, Ольга Елисеева, Александра Сашнева

Рецензии

Вл. Гаков. РОМАН, ЗАСЛУЖИВШИЙ ПОКОЙ (статья)

Курсор

Personalia

_{Обложка Игоря Тарачкова к повести Сергея Лукьяненко «Пограничное время».Иллюстрации: С. Голосов, А. Филиппов, В. Овчинников, А. Балдин, О. Васильев, И. Тарачков, С. Шехов.}

---

Саня пел, и Улия вдруг вспомнила все, что было сказано этой ночью.

И поверила каждому слову.

Машин становилось все больше. Саня уже не пел, а просто сидел, держа Улию за руку; в доме напротив — на четвертом этаже — открылась форточка, пропуская чье-то любопытное лицо.

— Прошу прощения…

Улия и Саня разом повернули головы.

Неподалеку, у чугунной оградки, стояла Красная Машина с открытой дверцей. А в двух шагах от скамейки был человек в дымчатых — будто очень запыленных — очках.

Человек в Красной Машине не понравился Улии, зато после встречи с ним Саня стал больше петь. Он пел утром в ванной, днем за фортепиано, вечером в постели; Улия слушала, и ей казалось, что она летит вдоль улицы над осевой разметкой и фонари свиваются в огненные ленты справа и слева.

После нескольких дней счастливого ожидания Саня пришел домой возбужденный и пьяный, потрясая бумажкой, которую он называл контрактом; его родители были не то обрадованы, не то обеспокоены.

— Я буду петь, — объяснил Саня Улии. — Это настоящее везение, удача, да просто жар-птица в руки… У меня будут альбомы, я стану… Ты еще увидишь!

Он заснул, а Улия поднялась в темноте, отперла дверь без ключа и вышла в тесный коридор, где маялось на грязной лестничной клетке нутро блочного дома с просевшим фундаментом.

Чужие фонари едва заметно перемигнулись при ее приближении, провода напряглись и снова расслабились; улицы были пустынны, светофор с четырьмя секциями подобострастно вспыхнул зеленым. Улия вышла на середину большого проспекта и села на двойную линию разметки, уютно и привычно, будто на жердочку.

Теперь Саня будет много петь. Он счастлив. А значит, она счастлива тоже.

Она запрокинула лицо к фонарям; асфальт был теплый и мягкий. Улии захотелось лечь, она так и сделала бы, если бы совсем рядом — по третьей полосе — не пролетела черная тень, сопровождаемая шумом мотора.

Тень скрылась за горизонтом и тут же вернулась.

— Привет, — сказал Переул. За спиной его сидела на мотоцикле молоденькая обитательница башен-новостроек. — А я тебя не узнал.

— Привет, — сказала Улия, глядя мимо Новостроечки. — Что так, глаза подводят?

Переул усмехнулся:

— Ты стала похожа на людву. Еще немного — и я перестану замечать тебя.

— Твое дело, — сказала Улия, не подавая виду, что уязвлена.

— А покататься не зову, — сказал Переул. — Боюсь, откажешься.

Новостроечка засмеялась. Улия ушла.

Каждое утро за Саней приезжала Машина; Улия радовалась, и на то был повод. Прежде Парень частенько спускался во владения подземного ветра, и, сколько бы ни клялся потом, что ездил на трамвае или на автобусе, едва ощутимый запах от его волос и одежды пугал Улию.

Теперь за Саней приходила Машина, и Улия вздохнула спокойно.

Жизнь менялась. Все менялось с каждым днем; Улия верила, что это перемены к лучшему.

Спустя несколько месяцев Саня переехал в новую квартиру — в старом районе, на чахлой усталой улице, которая почему-то нравилась ему. Дом был кирпичный, нутро его сторонилось Улии, да и сама она не хотела бы сейчас сталкиваться ни с кем; память о недавней встрече с Переулом никак не желала выветриваться, обида не желала забываться.

Саня возвращался вечером, его привозила все та же Машина, но не пел больше. Он казался усталым и похудел. На пустой кухне не возились молчаливые Папа и Мама — они остались в блочном доме. Когда Сани не было — или когда он засыпал, что почти одно и то же, — Улия шла в свой прежний район поговорить с фонарями, почистить водостоки, приструнить спесивый светофор.

Шаплюск говорил, что мир гибнет. Что асфальт у его подошвы трескается, а на мостовой появляются такие глубокие выбоины, что движение скоро не сможет их преодолеть и застопорится навеки.

— Представь, — говорил Шаплюск, — движение превратится в неподвижность… Они будут стоять здесь, фары за фарами, ночью и днем, они врастут в асфальт, а кругом будет бесцельно кружить людва…

Улия смеялась над его страхами.

Зато Даюванн не желал теперь беседовать с ней.

— Людва, — говорил он презрительно.

Иногда ей хотелось ударить по его бетонному стволу.

Однажды утром (Саня уехал, как всегда, в свою загадочную Студию) Улия отправилась посидеть над новой, недавно запустившейся сложной развязкой.

Движение описывало восьмерки, струйками перетекало из ряда в ряд, четыре полных потока его сплетались косичками. Улия медленно шла по осевой, невидимая сквозь тонированные стекла, укрытая облаком душистого выхлопа. Движение, прежде цельное, теперь дробилось на отдельные машины; Улия видела каждую точку мозаики — и одновременно всю картину, тени и направления, блики и остановки, пульс газа и тормоза, ритм светофоров. Внизу на тротуарах перекатывались потоки людвы, вливались в огромный магазин на углу; слова и желания вились, подобно облачку, над скоплением многих голов. Людва заполняла открытое кафе, тонкими очередями тянулась к остановкам микроавтобусов…

В этот момент на плечо ее легла чья-то рука, и, оборачиваясь, она уже знала, кто это.

— Привет, девочка, — сказал Город.

Она впервые видела его так близко.

— Что нового? — спросил Город.

— Привет, — сказала Улия, когда голос вернулся к ней.

— Люблю смотреть на людву, — сказал Город. — Когда ее много. Когда она течет.

— Я тоже, — сказала Улия.

— Нет, — Город усмехнулся. — Ты — другое дело… Ты любишь смотреть на людву вблизи. Ты там, — он махнул рукой, указывая вниз, на реку людвы.

Улия молчала.

— Я не угрожаю тебе, — мягко сказал Город.

Улия молчала.

— Ты хороша, — сказал Город, внимательно разглядывая ее. — Ты красивейшее мое порождение. Будет жаль, если подземный ветер слизнет тебя, как обертку от мороженого…

— Нет, — быстро сказала Улия.

— Я не пугаю, — Город улыбнулся. — И не приказываю. Ты вольное порождение. Поступай, как знаешь. Но хочешь совет?

Она смотрела, не отрываясь, в его завораживающие глаза — вечное движение огней и теней, карусель чудовищной массы и мощи.

— Так ты хочешь услышать мой совет или все-таки оставить тебя в покое?

— Да, — сказала Улия, сдерживая дрожь. — Хочу.

— Ты не должна жить среди людвы, — сказал Город. — Оставь его.

— Ты заболела? — встревожился Саня.

— Я говорила с Городом, — сказала Улия. — Он прекрасный… Он — самое ужасное, что я когда-нибудь видела.

Саня помолчал. Сел рядом, не зная, что делать и что говорить. Обнял Улию за плечи:

— Неужели он может напугать? Мне казалось, наш Город…

И замолчал, сам понимая, какую ерунду говорит.

На кухне включился и громко заворчал холодильник.

— Юлечка… — тихо сказал Парень. — Ты ведь не покинешь меня?

— …Значит, ты никогда не умрешь? Ты бессмертная?!

— Город не умрет никогда.

Парень помрачнел:

— Город… Знаешь, бывает ведь всякое… войны… катастрофы…

Улия помотала головой, позволяя ветру поудобнее перехватить ее летящие волосы:

— Нет, Город не умрет… И я не умру. И ты.

— А я умру, — сказал Парень огорченно.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Улия.

— Смеешься?

— Разрушенное тело еще ничего не значит, — сказала Улия. — Посмотри, этот мост… Его нет. Но он есть. Там, внизу, под бетонными плитами он слушает шум воды.

— Значит, я буду старый, — медленно сказал Парень, — а ты такая, как сейчас, да?

— Ты не будешь старый. — И Улия засмеялась.

В конце осени у Сани случился Концерт. В большой холодный зал набилось множество молодой людвы, их лица снова сливались перед глазами Улии, и это беспокоило ее.

Саня вышел на сцену первым, и Улия не узнала его. На нем была одежда, блестящая, как мокрый асфальт. Волосы, пересыпанные блестками, будто фальшивым снегом, стояли дыбом. Он спел всего несколько песен, и песни были другие. Людва в зале хлопала в ладоши и подпрыгивала в такт, и Улии только-только начало казаться, что она может полюбить эти песни тоже, как Саня ушел со сцены, а на место его высыпала из-за вертикальных полосок ткани горстка людвы в ярких костюмах, и людва в зале взорвалась криками, хлопками, топотом…

— Все прошло отлично, — сказал Саня вечером, от него пахло неприятно и резко, этот запах чем-то напоминал дыхание подземного ветра. — Недолго мне быть на подпевках.

— Ты пел мало и не очень правильно, — сказала Улия.

Саня пожал плечами и как-то странно улыбнулся.

С этого дня все пошло не так.

Все было по-прежнему — но не так.

Человек из Красной Машины походил на светофор со многими секциями. Рот его улыбался Улии, руки стряхивали пепел с толстой коричневой сигареты, глаза глядели на Саню, и Саня слушался их, как машины повинуются ритмичной смене цветных огней.