Роберт Хейсти - «Если», 2002 № 10

• Название: «Если», 2002 № 10
• Автор: Роберт Хейсти
• Издательство: ООО "Любимая книга"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 0136-0140

ФАНТАСТИКА
Ежемесячный журнал
Содержание:

Роберт Хейсти. СЕДЬМОЕ ЧУВСТВО, рассказ

Филип Дик. ОСОБОЕ МНЕНИЕ, рассказ

Видеодром

*Экранизация

--- Дмитрий Караваев. ОСОБЫЙ ВЗГЛЯД НА «ОСОБОЕ МНЕНИЕ» (статья)

*Рецензии

*Герой экрана

--- Сергей Кудрявцев. ДЖЕЙМС БОНД НА ГРАНИ ФАНТАСТИКИ (статья)

Внимание, мотор!

Новости со съемочной площадки

Джо Холдеман. ГЕРОЙ, повесть

Вл. Гаков. ВЕЧНАЯ ВОЙНА (статья)

Олег Овчинников. СЕМЬ ГРЕХОВ РАДУГИ, повесть

Грегори Бенфорд. ТОПОЛОГИЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ, рассказ

Павел Амнуэль. В ПОИСКАХ НОВОЙ ПАРАДИГМЫ (статья)

Экспертиза темы // Авторы: Владимир Малов, Александр Громов, Христо Поштаков

Эдуард Геворкян…И НИКАКИХ МАСОНОВ (статья)

Рецензии

Андрей Синицын. БЕСКОНЕЧНАЯ ЛЮБОВЬ (статья)

Виталий Каплан. ПРОКЛЯТИЕ ВОПРОСОВ (статья)

Курсор

Конкурс Банк идей

*Дэвид Лэнгфорд. РАЗНЫЕ ВИДЫ ТЕМНОТЫ, рассказ

Personalia

_{Обложка И. Тарачкова к повести Джо Холдемана «Герой».Иллюстрации А. Балдина, А. Филиппова, И. Тарачкова, О. Васильева.} 

 

 

---

«Красная Шапочка!» — вспомнил я, глядя на причудливый головной убор, целиком закрывающий вид на лестничную клетку. Но, приглядевшись, понял, что ошибся. Она просто не была красной, громоздкая соломенная шляпа с кожаным ободком вокруг тульи.

— Кто там?

— Это я, — донесся из-под шляпы знакомый голос.

— А чего сама не открыла? — проворчал я, отворяя дверь.

— Я сумочку свою где-то… — сказала Маришка, шагнула в прихожую и прислонилась к стене, как будто этот единственный шаг отнял у нее все силы. Стянула перчатки, сняла идиотское сомбреро с целиком закрывающими лицо полями…

И тут уж я прислонился к стенке — так что теперь мы стояли друг напротив друга, как часовые по обе стороны от распахнутой двери — и не сполз на пол только потому, что вовремя уперся ногой в полочку для обуви.

Господи, подумал я, какой интенсивный цвет!

Ее кожа и волосы были не бледно-зеленые, не цвета сельдерея или осинового листа, не мятные, салатовые или бамбуковые. Из тех полутора десятков оттенков зеленого, которые обязан знать и различать уважающий себя дизайнер, к ним ближе всего был изумрудный, возможно, даже малахитовый.

Короче говоря, они были очень насыщенного, не просто зеленого, а ТЕМНО- и вместе с тем ЯРКО-зеленого цвета! И я не знаю, чем и как долго надо заниматься, чтобы добиться такой интенсивности!

«Убью, — с отчаянным спокойствием подумал я. — Вот сейчас покраснею и убью».

— Что же мне теперь делать? — спросила Маришка и подняла на меня глаза — зеленые от природы, а теперь позеленевшие до белков, в которых стояли слезы.

— Это зависит, — сказал я, — от того, что ты делала до этого.

— Я расскажу, — пообещала она. — Я все расскажу.

И рассказала.

Цвет третий или второй, а то и шестой, не разберешь

Из-за этого нового ведущего с именем пулемета эфирная сетка поехала, как дешевый чулок. Первое время я просто не находила, чем себя занять…

(Но ты ведь нашла, не так ли? В конце концов ты нашла?)

Сначала мы недолго посидели с Антошкой в курилке, поболтали о том о сем, пока он не начал менять цвет. Потом позвонила тебе, немного успокоилась. Минут десять просто пошлялась по коридору. Да и не хотелось ни с кем общаться после того, что случилось с Антошкой. Такое странное чувство: брожу неприкаянная и до кого ни дотронусь, с кем ни заговорю, у того возникают проблемы. Совсем как смерть, только без косы…

Потом меня неожиданно вызвал к себе Боровой. Я, честно сказать, не предполагала, что он в такое время может быть на работе. Я спросила его: что за дела? Почему я должна выходить в пол второго, когда весь нормальный контингент уже выпал в осадок, остались одни отморозки? Не в таких, конечно, выражениях — мне приходится теперь очень тщательно выбирать слова, — но спросила.

Но Боровой был готов к разговору. Мы побеседовали про рейтинг, про мое поведение во время последнего эфира. Он сказал: у каждого из нас есть множество личных проблем, но лучше бы вы, Марина, являясь на рабочее место, оставляли их за порогом. Наконец признался, что основной причиной перестановок стал сам Фрайденталь. Он просто объявил, что будет выходить в эфир в полночь, поскольку все остальное его время занимают другие проекты.

Развел руками: ну не мог же я ему отказать!.. «Зато…» — сказал он и с хитрой улыбкой полез в сейф.

Я думала, бутылку коньяку достанет или что-то вроде, но вместо этого он показал мне диск «Ораликов». Новый! Еще нераспечатанный. Представляешь? Я в самом деле чуть было не оттаяла. Дал подержать в руках, поглазеть на обложку, но когда я попросила послушать, забрал назад.

«Через три дня, — пообещал. — У нас договор, понимаешь? Первого апреля пробная партия диска уйдет на рынок, одновременно три станции, включая нашу, запустят его в ротацию. Раньше — нельзя».

Я взмолилась: «Ну пожалуйста! Не на студийном оборудовании, на обычном плейере. Разочек…» Но он только повторил: «Нельзя. Невозможно» — и бросил диск обратно в сейф.

Когда я вышла из кабинета, Боровой вышел тоже, практически следом. Даже дверь не закрыл, так спешил куда-то. Времени на то, чтобы запереть сейф, у него, по идее, тоже не было.

Не думай, я не сразу это сообразила, только минут через двадцать. До этого молча страдала: жалела себя и проклинала несправедливое человечество. В особенности его отдельных представителей, которые задабривают тебя диском любимой группы, но в руки не дают… Педанты параноидальные!

Потом мысль промелькнула про незапертый сейф. За ней другая: а что если позаимствовать диск — всего на часочек! — а потом незаметно вернуть на место? Упаковку можно аккуратно распечатать бритвочкой, потом заклеить.

Но когда я второй раз шла к директорскому кабинету, я ничего такого, естественно, не планировала. Думала: сначала постучусь. Если Боровой на месте, спрошу о чем-нибудь, если его не окажется — просто загляну… Постучалась. Не оказалось. Заглянула…

Ноги сами собой подвели меня к сейфу. Рука за диском протянулась. А там на обложке — солистка в новом имидже, и названия песен… такие интригующие!..

Пойми! Я подумала, что умру, если потерплю еще три дня!

(И умерла бы, — согласился я. Как ни странно, эта мысль меня почти не тронула.)

О том, что сотворила, я поняла только в коридоре. За какую-то неполную минуту мир поменял цвета: теперь я уже проклинала себя и молилась, чтобы несправедливое человечество ничего не заметило, а его отдельные представители — в особенности.

Пока раздумывала, вернуть диск прямо сейчас или все-таки через часик, на автопилоте добрела до студии и там в дверях нос к носу столкнулась с Боровым. Он торопился в свой кабинет и этим отрезал мне путь к отступлению. А когда проходил мимо, так странно посмотрел на меня, как будто угол коробки от диска торчал у меня из сумочки. Но я прошмыгнула мимо, прикрыла за собой дверь и попросила сердце биться не так громко.

Обычно я всегда успокаиваюсь, стоит мне оказаться в студии. Однако сегодня не получилось. Помешал посторонний мужик, развалившийся в моем кресле. Он сидел перед микрофоном, сильно накренившись на левый бок, и о чем-то с упоением шевелил губами. Не по бумажке, а, похоже, прямо из головы. Наши кресла никогда не скрипят, ты в курсе, каждый понедельник приходит специальный человек и проверяет, чтобы они не скрипели. Но в этот раз, я думаю, мое кресло скрипело — от непривычного веса, скособоченности и просто от возмущения.

Я наблюдала за ним сквозь не пропускающее звук стекло, как за обитателем террариума, и думала: почему жизнь устроена так несправедливо? Вот мне, например, понадобилось два года напряженной работы, чтобы занять определенное место в системе, засветиться и собрать свою аудиторию. Потом появляется эта «специально приглашенная звезда» и походя, в момент переводит меня в разряд второстепешек.

Я так и подумала: «второстепешек», и сама не вдруг сообразила, насколько удачно подобрала слово. Второстепешка — это не только актриса второстепенных ролей, но еще и пешка, не имеющая шансов когда-нибудь выбиться в ферзи. Она и «в старости пешка».

После таких мыслей себя стало еще жальче, а взгляд на нового коллегу приобрел слегка красноватую окрашенность, должно быть, из-за прилившей к голове крови.

Вот бы и мне так, подумалось. Явиться, например, в дирекцию того же «Ухо Москвы» и объявить с порога: «Я к вам по обмену опытом вместо выбывшего Максима Фрайденталя, обеспечьте-ка мне лучшее эфирное время».

Да, неплохо было бы. Жаль, не каждому это дано.

И снова, как в кабинете директора все произошло как бы само собой. Я не думала ни о чем, просто рука нащупала ручку, повернула, колено подтолкнуло тяжелую дверь, и немое кино стало звуковым. Фрайденталь и не заметил, как я вошла, он лопотал без умолку о чем-то несусветном. О магических техниках, о познании природы через растворение в ней. Дескать, мало выпустить из себя волка, нужно еще, чтобы волк позволил тебе войти в него. И все это таким языком — сплошные «ибо», «сей» и «не суть важно». Но складно, признаю, складно. Я бы так не смогла.

«Ну все, — подумала, — сказочник, сейчас я тебя заколдую. И черта с два ты у меня узнаешь, как расколдоваться назад, морда фиолетовая!»

Подошла, нарезала пару кругов вокруг пульта — не заметил. «Здрасьте!» — шепнула и глупо улыбнулась. Посмотрел на меня из-под наморщенного лба, перевалился на правый бок и продолжил свой складный лепет на два голоса.

«И все же, бабушка, я не вполне поняла, за каким лешим волк отрастил себе такие зубы? Оно ему надо? На мой вкус, коли уж имеешь обыкновение заглатывать добычу целиком, так и зубы тебе без надобности».

«Разве это большие? — снисходительно усмехнулась бабушка. — Видела бы ты, какие зубы у драконов…»

Болтает, болтает, а фиолетового — ни в одном глазу. Я еще постояла над ним, послушала. Дышала ртом — на всякий воздушно-капельный случай. Даже на ботинок ему наступила и прошептала: «Ой, простите!» — он и бровью не повел.