Филип Рот - Профессор Желания

• Название: Профессор Желания
• Автор: Филип Рот
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-367-00970-5

С юности Дэвида Кипеша вело желание. Оно заманило его в трясину безнадежного брака, а потом оставило, одинокого и бессильного. Желание разгорелось вновь от счастливой встречи. Но будет ли это ласковое, ровное пламя, которое рассеет холод и мрак, или свирепый, всепожирающий огонь?

---

И на сей раз я не буду ссориться, дуться, тосковать и отчаиваться. Я не сотворю себе кумира из того, что уже увядает и облетает, из атавистического желания окунуться в эту чашу с головой и слизать со дна последние капли слизи, кажущейся мне небесной амброзией, из грубого волнения при встречах с мощной, стремительной, властной, лихорадочной на грани бессердечия помпой, которая, несомненно, высосала бы из меня уже не жизненные соки, а саму жизнь, не возопи я в самый последний миг: «Довольно!», не взмолись о пощаде — и не получи ее. Я не сотворю себе кумира из великолепного зрелища, какое являет собой полураздетая женщина. Нет, впредь я не собираюсь питать иллюзий о возможности любовной драмы, которую мы, судя по всему, доиграли уже почти до конца, доиграли на сцене тайного, подпольного, противозаконного театрика труппой в четыре «я», два из которых пыхтят на подмостках, тогда как два других с точно таким же пыхтением наблюдают, а такие понятия, как личная гигиена, температура воздуха или время суток, являются не более чем досадными во всей своей смехотворности помехами. Говорю вам, я стал другим; вернее, я перестал быть другим; я осознаю, что мне пора за кулисы; теперь с меня вполне достаточно ласкового поглаживания по длинным и таким мягким на ощупь волосам Клэр, безмятежного пробуждения бок о бок на рассвете, нежно-невинных объятий двух любящих друг друга людей. Да, я с удовольствием принимаю нынешние правила игры. Мне их достаточно. И ничего больше. И никакого «больше».

А перед кем это я преклоняю колени, у кого вымаливаю для себя подобную сделку? Кому решать, на какую глубину мне суждено ускользнуть от Клэр? Дорогие слушатели спецкурса № 341, вы наверняка догадались, что этой инстанцией можно, должно и суждено стать мне самому.

Во второй половине одного из самых очаровательных летних дней (которых набежало и запечатлелось в памяти уже пятьдесят, однако и осталось еще десять — двенадцать, и это греет душу), в дивное августовское предвечерье, когда я купаюсь в неге и холе и просто не могу вообразить человека счастливее или удачливее себя самого, ко мне приезжает в гости бывшая жена. Впоследствии я буду целыми днями вспоминать об этом визите, вздрагивать от каждого телефонного звонка или шума каждой подъезжающей машины, думая, что это вернулась Элен. Каждое утро я буду ждать письма от нее или, вернее, письма про нее с известием о том, что она опять сбежала в Гонконг или наконец погибла. Просыпаясь посреди ночи с мыслью о том, как я жил когда-то и как живу сейчас, — а такое все еще происходит со мной, причем настораживающе часто, — я буду испуганно приникать к мирно спящей подруге, как будто это она старше меня на десять лет (а то и на двадцать, а может, на все тридцать), а не наоборот.

Я у себя в саду, в холщовом шезлонге, ноги на солнце, а голова в тени, и вдруг слышу, как в нашем домике, где Клэр сейчас переодевается в купальный костюм, звонит телефон. Я еще не решил (из таких колебаний и слагаются теперь мои дни), пойти ли мне с ней к пруду или остаться и поработать до тех пор, пока не придет пора поливать в саду ноготки и откупоривать бутылку вина. Я сижу здесь с самого ланча, полностью предоставленный самому себе (не считая пчел, бабочек и, время от времени, старого лабрадора Клэр по кличке Солнце), читаю Колетт[38] и делаю всё новые и новые заметки к спецкурсу, фигурирующему в наших с Клэр разговорах под кодовым названием «Желание № 341». Перелистывая стопку книг Колетт, я размышляю над тем, есть ли (или был когда-нибудь) в США хоть один прозаик, относящийся к вопросу о том, как дарить и получать удовольствие, хотя бы отчасти с той же раскрепощенностью, как она; писатель (или писательница), столь же глубоко зарывшийся в запах, тепло и цвет, столь же сочувствующий телу в его первоочередных потребностях, столь же открытый любому чувственному вызову, бросаемому внешним миром, знаток эротических ощущений во всей их тончайшей нюансировке — и при всем том ни в коей мере не фанатик в своих предпочтениях и пристрастиях, кроме — если говорить о самой Колетт — фанатической воли к выживанию вопреки всему. Похоже, она была особой исключительно чувствительной к тому, чего требует желание, и к тому, что оно сулит, ко всем «этим наслаждениям, легковесно именуемым физическими», но вместе с тем абсолютно не запятнанной ни пуританской моралью, ни тягой к убийственному насилию, ни манией величия, ни какими бы то ни было серьезными творческими амбициями, ни агрессивными общественными или классовыми устремлениями. Конечно, она кажется эгоисткой в самом остром, самом жестком смысле слова и, если так можно выразиться, чемпионкой сугубо прагматической чувственности; ее умение уберечь себя от малейших сомнений идеально уравновешивается ее способностью отдать себя без остатка…

Первая страница желтого блокнота испещрена пометками и помарками — это первые подступы к задуманной мною лекции, а далее следует длинный перечень современных писателей, как европейских, так и американских, однако и в этом славном ряду честная, откровенная, грубоватая и вместе с тем глубоко буржуазная язычница Колетт по-прежнему представляется мне уникальной, но тут в дверях кухни возникает Клэр, в купальном костюме, с белым махровым купальным халатом, переброшенным через руку.

В другой руке она держит книгу — «Молодой Тёрлесс» Роберта Музиля.[39] Тот самый экземпляр, который я только накануне разметил на предмет цитирования. Меня чрезвычайно радует интерес, проявляемый ею к книгам из задуманного мною спецкурса! Да и полюбоваться развилкой между ее грудями в тесном топе бикини — что ж, это еще одна маленькая радость, на какие столь щедр чудесный августовский день.

— Скажи-ка мне, — я придерживаю ее за ближайшее к моему шезлонгу бедро, — почему в Америке нет своей Колетт? Или мужской версии Колетт? Или, может быть, я в этом смысле недооцениваю Джона Апдайка? Но это наверняка не Генри Миллер. И уж подавно не Готорн.

— Тебе звонят, — отвечает она. — Элен Кипеш.

— Ах ты, господи… — Я в растерянности гляжу на часы. — Который час в Калифорнии? Что ей нужно? Как она меня разыскала?

— Это местный звонок.

— Что?!

— Я почти уверена.

Я по-прежнему сижу в шезлонге.

— И что, именно так она и представилась? Элен Кипеш?

— Да.

— Мне казалось, она взяла девичью фамилию.

Клэр пожимает плечами.

— И ты сказала ей, что я здесь?

— А не надо было?

— Но чего ей нужно?

— Придется спросить об этом ее саму. Если, конечно, захочешь.

— А что, если я сейчас войду в дом и просто — напросто повешу трубку? Это будет ошибкой?

— Ну почему же ошибкой? — отвечает Клэр. — Но это будет означать, что ты задергался.

— Но я и на самом деле задергался. Мне тут так хорошо. Я так счастлив. — Я возлагаю обе руки, все десять пальцев, на ее грудь, на ту ее часть, что не вместилась в купальник. — Ах, моя дорогая, моя дорогая…

— Я подожду тебя здесь.

— А потом я непременно с тобой поплаваю!

— Вот и прекрасно.

— Значит, до скорого! До самого скорого!

Ни о трусости, и о жестокости с моей стороны не может идти и речи, думаю я, глядя на телефонную трубку, лежащую на кухонном столике. А лишь о наиболее разумном решении из двух возможных. Если, конечно, отвлечься от того, что в полудюжину самых близких мне на всем белом свете людей Элен входит по-прежнему.

— Алло, — говорю я.

— Алло. Ага, это ты! Знаешь, мне так странно звонить тебе, Дэвид. Я чуть было не решила не делать этого вовсе. Но я сейчас в твоем городе. Мы на заправке, через дорогу от агентства по торговле недвижимостью.

— Понятно.

— Вот я и решила, что проехать мимо, даже не позвонив, было бы чересчур жестоко. Ну как ты там?

— А откуда ты вообще узнала, что я здесь?

— Пару дней назад я пыталась разыскать тебя в Нью-Йорке. Позвонила в колледж, но тамошняя секретарша сказала, что не имеет права давать твой временный домашний адрес. Я соврала, будто я твоя бывшая студентка, и сказала, что ты наверняка будешь не против. Но она стояла как скала — охраняла личный покой профессора Кипеша. Редкая сука, судя по всему.

— Ну и как же ты меня все-таки разыскала?

— Позвонила Шёнбруннам.

— Ну и дела!

— Но на здешней заправке я и впрямь очутилась совершенно случайно. Я понимаю, это звучит странно, но тем не менее. И не так уж странно по сравнению с событиями по-настоящему странными, какие случаются буквально на каждом шагу.

Она лжет, и ее шарм на меня не действует. Из окна я вижу Клэр, в руке у нее так и не раскрытая книга. А ведь мы могли бы уже быть на полдороге к пруду!

— Чего тебе нужно, Элен?

— Чего мне нужно от тебя? Ничего, разумеется, ничего. Я, знаешь ли, замужем.

— Нет, я этого не знал.

— Потому-то я и прибыла в Нью-Йорк. Познакомиться с семьей мужа. А сейчас мы едем в Вермонт. У его родителей там летний домик. — Она смеется; я бы назвал этот смех вызывающим. Или зазывным. Поневоле я вспоминаю о том, как она смеется в постели. — Можешь себе представить, что я никогда не была в Новой Англии?