Барбара Брэдфорд - Так далеко, так близко…

• Название: Так далеко, так близко…
• Автор: Барбара Брэдфорд
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5‑87322‑581‑8

Себастьян Лок, блистательный и богатый, глава могущественного американского семейства, и его бывшая жена, журналистка Вивьен Трент, и после развода поддерживают дружеские и доверительные отношения. В одну из встреч Себастьян признается Вивьен, что захвачен новой страстью как никогда прежде.

Но проходит всего несколько дней, и Вивьен получает неожиданное сообщение… Именно оно и заставляет молодую женщину обратиться к прошлому, чтобы найти объяснение случившемуся. Новые обстоятельства жизни бывшего мужа заставляют Вивьен в ином свете увидеть близкого и дорогого ей человека.

---

Мы спустились в погреба.

Они занимали огромную площадь под землей. Здесь вино зреет и сортируется по чанам, бочкам и бутылкам.

В конце погреба, где зреет красное вино, было немного свободного места, где мы обычно дегустировали вина. Сюда‑то и вел меня Оливье. Полки с бутылками образовали угол с двумя стенами. Там стояли стулья и стол. На столе — обязательная белая свеча в подсвечнике, коробок со спичками, разная утварь и аккуратно сложенная белая льняная салфетка.

Оливье поставил на стол бутылку вина и два стакана. Первое, что он сделал, — зажег свечу.

Я наблюдал за ним. Он был высок, и начав откупоривать бутылку, слегка наклонился над столом. Оливье — мой наставник, учитель и друг. Спокойный и сдержанный, очень симпатичный человек. Ему шестьдесят лет — в два раза больше, чем мне. Но выглядит он гораздо моложе своих лет. Может быть, потому, что он — счастливый человек. Он любит свою жену, своих детей, работу и очаровательный старый сельский дом, где живет со своей семьей. Этот дом, тоже моя собственность, стоит за полями, у фруктового сада. Оливье и его жена Клодетта устроили там уютное жилище.

Я смотрел, как Оливье открывает бутылку. И, как всегда, поразился тому, как он это делает. Искусно. Осторожно. Как хирург. Надрезав у горлышка красный металлический колпачок, он снял его. Для того, чтобы видеть вино в горлышке. Потом вытер горлышко бутылки внутри с снаружи белой салфеткой. И, наконец, держа бутылку против пламени свечи, стал рассматривать цвет вина в горлышке, кивая самому себе.

На лице его появилась довольная улыбка.

— Ах, Жак, оно вам понравится. Я уверен.

Разлив вино, он протянул мне бокал.

Мы подняли наши бокалы.

— Sante, Жак, note 10 — сказал он.

— Sante, Оливье.

Мы пригубили вино.

Смакуя, я держал его в рту. Какой изысканный вкус! Мягкий, бархатистый, богатый. Я поднял бокал против света. Вино было глубокого красного цвета. Красивый цвет. Я поднес бокал к носу и сразу же узнал запах фиалок и чего‑то еще, не очень различимого.

— Это красное вино, которое вы заложили в 1986 году, — сказал я, улыбаясь. — Вы взяли виноград трех сортов: Мурведр, Сирах и Сэнсо. Два первых — за глубокий цвет и запах фиалок. Сэнсо — тоже за глубокий цвет и мягкий вкус, который он придал двум другим.

Оливье смотрел на меня, сияя.

— Верно. Молодец, Жак. Оно хорошо выдержано, как вы думаете?

— Прекрасно. Вы создали удивительное вино. Великое вино. Теперь я вспоминаю, какая стояла погода в том году. Вы говорили, что эта погода очень хороша для винограда.

— К счастью, я не ошибся. А теперь, я считаю, нужно выпустить его в мир.

— Одобряю. Так и сделаем. И давайте выпьем еще по стаканчику. Жаль, что я не взял с собой Кэтрин. Ей понравилась бы наша дегустация.

Оливье наполнил мой бокал.

Я поднял его в честь Оливье.

— За вас, Оливье. Поздравляю.

— Ах, Жак, не надо. Мы трудились оба.

Я засмеялся, покачал головой.

— Нет, нет. Мне был двадцать один год. Я тогда ничего не знал, был совсем зеленый. Девять лет назад я все еще учился в Йейле. Это ваше вино, только ваше. Вы создали его. Вы заслуживаете всяческих похвал. Оливье.

— Спасибо, Жак. Вы, как всегда, очень щедры.

* * *

Следующие два часа я просидел в своей конторе на винодельне.

Нужно было заняться счетами, просмотреть цифры. Много дней я откладывал эту работу. Но я знал, что никуда от нее не деться. Сегодняшний день годится для этого, как и всякий другой. Скрепя сердце, я принялся за дело.

Проработал я до четырех. Наконец, закончив все, я отложил бухгалтерскую книгу и позвонил в ресторан в Эксе. Заказал столик.

Уходя из конторы, я прихватил с собой недопитую бутылку вина, оставленную Оливье. Пусть Кэтрин попробует. Я гордился этим вином. Гордился тем, что Оливье создал его.

Я вышел на солнце, в сияющий день. Шел медленно, глядя по сторонам. Везде был порядок. Я остался доволен. Мне хочется, чтобы имение было именно таким — ухоженным.

Впереди на плоской площадке возвышается шато. С трех сторон его окружают пологие склоны с виноградниками. За виноградниками — холмы, похожие на огромный расширяющийся кверху воротник. Или, как на днях заметила Кэтрин, на гигантский рюш, который носили во времена Елизаветы I. Сады и поля перед шато великолепны в золотом свете солнца, уже клонящегося к западу.

Это самое идиллическое место в мире, по‑моему. Я всегда счастлив здесь. Даже когда я был женат, мои трудные жены не могли разрушить этого ощущения счастья. Я просто выключал их и настраивался на землю и виноградники, шел своей дорогой. И мне никогда не хочется никуда уезжать отсюда.

Краешком глаза я заметил внезапную цветовую вспышку. Повернув налево, я направился к деревянному забору у края дороги.

Облокотясь о забор, я окинул взглядом горизонт. Потом опять увидел это. Ярко‑синюю вспышку. И вдруг разглядел вдали Кэтрин, ее рыжие волосы, горящие на фоне синего свитера.

Она скакала галопом по полю, волосы развевались за спиной. Хорошая наездница. Я то знаю. Но почему‑то — сам не знаю, почему, — сердце у меня замерло. Когда она перемахнула через первую изгородь, я съежился от страха. Я испугался, что лошадь сбросит ее. Как это случилось с Антуанеттой в тот день, на ферме Лорел Крик.

Я вцепился в перекладину забора и выпустил из рук бутылку. Она упала в траву. Пусть. Я стоял и смотрел на всадницу. Вот‑вот упадет…

Часы остановились. Стрелки пошли в обратную сторону. Меня перенесло в детство.

Ужасное воспоминание, которое я хранил взаперти двадцать два года, вырвалось наружу. Всплыло на поверхность.

* * *

Мне опять восемь лет. Я опять на ферме Лорел Крик. Я играю на лугу с красным мячом и лаптой. Антуанетта скачет ко мне, перемахивает через изгородь. И, выбитая из седла, медленно‑медленно проплывает в воздухе и падает.

Бросив мяч, я помчался к ней. «Антуанетта! Антуанетта!» кричал я. Я испугался. Испугался, что она умерла. Или сильно изувечилась.

Яркий Тигр сбросил ее, когда брал препятствие. И она лежала неподвижно, такая нескладная и беспомощная. Лицо белое, как мел. Из‑за этой смертельной белизны волосы, разметавшиеся вокруг лица казались более огненными, чем когда‑либо. Глаза ее были закрыты.

Мой страх нарастал, зубы стучали. Я думал, что она на самом деле умерла. Я опустился перед ней на колени. Коснулся рукой ее лица. Она не шевельнулась. Да, умерла. Слезы хлынули у меня из глаз.

— Антуанетта, Антуанетта, ответь мне, — шептал я, прижавшись к ней лицом. Но я знал, что она никогда уже мне не ответит.

— Джек, уйди, не мешай! — закричал Себастьян, резко остановив свою лошадь и спрыгивая на траву. — Ты ничего тут не сделаешь. Ты всего только маленький мальчик. — Он оттолкнул меня, опустился на колени, коснулся ее лица, как и я.

— Беги, Джек, — сказал он торопливо, — беги на кухню. Скажи Бриджет, чтобы принесла мокрое полотенце. И найди Элфреда. Пусть идет сюда.

Я не двигался. Я стоял и смотрел на Антуанетту.

— Что с тобой? Делай, что тебе велят! — закричал отец. — Ты что, не соображаешь? Беги в дом, зови Элфреда. Мне нужен здесь взрослый мужчина, а не ребенок.

Я побежал. Я бежал всю дорогу до фермы. Когда я нашел Бриджет на кухне, я задыхался.

— Антуанетта упала. С лошади. Мокрое полотенце. Папа просит мокрое полотенце. Дайте, пожалуйста, Бриджет.

Прежде чем Бриджет успела что‑нибудь сказать, появился Элфред.

— Что случилось, Джек? — спокойно спросил он. — Ты плачешь, это на тебя не похоже. Говори же, детка, что случилось.

Бриджет сказала:

— С миссис Дилэни несчастный случай, ее сбросила лошадь. Джек говорит, что ее сбросила лошадь Джек говорит, что мистер Лок просит мокрое полотенце.

— Он хочет, чтобы вы пришли, — сказал я, дергая Элфреда за рукав. — ему нужна помощь. Взрослого. А не ребенка. Так он сказал.

С минуту Элфред смотрел на меня, хмурясь, но ничего не говоря. Повернулся и выбежал из кухни. Бриджет — за ним. Я тоже выбежал из дома.

— Боюсь ее трогать, — говорил отец Элфреду, когда я подбежал к ним. — Это может быть опасно. Вдруг у нее что‑то сломано.

— Вот, мистер Лок, давайте положим ей на лицо, — сказала Бриджет, подавая полотенце. — Это оживит ее. Она придет в себя сразу же.

— Спасибо, Бриджет, — ответил Себастьян и, взяв полотенце, положил его на лоб Антуанетте.

Элфред с отцом тихо о чем‑то переговаривались. О чем, мне не было слышно. Они не хотели, чтобы я слышал.

Она умерла. И они не хотят мне об этом говорить. Я опять заплакал. Прижал к мокрым глазам стиснутые кулачки.

— Сейчас же прекрати, Джек, — резко сказал Себастьян. — Что за великовозрастный младенец!

— Она умерла.

— Нет, она жива. Она без сознания.

— Я тебе не верю, — хныкал я.