Евгений Весник - Дарю, что помню

• Название: Дарю, что помню
• Автор: Евгений Весник
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-7027-0154-2

В своих воспоминаниях народный артист СССР Евгений Весник рассказывает о своем детстве, фронтовых годах, работе в театре и кино, о гастролях, друзьях и коллегах.

---

За столом еще гость – сосед-миллионер. Невзрачный, худощавый человек. Говорит на русском.

– Давно в Израиле?

– Шесть лет.

– Откуда приехали?

– Из Чернигова.

– Миллионы – наследство?

– Нет.

– А-а-а-а-а?..

– Купил подержанный грузовичок, снял помещение, стал выпекать бублики с маком. Развозил с 5 утра по всем булочным, ресторанам, кафе, барам. Работал по двадцать часов в сутки. (Обошелся без парткома, месткома, без директоров, заместителей, бухгалтерии.) Теперь имею филиалы в Хайфе, Иерусалиме. В вашей стране каждый тоже может стать миллионером! Нужна свобода и борьба с чувством зависти. Надо работать, а не завидовать…

Первый прогон всей пьесы, но не на сцене, а в зале. Почему-то не очень волнуюсь.

11 февраля сыграл первый спектакль – скованно. Второй, на следующий день, смелее. Почувствовал, «нюхнул» возможности творческого обогащения роли, ее развития и углубления. На третьем спектакле совсем осмелел. Чувствую, что партнеры «приняли» меня в свой уже наигранный ансамбль! И публика принимает очень хорошо. Все вообще внимательны к нам, но зрителей маловато, к сожалению…

Попросил знакомого посмотреть представление и честно сказать: заметно ли, что я не так раскованно себя веду на сцене, как те наши актеры, которые уже много раз сыграли пьесу, одним словом заметно ли, что я ввелся в спектакль?

После представления он сказал:

– Я встретил в зрительном зале много своих друзей и каждого попросил ответить на твой вопрос. Сошлись на том, что все ввелись, а ты таки да – нет!

В конце нашего диалога он спросил:

– Очень волновался?

Я, чтобы точно быть понятым, ответил:

– Таки да – да!..

Выступал перед ветеранами войны. Отечественной для нас, второй мировой – для местных. Два с половиной часа отвечал на вопросы, читал, рассказывал.

Вот один из рассказов.

1 февраля 1973 года в 20.00 в моей квартире раздался звонок из ЦК КПСС: «Просьба срочно вылететь в Волгоград. Самолет в 23.00. Машину пришлем. В местном театре завтра премьера спектакля по пьесе Юлия Чепурина „Сталинградцы“, посвященная 30-летию Сталинградской битвы. Исполнитель главной роли – командарма маршала В. И. Чуйкова – не справился с задачей и с роли снят. Отменять спектакль нельзя, он транслируется по телевидению на всю страну. Вы – фронтовик, опытный артист и, как выяснилось, очень похожи на маршала в молодости. И с возрастом все нормально. Чуйкову в 1943 году исполнилось 43 года, а вам сейчас 50 лет. Нормально».

2 февраля 1973 года. 1 час 45 минут ночи. Волгоград. Гостиница. В моем номере – постановщик спектакля «Сталинградцы», главный режиссер театра заслуженный деятель искусств РСФСР Владимир Владимирович Бортко (отец ныне интересно работающего на «Ленфильме» режиссера Владимира Владимировича Бортко. Кстати, я снялся, с моей точки зрения, в хорошей его картине «Единожды солгав» в роли отца киногероя и очень-очень старался быть похожим на старшего Бортко. Сын уверял меня в том, что старания увенчались успехом).

В номере уже собрались биографы маршала, суфлер, гример, костюмерша, портной. Рассказывают о привычках и характере Василия Ивановича Чуйкова. О том, что главное в спектакле. Одновременно снимают мерку с моего торса, головы. Все в ужасе: моя башка – 63,5 см в окружности. Такого размера фуражки не найти. Но, к счастью, все сцены происходят в интерьере, можно обойтись без головного убора. Кто-то приносит кипяток, заваривает чай, нарезает хлеб, делает бутерброды. В этой суматохе я успеваю заглядывать в текст роли.

5.00 утра. Остаюсь один, ложусь спать. Засыпаю, поставив будильник на 7.00.

7.00. Будильник проявляет бдительность – будит. Снова зубрежка текста.

8.30. Пришли костюмеры, примерили военный костюм, сапоги. Сообщили, что от парика решили отказаться.

9.00. Легкий завтрак с В. В. Бортко.

10.00. Первая репетиция на сцене. Партнеры предельно внимательны, даже шепотом подсказывают, когда нужно, текст. Режиссер – ну прямо отец родной: ласков, заботлив. А ведь славится суровым нравом.

13.30. Обеденный перерыв. Снова беседы с биографами Чуйкова и режиссером спектакля.

14.00. Отдых на кушеточке в гримуборной. Зубрежка текста.

15.00. Вторая репетиция.

17.00. Засыпаю в номере гостиницы.

17.45. Часовой-будильник на страже. Зубрежка текста.

18.30. В гримуборной театра показывают фотографии Чуйкова. Ей-ей, я похож на него, на молодого! Причесывают. Весь грим – только общий тон. Загоревшее, обветренное лицо, более мужественное, чем мое без грима, – замечательно!

19.25. Узнаю, что в зале сам Чуйков. Ноги чуть-чуть того…

19.30. Третий звонок для зрителей и для нас. Надо идти на сцену. Собранность предельная.

19.35. Занавес открыт. Мой выход. Аплодисменты. Понимаю – не мне, а Чуйкову «через меня». Это посредничество придало уверенности. А когда перекрестился кулаком (эту привычку Чуйкова подсказали его биографы), раздались аплодисменты. Но теперь уже в мой адрес, ибо зрительный зал не мог знать о такой привычке и счел это за смелую актерскую находку. Ну а когда после какой-то реплики, беззвучно, только артикуляцией губ, обозначил слегка, вполоборота к зрительному залу, «те самые», наши «родные» (так часто на войне звучавшие и из моих уст, и из уст солдат, сержантов, маршалов слова), тут-то зал по-настоящему взорвался и от смеха, и от аплодисментов. А я совсем осмелел и повел себя так, будто играю роль в сотый раз! Текст не путаю. В темпераментных диалогах несколько раз брал в руки палку (подсказанная деталь) и энергично ею размахивал, что придавало ощущение возможности применения ее в самых неожиданных моментах.

20.45. Антракт. Я мокрый, как мышь. Костюмеры дали новую нижнюю рубаху, гладят китель. В мою артистическую входит маршал Чуйков.

Первые слова:

– Чертяка! Ну тебя!

Вошел адъютант. На гримерном столике появилась бутылка коньяка, две рюмочки, две конфетки и нарезанное ломтиками яблоко.

– Давай, со знакомством!

Я говорю, что не могу: «Мне ведь вас доиграть надо. Что же я… э-э-э, того…»

Василий Иванович слегка толкнул меня животом:

– Не расстраивай меня. Фронтовик ведь! По сто граммов принимали и как воевали, а? Будь здоров! И спасибо тебе!

– Ваше здоровье, спасибо, что зашли. – Ну и согрешил: 50 граммов похоронил в себе.

– Кто тебе сказал, что я с палкой воевал и что словечки разные нехорошие знаю, а? Кто?

– Ваши биографы. Те, кто о вас книги пишут.

Маршал улыбнулся с хитринкой:

– Чертяки. Болтуны!..

Он обнял меня, попридержал в объятиях, похлопывая рукой по спине, и прошептал:

– Спасибо, чертяка! Я слезу даже пустил. Ну тебя…

И ушел, чтобы на людях не расплакаться… Мне так почувствовалось.

21.00. Начался второй акт. Играл свободно, в охотку, чувствовал себя настоящим Чуйковым.

22.15. Финал спектакля. Поклоны артистов, режиссера Бортко и автора – Юлия Петровича Чепурина. Зал аплодировал стоя. Маршала нам не было со сцены видно. Но по тому, как большинство зрителей аплодировали, стоя вполоборота, а иные и спиной к нам, догадались, что он в зале.

23.00. Бутылка маршальского коньяка очень пригодилась. Выпили за его здоровье. На долгие годы подружились с В. В. Бортко-отцом…

3 февраля 1973 года. 10 утра. Я дома, в Москве. Смотревшие телевизионную трансляцию спектакля рассказывали, что во время бурных аплодисментов зрительного зала на экране появились на миг портреты то маршала, то мой, и оба – со слезами на глазах.

Когда маршал ушел из жизни, я переживал потерю по-настоящему родного человека. А общался-то с ним всего две-три минуты.

Был в пригороде, если можно так сказать, Тель-Авива – в Яффе, в двух километрах от центра.

Изобилие такое же, как и в Тель-Авиве. Но… грязь жуткая, особенно на берегу моря и на пустырях. Это клочки еще никем не купленной земли. Музеи же и мечети в отличном состоянии. Национальная гордость арабов! Много рыбаков. Приманка-насадка – кишечки куриные. Удилища – 6–7 метров, умопомрачительной красоты. Колоссальное количество кафе и ресторанов. И никто при этом не прогорает! И у каждого свое особое меню…

Радио редко дарит русскую речь, поэтому трудно быть в курсе замечательных дел по развалу коммунизма. Дожили мы, обманутые, дожили до… прогресса! Развал – прогресс! Это лозунг коммунистов – развалить до основания, чтобы построить. Что? Теперь необходимо развалить тех, кто после 1917-го года развалил мощную страну и построил ад, и попытаться вписаться в мировое сообщество с помощью Бога и русского таланта?

Конфуз третий.

Все взяли с собой значки с изображением В. И. Ленина. Почему? Не знаю! И я тоже – целую горсть. Предложил половину горничной в знак признательности за ее труды. Она снова странно посмотрела на меня. Подарка не приняла!