Евгений Нестеренко - Тень ведьмы

• Название: Тень ведьмы
• Автор: Евгений Нестеренко
• Жанр: Детективная фантастика

Святой Орден огнем и мечом искореняет ересь и колдовство — как истинное, так и мнимое. Но сейчас ни о чем «мнимом» не может быть и речи — ведь по всему Королевству сжигают на кострах тела тысяч людей, в муках умерших от таинственной Красной Напасти, а «ночные охотники» — вампиры десятками похищают юношей и девушек из городов и селений… и оставляют в пустынных местах обескровленные трупы.

Найти и уничтожить вампиров поручено трем братьям Святого Ордена — Луке, Петру и Иоанну, весьма искушенным в раскрытии дьявольских деяний…

---

— Но… Это грешно! — прошептал герцог.

— Как вы разволновались! Я, видимо, задела вас за живое, — графиня неприятно усмехнулась. — Вы знаете, откуда взялось такое понятие как «грех»? Или мораль? Каждый человек во что-то верит. Вот вы, например, как и большинство, верите в бога. А многие верят, что чревоугодие — это антиморально. Они когда-то это придумали, или их убедили в этом, вот они и верят. Но вот появляется кто-то, кто нарушает их мораль или совершает «грех». Как же так, восклицают они, ведь это неправильно! Тут в их души закрадывается сомнение: а что, если их вера ошибочна? И тогда они бросаются в крайности, пытаясь самим себе доказать свою правоту — обвиняют, судят, казнят. Для этого они и выдумали себе понятия «греха» и «морали». Все то, что выходит за эти рамки, должно быть уничтожено. Поэтому всякая воинствующая идея фальшива. Вы не задумывались, почему обвиненных Святым Орденом в ереси не просто сжигают, а еще и заставляют отречься от своих убеждений и признать свою вину? — Может быть, в пример другим?

— А зачем? Зачем нужно что-то доказывать, если они уверены в своей правоте? Настоящая истина не нуждается в подтверждении! Та же истина, что ищет себе подтверждения, что пытается переманить на свою сторону побольше союзников, насквозь фальшива, она истиной и не является. Поэтому послушайте моего совета: не реагируйте слишком бурно на то, что кажется вам неправильным! Этим вы и себе, и другим докажете правоту собственного мнения. Вы не обращали внимания на такой факт, что наибольшее порицание в глазах толпы получают именно те грехи, которые между них самих наименее распространены. Не самые страшные, не самые вредные, а самые… странные, самые непривычные.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду вот что. Для примера предположим, что задержаны два преступника. Один ограбил и убил человека, второй сварил в котле живого кота. Как вы думаете, какой из них вызовет большую злость в глазах толпы?

Герцог пожал плечами.

— Ну так я вам скажу, что второй. В лучшем случае, их осудят одинаково.

— Почему вы так думаете?

— Потому что я знаю людей! Потому что подобные вещи мне приходилось наблюдать собственными глазами, — графиня нахмурилась. — Человека больше всего страшит неизвестное. Закройте его в темной комнате, предупредив, что где-то там, во мраке, затаилась ядовитая змея. Он начнет придумывать способы борьбы, будет вспоминать, как можно избежать укуса, станет прислушиваться, зная, какой звук издает змея при движении. Ему будет страшно, но он будет бороться противник ему хорошо известен. А закройте человека в такой же комнате, но про змею ничего не говорите. Намекните только, что там скрывается что-то ужасное. И через пять минут человек умрет от страха, не выдержав напряжения. Не выдержав неизвестности.

— А причем тут вышеупомянутые преступники? — спросил герцог.

— Ну как же! Аналогия, по-моему, вполне понятна. В первом случае рядовой обыватель судит так: преступник убил, чтобы ограбить. Мог бы я поступить так же? В принципе, да, по крайней мере, преступника можно понять. А вот что касается кота… Непонятно, зачем его нужно было истязать? Непонятно, а поэтому страшно. И сквозь страх сквозит зависть — вот на такой поступок рядовой обыватель вряд ли смог бы пойти.

— Вы полагаете, что человеком руководит только страх и зависть?

— Вообще-то человеком руководит лишь одно чувство — эгоизм. А уж все остальные проистекают из него.

Герцог поднял брови.

— Я, кажется, опять вас шокирую? — кокетливо спросила графиня, присаживаясь на скамейку.

— Признаться, да. Не ожидал я таких речей, тем более от вас.

Герцог остановился рядом.

— Присаживайтесь, что вы замерли, — пригласила графиня, указав на скамейку. — Или правила этикета, эта извращенная разновидность морали, не позволяют вам?

Герцог сел.

— Вы знаете, Валерия, — проговорил он задумчиво, — я не пойму, когда вы шутите, а когда говорите серьезно. И эта странность в вас меня пугает… Я чувствую, что ваши суждения о странном не лишены смысла, — слабо улыбнулся он.

— Вот видите, ваши убеждения поколебались.

— Но вы не договорили, продолжайте, — попросил герцог. — Зачем? — сказала графиня. — Вы забываете, что истина не нуждается в подтверждении. Какой смысл в том, что я сумею переубедить вас? От этого моя истина не станет достовернее… — легкая усмешка появилась на губах графини.

— А если я попрошу вас? Предположим, что я тоже хочу познать истину, но до этой минуты не имел такой возможности.

— Ну что ж, если вы просите, я не могу отказать себе в таком удовольствии. Ваша просьба тешит мой эгоизм. Впрочем, я могла бы обойтись и без нее — ведь любая внимательно выслушанная речь тоже тешит эгоизм рассказчика.

— Каким же образом? — спросил герцог.

— Все очень просто. Раз вы меня слушаете, значит, я говорю что-то умное. Раз я могу говорить что-то умное, значит я умна. Какая щекотка самолюбию, не так ли?

— Возможно. Я просто никогда не задумывался над такими вещами. Итак, вы полагаете, что в основе всех чувств лежит эгоизм. А как же, например, любовь?

— Ну, с любовью-то как раз проще всего, — коварно улыбнулась графиня. Признайтесь, Владимир, ведь если вы кого-то любите, то ведь представляете при этом возможные блага от этого чувства в будущем… Я говорю в самом широком смысле. Например, у вас есть любимый пес. За что вы его любите? Может быть за то, как он охраняет вас, или за то, как он помогает вам на охоте затравить зверя. Или за верность…

— А вот верность, — оживился граф. — Каково происхождение верности?

— Опять-таки, все просто. Ваш пес знает, что за верность вы награждаете его пищей, кровом, лаской. Это привычка.

— Даже если это стоит ему жизни?

— Да. Вы забываете, что ваш пес не так умен, как вы. Он может просто неверно оценить опасность. Кроме того, он и защищает-то, в принципе, не вас.

— Как же так?

— Он защищает себя. Представьте себе, что вы со своим псом встречаете в лесу волка. По-вашему, пес бросается на волка, защищая вас? Да ведь он не может знать, на кого волк нападет. Он видит для себя потенциальную опасность и пытается ее нейтрализовать. В этом отношении животные лучше людей — человек оценивает опасность точнее и предпочитает ее просто избежать. Преданных людей гораздо меньше, чем преданных собак.

— А как же героизм, смерть на поле боя, например? По-вашему же выходит, что проще убежать?

— Героизм? Во-первых, если вы замечали, большинство героев глуповаты, что тоже мешает им трезво оценить опасность. Но здесь все сложнее. Героизм может, например, объясняться излишним самолюбием — для некоторых людей уязвленное самолюбие страшнее смерти. Позорно бежав с поля боя, такой человек не сможет выносить насмешку.

— Ах, вот как… Но мы говорили о любви и отвлеклись. Мне в голову пришла такая мысль: вот я, к примеру, люблю природу. Горы, допустим, или лес. Или облака. Неужели вы и здесь обвините меня в усмотрении выгод? Какие выгоды я могу получить от облаков?

— Пожалуйста. Выгоду вы получаете уже сейчас, сразу, ведь само наблюдение вызывает у вас приятные ощущения. В данном случае вы любите облака просто ради удовольствия от их созерцания. Кстати, подобные чувства примешиваются и к иным формам любви. Вот вы на меня смотрите и заранее наслаждаетесь возможными… скажем, благами в будущем.

Герцог смутился. — Я… Вы не совсем правы…

— Ну что вы, Владимир! — рассмеялась графиня. — Неужели вы станете отрицать, что посещаете мой замок с целью завоевать мое сердце? Я не поверю!

— Нет, не стану, — герцог совладал с собой и напустил на лицо насмешливое выражение. — Скажите, Валерия, а мне это удается?

Графиня внимательно поглядела на собеседника.

— Возможно… — загадочно ответила она.

Они некоторое время молчали.

— Что ж, какие еще заблуждения вы хотите развеять?

Герцог задумался.

— Это сложно. Мне надо обдумать услышанное… Хотя… Есть у меня к вам один вопрос. Скажите, Валерия, вот вы все так логично объясняете, все вам известно… Причем то, что вы рассказываете, у «простого обывателя», как вы говорите, может вызвать только страх или отвращение. Страх перед самим собой и отвращение к самому себе. А не тяжело вам жить, осознавая такую истину?

Графиня вдруг помрачнела. Прошло несколько минут, прежде чем она ответила. И не было в ее голосе ни насмешки, ни поучения, ни презрения.

— Да, — ответила она. — Тяжело. И я отвечу вам больше. Отвечу словами из Послания. Словами, единственно ценными в этой книге. «Скорбь меня гложет, Господи. Ибо познание есть скорбь…»

Глава 7

— Ну, здравствуй. Как самочувствие?

— Благодарствую, лучше. — Я вас должен поблагодарить за спасение, отцы, Охотник посмотрел на Петра. — Если бы не вы, прикончили бы меня добрые крестьяне…