Давид Ортенберг - Год 1942

• Название: Год 1942
• Автор: Давид Ортенберг
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Он говорил, что вот пишут лирику, одни доводят дело до первого свидания, а другие, наоборот, главным образом вздыхают по поводу разлуки. А ваши стихи о любви действительно стихи о любви, со всем, что в ней есть. Без стыдливых умолчаний, к которым мы привыкли в стихах.

Тут он выразился несколько грубовато, - что иногда, читая любовную лирику, не чувствуешь, что это ходит по земле и любит женщину мужчина, который ходит в штанах и у которого в этих штанах есть все, что положено мужчине иметь, а не только желание написать покрасивее и почувствительней.

В общем, стихи ему понравились, с этого начался и этим закончился разговор.

Больше ничего не помню. Чем богат, тем и рад".

К этому добавлю, что поначалу я рассчитывал, что разговор будет о делах фронтовых. Но о них на этот раз ни слова не было сказано. Говорили только о стихах. И все же эта беседа увлекла и меня, редактора военной газеты, которому в те дни было не до лирики...

16 августа

Сегодня номер "Красной звезды" особенный. Начали печатать "Рассказы Ивана Сударева" Алексея Толстого. Вчера Алексей Николаевич принес первую главу, сказал, что будут еще четыре, а быть может, и больше.

Хорошо помню, как родились эти рассказы. На страницах нашей газеты - я уже говорил об этом - время от времени появлялись большие произведения писателей. Вполне понятно, что нам хотелось увидеть в "Красной звезде" и произведения Толстого. И вот летним днем, когда мы с Алексеем Николаевичем вычитывали верстку его статьи "Вера в победу", я завел с ним на эту тему разговор. Толстой улыбнулся в ответ.

- Второе "Хождение по мукам" я вам сейчас не напишу. А что-нибудь побольше этого. - указал он на верстку, - надо бы. - И добавил с упреком: Но вы меня никуда не пускаете.

Должен сказать, что Алексей Николаевич не раз просил у меня командировку на фронт. Понять его можно. Он хотел видеть войну своими глазами, его не удовлетворял материал, получаемый из вторых рук. Но дать ему командировку я не мог.

Толстой в те годы был возраста, как говорится, непризывного, да и рисковать жизнью этого писателя нельзя было. Но все это мне трудно было ему объяснить, вернее, он слушать меня не хотел.

- А знаете ли вы, что в первую мировую войну я был специальным корреспондентом? - попрекал он меня. И рассказывал о своих поездках по дорогам войны на Волыни, в Галиции, в Карпатах, на Кавказе. Напомнил он и Испанию, где побывал в окопах под Мадридом.

В мужестве и бесстрашии Алексея Николаевича никто не сомневался. Я знал, что, когда Толстого в редакции заставал налет немецкой авиации, его невозможно было отправить в бомбоубежище. Он выходил во двор и под стук осколков зенитных снарядов и свист бомб с удивительным спокойствием наблюдал за небом.

Я всячески убеждал Алексея Николаевича, что сейчас и время другое, и война другая, да и сам он другой. Говоря так, я имел в виду не столько его годы, а прежде всего его место в литературе. Аргументы мало действовали на Толстого. Тогда я сказал Толстому, что у меня был разговор на эту тему с секретарем ЦК партии А. С. Щербаковым и ответ получил совершенно категорический: "Ни в коем случае. Есть прямое указание Сталина - беречь Толстого, на фронт не посылать".

В общем, я в очередной раз молча проглотил попреки Толстого, а про себя подумал, что его просьба не лишена оснований - живой материал для рассказов ему нужен!

Выход вскоре был найден. Недалеко от жилища Толстого в Барвихе, на дачах какого-то наркомата, разместились курсы разведчиков, уже воевавших в немецком тылу. На одной даче - парни, на другой - девчата, все комсомольского возраста. Узнав об этом, я обратился к руководителю сборов, подполковнику, с просьбой организовать встречу Толстого с разведчиками. Сначала подполковник упорно отказывался, потом сказал:

- Мы их никуда не пускаем. Но для Толстого - только для него - сделаем.

Алексей Николаевич обрадовался этой встрече и совсем был растроган, когда я передал ему слова подполковника.

И вот в один из жарких июльских дней я привел на дачу писателя группу разведчиков - и юношей, и девушек.

В деревянном доме с островерхой крышей за длинным столом уселись человек двадцать. Гостеприимная Людмила Ильинична угощала нас в то не очень сытое время чем могла, и потекла неторопливая беседа, длившаяся до позднего вечера. Писатель внимательно слушал, пытливо вглядываясь в лица собеседников, иногда задавал вопросы, иногда подавая реплики.

Интересовался Толстой не только боевыми операциями разведчиков, но и их бытом, настроением, переживаниями. Вспоминаю в связи с этим такой смешной эпизод. Узнав, что разведчиков не выпускают за пределы территории курсов, Алексей Николаевич спросил парней:

- Что же, вы так и не ходите к девчатам в гости? Смотрите, какие красавицы...

После небольшого замешательства высокий, стройный парень, державшийся свободно, сказал:

- Алексей Николаевич! Ведь мы же разведчики, диверсанты...

- Ну и как же? - допытывался писатель.

- А очень просто. Когда часовой, охраняющий курсы, уходит в дальний угол, в другом углу поджигаем дымовую шашку. Пока он бежит к месту происшествия, мы и перемахнем через забор. Ну, а у девчат режим не такой строгий.

Долго не смолкал дружный хохот всех присутствовавших.

По счастливому совпадению, в Барвихе находилась группа офицеров, недавно вернувшихся из глубокого немецкого тыла. Один из них, Иван Филиппович Титков, с первого дня войны вел дневник. Толстой встретился с ним. В течение нескольких дней Титков читал Алексею Николаевичу отрывки из дневника. Писатель слушал и тут же на машинке записывал наиболее примечательные эпизоды.

И наконец, еще один источник живого материала, которым воспользовался Толстой. В те дни из рейда по тылам врага вернулся 1-й гвардейский кавалерийский корпус генерала П. А. Белова. Корпус действовал пять месяцев в районе Вязьмы и Дорогобужа и, объединив многие партизанские отряды и полки, наносил чувствительные удары по немецким войскам. В это соединение, выведенное после рейда в Калугу, редакция и командировала Толстого, там писатель встречался с Беловым и комиссаром корпуса А. В. Щелаковским, беседовал с командирами и бойцами.

Среди участников беседы с Толстым был и командир танка старшина Константин Семенович Сударев. Сохранив своему герою эту фамилию, писатель не случайно дал ему другое имя - это собирательный образ, вобравший впечатления Толстого от встреч и бесед со многими людьми. Но так или иначе, судьба реального Константина Сударева не могла меня не заинтересовать.

В списке танкистов, с которыми беседовал Толстой, хранящемся в его архиве, значится, что Сударев уроженец Куйбышева, проживал на улице Гражданской. Я обратился с просьбой в Куйбышевский горком комсомола поручить одному из поисковых отрядов узнать судьбу Сударева. Поручили это клубу красных следопытов "Десант". Они разыскали мать Сударева - Екатерину Дмитриевну. Нашлась и жена Сударева, Анна Егоровна. И вот что сообщили мне о Судареве.

Окончив семилетку и ФЗУ, он работал токарем на заводе. До войны был призван в армию, служил в Читинской области и оттуда в первые же дни войны попал на фронт. Ни писем, ни других известий больше от Константина не было. В 1941 году Анне сообщили, что Сударев погиб: когда его танк переправлялся через речку по мосту, немцы то ли разбомбили мост, то ли подорвали его, и танк вместе с экипажем ушел под воду. Так Анна первый раз похоронила мужа. Но в 1942 году она вдруг получила письмо и не поверила своим глазам - на конверте знакомый почерк. Константин писал, что чудом уцелел, сумел выбраться из тонущего танка и, скитаясь по тылам врага, перенес немало лишений. Партизанил, а в 1942 году вместе с партизанским полком вышел на Большую землю. В одном из своих писем помянул, что под Калугой встречался с Толстым, который подробно его расспрашивал о его партизанском житье-бытье.

Второго марта 1943 года в боях под Орлом гвардии старшина Сударев вступил в бой с немецкими танками и подбил шесть вражеских машин. Он погиб в горящем танке, до конца выполнив свой долг перед Родиной. Орден Отечественной войны I степени, которым Сударев был награжден за доблесть в бою, вручили Анне.

Такова предыстория "Рассказов Ивана Сударева" - самого значительного произведения, написанного Алексеем Николаевичем в войну...

Калугой не исчерпывались поездки Толстого в боевые части. Ездил он в истребительный полк в первый год войны, ездил он к бомбардировщикам во второй год войны...

* * *

К прежним районам боев на Юге прибавились Минеральные Воды. Это уже Предкавказье. Немецкие войска - на ближних подступах к Сталинграду...

Корреспонденты "Красной звезды" сообщают о неслыханно ожесточенном характере боев, о продвижении противника, но и о наших контратаках, героизме и доблести советских воинов.

Черных - с Южного фронта: "Несмотря на исключительный натиск вражеских атак, они были отбиты... Обе стороны несут значительные потери..."