Павел Вяземский - Письма и записки Оммер де Гелль

• Название: Письма и записки Оммер де Гелль
• Автор: Павел Вяземский
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-280-01336-6

«Письма и записки Оммер де Гелль», якобы принадлежащие французской писательнице Адель Омер де Гедль (1817–1871), «перевод» которых был впервые опубликован в 1933 году, в действительности являются весьма умелой и не лишённой живого интереса литературной мистификацией сына поэта, критика и мемуариста кн. П.А.Вяземского Павла Петровича Вяземского (1820–1888), известного историка литературы и археографа. В записках наряду с описанием кавказских и крымских впечатлений французской путешественницы упоминается имя М.Ю.Лермонтова, что и придавало им характер скандальной сенсационности, развеянной советскими исследователями в середине 30-х годов нашего века.

(Из аннотации к изданию)

---

— Я не думаю, чтобы закон запрещал понуждать работниц, служителей и служанок работать по праздникам. Такой закон существует, но он только относится к крестьянам и едва ли когда-нибудь исполняется, по крайней мере в здешней стране. Здесь по обычаю крестьяне работают три дня в неделю, а праздники пополам. Во всяком случае, здесь первую роль играет необходимость. С великой пятницы княжны ждут своих бархатных шотландских салопов, которые вы подарили им на праздник. И они все еще ожидают своих салопов. Что вы, князь, на это скажете? Кажется, они заслуживают примерного наказания?

— Надо их кнутом высечь, — закричали в один голос обе княжны, — пойдемте вместе, дядюшка, их немного поторопить. Нам салопы нужны в четверг, как мы поедем на парад?

№ 106. (Г-ЖЕ ДЕЛОЖ)

11 апреля

…— Они справляли пасху, окуная свои головы в отхожих местах, — продолжал князь.

— Но перестаньте же, вы по крайней мере не говорили бы таких слов перед целомудренными ушами ваших же собственных племянниц, — сказала генеральша с глазами, сверкающими фосфорическим светом, и пятнами, покрывавшими ее лицо.

— Вы не должны себе позволять столь грязных выражений в моей гостиной, — повторила генеральша, указывая на своих племянниц.

Она встала из-за стола и увела меня в свой будуар. Я спросила у генеральши некоторых объяснений по поводу этого разговора.

— Нет, право, только слово «отхожие места» меня взорвало.

Она мне рассказала, вполне оправившись от сильного возбуждения (снова милая, с милой улыбкой и лицо сглаживалось, и темно-бурые пятна начинали пропадать на ее лице и на обнаженной груди):

— Я сидела на открытом окне, придя от разговенья и, в рассеянности, оставила мою ножку в руках брата, который забавлялся ею по привычке, старый хрыч. Мы упивались ночным воздухом, приносившим нам запах распускающихся деревьев. Я так люблю запах распускающихся берез! Я их массу рассадила по двору. Я вам рассказываю вещи, как они в действительности были. Мы покинули окошко, совершенно против воли, когда девки разбежались по двору и наполнили воздух ужасною вонью.

— Но как вы примиряете ваши утонченные заботы о вашем чудном теле с такими грязными обычаями? Я не допустила бы, чтобы они дотрагивались до моего белья.

— Но я никогда не заказываю моего белья у мистрис Сквейрс. Я выписываю мое белье от Мейера из Дрездена, иногда выписываю из Парижа от Монтань Рюсс, иногда прямо из Лондона. Мистрис Сквейрс покидает Екатеринослав, чтобы переселиться в Ростов со всеми работницами. Это гораздо центральнее. Ее мать еще до устройства мастерской меня об этом просила; я тогда не согласилась, потому что была хороша с жандармским штаб-офицером. Мы с ним с тех пор стали на ножах. Пока его сменяли, я устроила в Ростове мой дом для раскаивающихся грешниц. Там жандармов нет. Это совершенно новое дело, и великая княгиня Елена Павловна, говорят, очень этим делом занимается. Я уже говорила о моей идее с Киселевым, находящим ее забавной: «мне не случалось на раскаивающихся денег тратить, но я поплатил порядочно за утопающих в грехах». Мы много говорили вздора по этому поводу. Он мне обещал озаботиться этим делом, принимая свое министерство. Великая княгиня, когда узнала, что дело у меня устраивается, прислала мне сорок крепостных девок для моего заведения, которое даст хорошие плоды, по ее уверению, а она очень умная женщина. Он снова приехал в мое имение, объезжая край. Он два дня и две ночи провел у меня, так ему весело было со мной, вспоминая старое доброе время. Бумаги уже получеиы из Петербурга с разрешением открыть заведение на имя мисс Пенелоп. Мать ее назначена помощницей. Это первое заведение такого рода в России, и я рада подарить мисс Пенелоп эту новинку. Официальное письмо призывало благословение господне на мое заявление; при этом приложена шаловливая записка. Я — почетная попечительница, мисс Пенелоп назначается попечительницею, мистрис Сквейрс — инспектрисой классов и мистрис Жаксон — по хозяйственной части. Таким образом, и мать и дочь у меня остаются. У них прекрасные манеры, они очень разговорчивы. Дочь чудо как хороша. Они обе мне много помогут в приеме гостей. Мне нужны помощницы. Я подарила мисс Пенелоп триста душ на булавки, которые значатся при заведении, но я их отдала на имя мисс Пенелоп, а не для этих гнусных преступниц. Я ей сверх того подарила сорок крепостных девок и приказала набрать еще двадцать от десяти до четырнадцати лет. Мистрис Жаксон займется этим делом. Она их приготовит как огурчики в уксусе и положит туда красного перца.

Она рассмеялась и показала свои десны настежь.

— Это произведет хороший эффект, в отчетах будет особая статья о девках, не достигших еще совершеннолетия и предающихся раннему разврату.

— Но каким образом у вас так много раскаивающихся девок и живущих в разврате при вашей строгости ко всему, что относится до нравственности ваших крепостных? Я не знала также, что мисс Сквейрс может владеть крепостными. Разве она дворянка?

— Мисс Пенелоп такая же дворянка, как и я: ее отец был в ранге полковника и. был русским подданным, знайте это навсегда. Какой глупый вопрос вы мне задаете, простите великодушно за выражение! Мне все равно, распутные они или девственные, развратницы или святые недотроги, — это меня менее всего беспокоит[61]. Дом называется домом раскаивающихся грешниц; они в нем заключены по жизнь, и мистрис Жаксон пусть их порет, сколько ей угодно. Кажется, достаточно, чтобы носить название кающихся грешниц? Хотите еще больше: я им велю зубы все вышибить и из их задниц сделать такой компот, — присовокупила генеральша, — еще ранее их прибытия в Ростов. Они будут иметь достаточное время для своих сокрушений и поймут, что не грызть орехи их отдали в смирительный дом. Я не мешаю мистрис Жаксон производить свое ремесло, упаси боже, вы понимаете, что тут название ничего не значит. Я захотела дать официальное положение моей искренно любимой мисс Пенелоп; я ей вполне доверяю и ее матери тоже, а бабушка их из простых, даром что англичанка. Они обе, я уже вам не в первый раз говорю, полковницы по чину отца и имеют полное право владеть крепостными. Мисс Пенелоп этим правом и пользуется. На здоровье моей милой. Она только заикнулась о продаже их врозь, как получила от крестьян сорок тысяч ассигнациями, ей поднесенных, чтобы сохранить при себе своих сыновей и дочерей; их было всего двадцать отцов семейств. Она думает, что, продав их сразу, она получит еще порядочный барыш, пожалуй, шестьдесят тысяч ассигнациями. Я, кажется, страшный промах сделала, ну да бог с ней — она такая милая. Мисс Пенелоп, разговаривая раз вечером, продала сорок душ Мозаранке на его сахарный завод. Я ей выговаривала: зачем торопиться? А она мне отвечала, смеясь: так будет лучше. Эти сорок душ, проданные невзначай, оказались отличным делом. Крестьяне поняли, что она не шутит, и принялись ей отсчитывать деньги. Она на днях уезжает в свое имение. Вы бы остались погостить у меня, пока она съездит. У ней останется, за продажей всех душ, чудный лес и земли до двух тысяч десятин. Идея ее прекрасна и вполне благородна: она не желает, чтобы на ее земле жили рабы. Идея совершенно либеральная и совсем английская. Она намерена купить мериносов и устроить свою собственную охоту. Новый екатеринославский жандармский штаб-офицер являлся к мистрис Сквейрс. Он привез очень дружеское письмо от генерала Дубельта. Он сначала ее уговаривал остаться в Екатеринославе, но решился сам ехать вместе с мисс Пенелоп, чтобы устроить ее дела с крестьянами. Он давно знаком с мистрис Сквейрс и даже слывет за отца мисс Пенелоп. Я бы другому и не отдала бы. Но, пожалуйста, чтобы это было между нами. Жандармский полковник теперь сам очень хлопочет, чтобы мать устроилась в Ростове. У него будет там пристанище, и многое можно узнать под рукой.

№ 107. Д<ЕЛОЖ>, УРОЖДЕННОЙ МЮЕЛЬ

12 апреля 1839 года

…Она вдруг начала мне говорить с самодовольством про свои милые ножки, которые обуты были в очень тесные башмаки, так что башмаки врезывались в кожу и производили сильное давление: кожа так и выступала с обеих сторон. Ноги ее не прельщали никого, разве очень юных людей, которые засматривались на них. Ей было около сорока лет и, пожалуй, с хвостиком.

— Я тогда прекратила разговор, завязавшийся совсем неловко, — признайтесь сами, — в присутствии милейшей мисс Пенелоп, не знавшей, где укрыть свою голову, потому что ее английские идеи о равенстве, о личной свободе слишком живо сохранились у ней при ее английском воспитании.

— Но прежде всего я не терплю, чтобы все говорили о моих ножках. Они в самом деле очень хороши, даже говорят, что они очень умны;[62] многие находят, что у них своя физиономия.

Я приподняла в эту минуту ее ножку, шаловливо улыбающуюся в своих черных атласных башмачках, и положила сперва левую ее ножку, а потом и правую на мои колени. Странную вещь я заметила в ногах: ноги двигались свободно, как следовало, но вокруг ноги башмаки, спиравшие ее очень туго, были пришиты к чулкам.