Вера Бокова - Повседневная жизнь Москвы в XIX веке

• Название: Повседневная жизнь Москвы в XIX веке
• Автор: Вера Бокова
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03367-2

На основе дотошного изучения и обобщения обширных архивных документов, воспоминаний и дневников московских старожилов, трудов историков, записок и сочинений писателей, журналистов и путешественников, как отечественных, так и зарубежных, автору удалось воссоздать многомерную и захватывающую панораму Москвы, сложившуюся после великого пожара 1812 года. Вторая столица предстает как город святой и древний, красивый и уродливый, но постоянно обновляющийся, город «нелепия и великолепия», с такой же, как он сам, контрастной и причудливой повседневной жизнью московских обитателей и обывателей всех сословий — дворян, купечества, мешан, мастеровых и фабричных, студентов и священников, нищих, юродивых и святых. Из книги также можно узнать о городском хозяйстве и властях — от будочника до генерал-губернатора, о семейных торжествах царствующего дома, религиозных традициях, праздниках и увеселительных садах, театральных и ярмарочных действиях, студенческих пирушках и волнениях, спорте.

---

Пили «с полотенцем», поминутно вытирая пот: чай, по московской традиции, был очень горячий (как говорили в Москве, «чай должен быть крепким и горячим, как женский поцелуй», а любители питья «внакладку» прибавляли — «и сладким»), В простонародной среде из стакана или чашки наливали в блюдечко, держали его на весу всей растопыренной пятерней, дули, причмокивали, блаженно отдувались.

При всей популярности чая, специальных «чайных» в Москве было немного, вероятно, потому, что в них, в отличие от трактиров, спиртного не подавали (на право его продажи нужно было особое разрешение), а трактирный посетитель приступал к чаю в большинстве случаев только после водки и закуски или обеда. Иногда по особой договоренности с хозяином чайной и с известным риском водку все же удавалось получить, и в этом случае ее наливали в чайник, чтобы нельзя было понять, что пьют — «беленькую» или кипяток. Помимо собственно чая в чайных подавали пшеничный хлеб, яичницу и жареную колбасу с горчицей.

Среди известных в Москве в конце века чайных было посещаемое студентами заведение у Никитских ворот, а также несколько, стоявших возле деревянного моста в Богородском, перекинутого через Яузу, на границе между Лосиным островом и Сокольниками. В последних бывали главным образом гуляющие в Сокольниках.

Имелось и несколько ночных чайных, посетителями которых были извозчики-ночники, рабочие в ожидании смены, легкомысленные девицы низшего разбора. Музыки в таких местах не полагалось — посетители только беседовали между собой, и часто устраивалась небольшая ночлежка для относительно «чистой» публики, случайно и временно оставшейся без крова. Ночевать здесь считалось приличнее, чем в ночлежном доме.

В конце столетия в Москве возникла сеть тесно связанных с чайными обычаями «водогреен». Они располагались в бойких местах, возле извозчичьих стоянок, постоялых дворов, в Китай-городе, где ими пользовались торгующие. «Водогрейни» торговали кипятком: чайник за копейку. Здесь же предлагали ситный и опять же жареную в сале колбасу с горчицей. Большая порция этого популярного блюда стоила пятачок.

Кофе в Москве (в отличие от Петербурга) любили не в пример меньше чая. В основном пили его в кондитерских и ресторанах. Специальных кофеен было немного и известностью из них пользовались считаные единицы. В предвоенной Москве модой у купеческой молодежи пользовалась греческая кофейня на Ильинке, где курили трубки и был ручной орган. В последних десятилетиях века знаменита была кофейня Филиппова на Тверской. Она считалась в Москве самой большой по площади и посещалась преимущественно любителями бегов. Здесь вечно «заседали барышники, коммивояжеры, беговые жучки и прочее мелкое, но приличное население»[187], обсуждали заезды, спорили о родословных лошадей и пр.

Самой знаменитой, вошедшей в городское предание, была кофейня Бажанова, существовавшая в 1830–1840-х годах в конце Охотного ряда. Она находилась в одном доме с «Московским» («Железным») трактиром, в бельэтаже, и по причине близости к заведению Печкина некоторые московские старожилы запомнили ее именно как «кофейню Печкина», что, наверное, было обидно для содержателя — Ивана Артамоновича Бажанова. Бажанов, разорившийся в 1812 году купец, лишь после войны занявшийся ресторанным бизнесом, был известен в Москве еще и тем, что на его дочери был женат (очень несчастливо) популярнейший актер Павел Мочалов. Кроме кофе и чая у Бажанова можно было получить порционный завтрак и обед, который приносили из соседнего трактира (от Печкина). Еще здесь имелся бильярд и (как почти в любом съестном заведении Москвы) выписывали популярные газеты и журналы.

Вход в кофейню был с Воскресенской площади. По неширокой и крутой деревянной лестнице попадали в переднюю, где на проходе стояла пара столиков. Один из них постоянно был занят неким Калмыком — бывшим дворовым, отпущенником какой-то барыни, не имевшим ни кола ни двора, ни крыши над головой, получившим приют от содержателя кофейни и бывшим неизбежной принадлежностью заведения. «Сколько раз, — вспоминал А. И. Фет, — сидя в одной из соседних комнат, я слыхал, как тот или другой посетитель, позвонив слугу, говорил: „дай Калмыку солянки“ или „дай Калмыку стакан чаю“»[188]. Из передней через дверь прямо попадали в большой общий зал, а из него в бильярдную. Дверь вправо из передней вела в два небольших «кабинета», в которых постоянными посетителями были те, кто, собственно, и составил непреходящую известность кофейни — актеры, музыканты, писатели, университетские профессора, журналисты. Здесь сходились Михаил Щепкин, Мочалов, комический актер Василий Живокини, игравший «героев-любовников» Иван Самарин, поэт Аполлон Григорьев, журналист Михаил Катков, будущий революционер и потрясатель основ, а в то время начинающий философ Михаил Бакунин. Прославленный Герценом в «Былом и думах» Николай Кетчер вносил невероятную сумятицу одним своим появлением: он громко спорил, громко говорил, неистово жестикулировал и гомерически хохотал, а потом садился за столик и заказывал порцию мороженого, а затем порцию ветчины — именно в такой последовательности.

Бывали в кофейной и сам Герцен, и историк Тимофей Грановский, и критик Виссарион Белинский, и многие другие. Иван Горбунов и Пров Садовский развлекали друзей своими забавными устными рассказами; актер Дмитрий Ленский, известный как автор водевилей, в частности классического «Льва Гурыча Синичкина», сыпал остротами и эпиграммами совершенно нецензурного свойства, но невероятно смешными. По углам робко жались начинающие литераторы, актеры и студенты и благоговейно внимали «великим». «Общество здесь делилось на две половины: одна половина постоянно говорила и сыпала остротами, а другая половина слушала и смеялась, — язвил А. Н. Островский. — Замечательно еще то, что в эту кофейную постоянно ходили одни и те же люди, остроты были постоянно одни и те же, и им постоянно смеялись»[189].

«Беседы и суждения, всегда более или менее горячие, переходившие в нескончаемый спор, становились еще более оживленными или, пожалуй, шумными, при выходе новой книжки ежемесячного журнала, при каком-нибудь газетном фельетоне (субботнем в „Северной пчеле“) или по поводу новой пиесы, появления известных сценических субъектов, например, итальянских оперных певцов, представлений Рашели, приезда из Петербурга трагика Каратыгина и балерины Андреяновой», — вспоминал А. Д. Галахов[190].

Какой кофе подавали у Бажанова — никто не запомнил, может быть, и неважный, но уникальная интеллектуальная атмосфера этого места осталась легендой своего времени.

В 1858 году в эту же кофейню А. Ф. Писемский привел героя своего романа «Тысяча душ». «Увы! Он там нашел все изменившимся: другая была мебель, другая прислуга, даже комнаты были иначе расположены и не только что актеров и литераторов не было, но вообще публика отсутствовала: в первой комнате он не нашел никого, а из другой виднелись какие-то двое мрачных господ, игравших на бильярде»[191].

Глава седьмая. ТОРГОВЛЯ

Город. — Никольская. — Выменивание икон. — Амбары. — Ильинка. — Москворецкая улица. — Упрямый осетр. — Ряды. — Ножевая линия. — Глаголи. — Рядские недра. — Квасная лавка. — Жизнь Рядов. — Зазывание. — Обмер и обвес. — «Одиннадцатая заповедь». — «Дешевка». — Конец старых Рядов. — Кузнецкий Мост. — «Русский магазин». — Лавки. — Заборные книжки. — Премии. — Цены. — Распространение торговли. — Вывески. — Булочники. — В. П. Чичкин. — Разносчики. — Выкликание

Долгое время основная московская торговля была сосредоточена в стенах Китай-города, между Красной площадью и улицами Никольской, Ильинкой и Варваркой. Китай-город для москвичей был просто «Городом». На московском языке «пойти в Город», «поехать в Город» означало отправиться именно в эту часть Москвы, прежде всего за покупками, и выражение это немало смущало приезжих. Когда какой-нибудь неискушенный петербургский или провинциальный гость слышал из уст москвича, живущего где-нибудь на Тверской: «Я завтра еду в Город; не надо ли вам что-нибудь?», он с изумлением спрашивал: «А вы разве не в городе живете?»

Город не только сам концентрировал в себе оптовую и розничную торговлю всем на свете, но и распространял свое влияние на близлежащие территории — Охотный ряд с его огромным рынком, Лубянку с фруктовой ярмаркой и Балчуг.

Главные магистрали Города — Никольская и Ильинка на протяжении большей части столетия были застроены невзрачными и невысокими, двух-трехэтажными домами с лавками в нижнем этаже, и лишь в последние десятилетия века стали перестраиваться, обретя свой современный вид.

Специализация у улиц была разная.

На Никольской улице возле ограды Казанского собора и в соседних подворотнях предлагали свой товар продавцы лубочных картин. Имелось здесь также несколько лавок с игрушками, но в основном была сосредоточена торговля церковными вещами, парчовыми тканями и иконами (отчего даже расположенный здесь Спасский монастырь именовался Заиконоспасским). Кстати, иконы в России девятнадцатого века не покупали, а меняли — на деньги. Иного и не могло быть в отношении столь специфического и священного предмета. Полагалось говорить продавцу: «Я хочу выменять икону» и после обсуждения вопроса цены не давать деньги ему в руки, а класть рядом на прилавок. Никольские магазины принадлежали епархиальному ведомству и в видах получения наибольшей прибыли продавались здесь и сторонние товары, вплоть до скобяных и галантерейных.