Луи Буссенар - Десять миллионов Рыжего Опоссума. Через всю Австралию

• Название: Десять миллионов Рыжего Опоссума. Через всю Австралию
• Автор: Луи Буссенар
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1992
• ISBN: 5-86218-008-7

«Десять миллионов Рыжего Опоссума» — приключения в далекой Австралии, где каждый туземец может оказаться людоедом, где природа грозит многими опасностями… Однако неустрашимые путешественники преодолевают все препятствия благодаря своему мужеству, образованности и непоколебимому желанию достичь заветной цели.

_{Художник А. Махов}

---

Итак, я становлюсь главой «полевого госпиталя». Прежде всего надо установить очередность. У нас пять раненых: трое поселенцев, которых оставили охранять лагерь, а также Робартс и Сириль. У остальных неопасные царапины. По моему указанию для защиты от солнца между четырьмя деревьями горизонтально натягивается брезент на высоте человеческого роста. Под навес кладем набитые листьями четыре толстых матраса из непромокаемой ткани.

Уложив на них пациента (у него сломаны обе кости левого предплечья), приступаю к первой операции. Стараюсь, и, кажется, не без успеха, не причиняя особой боли несчастному, соединить кости с помощью МакКроули в роли ассистента и наложить из имеющихся материалов такую повязку, которая привела бы в восторг моего учителя и друга профессора Берже. Второму раненому копье попало в бедро и, сломавшись, вместе с острием, зазубренным как пила, осталось в мышцах. Попытаться вытащить его бессмысленно. Необходимо сделать надрез с противоположной от раны стороны, найти наконечник и извлечь из тела. Это сложная задача, потому что я новичок в хирургии. Бедняга громко стонет. Наконец, ухватив пинцетом острие, удалось выполнить задуманное, причинив, разумеется, немалую боль страдальцу. И это сделано как раз вовремя, поскольку кровотечение сильное. Накладываю четыре слоя бинта — компресс, пропитанный водой, и опасный процесс прекращается.

У третьего — чудовищное ранение лица, причиненное не знаю чем: то ли ножом, то ли ударом каменного топора. Обе челюстные кости с правой стороны обнажены. К счастью, наша походная аптечка хорошо укомплектована. Нахожу в ней длинные тонкие булавки, наподобие тех, на которые энтомологи[109] накалывают насекомых. Они помогут наложить крестовидный шов.

Легко представить себе, какую боль терпел мой пациент! В живую плоть пришлось втыкать не менее одиннадцати булавок на расстоянии примерно двух сантиметров одна от другой.

Что касается Сириля и Робартса, то тут все гораздо проще. Кожа головы менее чувствительна, чем кожа лица и рук. Приходится выбрить волосы вокруг краев ран и сшить их аналогичным образом.

Самое трудное сделано. Остается дальнейшее лечение. Оно совсем простое: непрерывное поливание холодной водой. Это лучшее средство против воспаления, наиболее эффективный терапевтический метод в серьезных случаях, применяющийся ныне всеми хирургами. Холодная вода оставляет рану в полном покое и позволяет избежать преждевременного наложения повязки, что очень важно, — как показывает опыт, контакт с воздухом в первые дни может быть пагубным.

Поэтому беру четыре мешка из водонепроницаемой ткани и подвешиваю их с помощью шнурка над четырьмя ранеными (пятый может ходить с больной рукой на перевязи). Затем, проделав маленькие отверстия, вставляю в них подобие трубочки из тонкой веточки эвкалипта с удаленной шомполом сердцевиной.

Набрав в мешки воду из ручья, направляю на раны тоненькую струйку и оставляю дежурного, который должен пополнять резервуары живительной влагой.

Надеюсь, что через четыре дня такого лечения, а может быть и раньше, раненые начнут поправляться и мы сможем продолжить путешествие.

Этот вынужденный отдых, на который нас обрекло приключившееся несчастье, небесполезен и для здоровых участников экспедиции, а также для лошадей, как тягловых, так и верховых. Приятно наблюдать царящее в лагере оживление. Тут поселенцы чистят карабины, почерневшие от пороха, там надраивают до блеска оружие или с ловкостью прилежной хозяйки чинят порванную одежду. Я думал, что только французские солдаты способны так умело штопать или ставить заплаты на мундиры. Теперь с удовольствием отмечаю, что и англичане отлично усвоили эти навыки.

Двадцать четыре часа проходят спокойно, ухудшения здоровья среди больных тоже не наблюдается. Том отлично за ними ухаживает. Достаточно сказать, что они начали есть, даже тот, у кого оперирована щека. Я не сторонник диеты, особенно для таких молодцов. Они потеряли много крови, и надо поддержать их силы. Диета только затягивает лечение и, следовательно, увеличивает плату врачу, а мне не нужно никакого другого вознаграждения, кроме крепкого рукопожатия друзей.

Но двоих моих пациентов тяготит бездействие. Как лучшие представители армии, они, казалось бы, должны были подавать пример дисциплины. Ничего подобного: ропщут, хотят встать и готовы рыскать по кустам за дичью. Использую весь свой авторитет, чтобы запретить им подниматься. Сириль ворчит, Робартс также выражает неудовольствие.

— Послушай, — говорит босеронец. — Так дальше невозможно.

— Да-да! — подхватывает Робартс. — Думаете, нам очень весело? Пусть дадут виски, джина и разрешат снова вести нормальную жизнь. Ради Бога, Б., позвольте проехаться верхом.

— Немного терпения, друзья. Вы храбро сражались, а теперь надо умерить пыл.

— Как — умерить? — вскричали они одновременно. — Что значит — умерить пыл? Нам уже вот как хватило спокойствия!

— Потерпите, — настаиваю. — Вы ранены. Еще три дня, и будете делать что хотите. Но пока подчинитесь мне. Иначе, дорогие, пришлю санитаров, которые заставят вас успокоиться.

В двадцати шагах от «полевого госпиталя» сталкиваюсь с девушками, которые приветливо здороваются.

Мисс Мери пожимает мне руку, как принято у англичан.

— А вы, мисс Келли, — поворачиваюсь к хорошенькой ирландке, — не хотите поздороваться со мной за руку?

— Но, месье…

— Признайтесь, вы на меня сердитесь.

— Я? Почему?

— Очевидно, считаете, что я не излечиваю достаточно быстро кое-кого, кто тоже полагает, будто время тянется слишком долго, и отчаянно скучает.

— О, месье! Если бы я смела…

— Что бы вы тогда сделали, мисс?

— Попросила бы у вас и мисс Мери разрешения пройти ненадолго к этим джентльменам.

— Я не только разрешаю тебе, дорогая Келли, но и хочу спросить месье Б., не можем ли мы обе, не утомляя раненых, побыть там немного.

— Пожалуйста, разрешаю. Это единственный способ удержать больных от безрассудства.

Будучи уверен, что врачебные предписания теперь будут выполняться, иду к повозке, в которой находится мое оружие, беру карабин, охотничьи патроны и, кроме них, четыре боевых. Кто знает, что может случиться! Затем отвязываю Мирадора и зову Тома, который, увидев, что я снаряжен для охоты, делает то же самое.

Уже в течение нескольких дней происходит нечто странное, какая-то чехарда в отношениях. Сириль, продолжая любить меня по-братски, теперь всецело подчиняется Робартсу. Том по-прежнему питает к своему хозяину — майору — фанатичную привязанность, а между тем постоянно ходит за мной по пятам.

Никто и не думает сетовать по этому поводу, ибо все стали как одна семья после пережитых вместе опасностей. Но симпатия особенно сильна между теми, кем владеют одинаковые чувства, и поэтому Робартс и Сириль, два простодушных гиганта с любящими сердцами, стали неразлучны так же, как ваш покорный слуга и Том, туземный неграмотный врачеватель, прирожденный колдун Австралийского континента.

Делаю знак МакКроули, понимающему меня с полуслова, и втроем отправляемся на охоту, вооруженные, однако, как для войны.

— Эй, господа! Куда это вы направились? — окликает нас сэр Рид.

— Собираемся одним выстрелом убить двух голубых журавлей, сэр.

— Выход из лагеря запрещен.

— Но, сэр, мы же не в одиночку.

— Пожалуйста, не возражайте, господа дилетанты. Вы должны получить разрешение на выход и взять с собой четырех человек.

Опускаем головы как провинившиеся школьники. Том пытается спасти положение, приводя свои доводы:

— Мастер, они ушел, далеко, назад, еще солнце.

— Ты с ума сошел, старина. Аборигены, возможно, находятся в ста шагах. Так что компания побольше вам не помешает, не так ли?

— Конечно, сэр.

— Френсис, — позвал скваттер, — сопровождайте этих господ и возьмите с собой еще трех человек.

— С удовольствием, мэтр! — соглашается бесстрашный канадец.

— Месье, — обращается он ко мне, — я счастлив получить возможность поговорить с вами по-французски. Я ведь из Квебека.

— Значит, вы любите Францию? — интересуюсь я, протягивая ему руку, которая исчезает в огромной ладони.

— Да, мосье, — отвечает он по-французски. — Мы там все в душе французы.

— Ну что ж, дорогой соотечественник, на охоту! Еще успеем наговориться.

Менее чем через час оказываемся в земном раю для охотников. Куда ни глянь — мириады[110] птиц со сверкающим как фейерверк оперением. Они улетают от нас, шумно взмахивая крыльями. Стада кенгуру, порой насчитывающие более трехсот особей, удаляются огромными скачками, унося малышей в сумках.

Мирадор бегает, вертится, носится, высунув язык, он радостно возбужден.

— Эй, пес, что ты там нашел? Отлично, Мирадор, отлично, умница!