Мирослав Зикмунд - Перевёрнутый полумесяц

• Название: Перевёрнутый полумесяц
• Автор: Мирослав Зикмунд
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1963

Мирослав Зикмунд, Иржи Ганзелка — имена, полюбившиеся советскому читателю. Известные чешские путешественники, зоркие и талантливые писатели, М. Зикмунд и И. Ганзелка познакомили мир с жизнью отдаленнейших уголков самых романтических материков Земли — Африки и Южной Америки. Их книги «Африка грез и действительности» — три тома репортажа и фотографий об Африке — и четыре книги о Южной Америке: «Там, за рекою, — Аргентина», «Через Кордильеры», «К охотникам за черепами» и «Меж двух океанов» — были встречены читателями тепло, с большим удовлетворением.

И вот, отправляясь в апреле 1959 года в новое путешествие, рассчитанное на пять лет, в путешествие по странам Азии, Мирослав Зикмунд и Иржи Ганзелка предложили издательству «Молодая гвардия» свой репортаж об этой экспедиции.

«Перевернутый полумесяц» — первая книга о путешествии по странам Азии И. Ганзелки, М. Зикмунда и их новых товарищей Ольдржиха Халупы и Роберта Вита. На «татрах-805» они через европейские страны — Австрию, Югославию, Албанию, Болгарию — проехали в Турцию, затем пересекли всю ее с запада на восток и через Сирию проследовали в Ливан. Своими впечатлениями о новом путешествии они делятся с читателями в «Перевернутом полумесяце».

---

Край приветливый, а вот дорога…

Проектировщикам горных дорог выбирать особенно не из чего. Они вынуждены либо учитывать опасности лавин и вечных оползней, либо строить огромные мосты через долины. В первом случае трассу ведут по горным хребтам, во втором точно придерживаются горизонталей.

На Албанской Ривьере избрали первый рецепт. Поэтому дорога то ползет у моря, то, преодолевая отчаянный подъем, взбирается на склоны, то снова падает вниз. Такие предостережения, как «Опасный спуск», не являются здесь редкостью, еще чаще вдоль дороги встречаются надписи: «Крутой поворот». Зато окружающая местность тут необычно зелена и пестра: дубы и кипарисы чередуются со смоковницами, апельсиновыми и лимонными деревьями. Растут здесь и виноград, и орехи, и гранаты — богатый, приветливый край. Лишь дорога не в состоянии принять подобные эпитеты: это сплошной булыжник, ухабы и рытвины; бог весть как долго не подступался к ней рабочий-дорожник.

Мы сидим как на иголках, ибо прекрасно знаем, что значит такая дорога для торсионных подвесок, для всего управления машины.

— Когда же начнутся дороги получше? — ворчит Ольдржих. — Как думаешь, Мирек, будут они еще в Албании?

Наконец перед нами открывается широкая приморская равнина, окрестности Саранды. Приближаемся к сегодняшней цели, оставив за собой наиболее трудный участок пути от Дурреса — Албанскую Ривьеру. Неожиданно прямо перед нами появились огни Саранды; съезжаем по пологому склону, стрелка альтиметра останавливается на нуле. Синяя машина отстала от нас, и, прежде чем она подъедет, мы успеем смести с красной «татры» толстый слой пыли, вычистить пол кабины и протереть стекла.

— Так я и знал, — слышится из-под машины голос Ольдржиха. Снаружи торчат лишь его ноги, он осматривает шасси, освещая их фонариком. — Кронштейн подвески дал трещину. Это полдня работы.

Синяя машина подкатила минут через десять.

Результат поездки по Ривьере у нее был точно такой же, как и у красной.

Порт рабовладельцев

Сухопутного пути в Бутринт нет. Лишь время от времени сюда приходит моторная лодка из Саранды. Она проплывает пролив между греческим островом Корфу и мертвыми скалами албанского берега, входит в речушку, наполовину заросшую камышом, и пристает к мосткам, окруженным обломками античных колонн и статуй.

Две с половиной тысячи лет назад у Бутринта было греческое название — Бутротон. Он считался одним из самых важных центров эпирского государства. Сюда через пролив Корфу приходили корабли торговцев со всего известного в те времена света. Бутротон богател на продаже иллирийских стад, но еще больше — на продаже рабов.

Сейчас здесь не нужно заставлять себя думать, что ходишь по земле давно минувших тысячелетий. Буйная субтропическая растительность ревностно прячет то, что не поглотили вековые наносы, и то, что не смогло уничтожить землетрясение, во время которого часть города затопило море. Изредка зеленый заслон открывается, всякий раз давая возможность заглянуть в иные эпохи истории человечества.

Вот эти два разрушенных помещения, стены которых, как в зеркале, отражаются в стоячей воде, были некогда греческим храмом. Позади него по склону горы поднимаются ступени римского амфитеатра; однако он был не только римским. Итальянская археологическая экспедиция извлекла здесь из земли статую бутринтской богини, прекрасное произведение греческой школы Праксителя. А когда зеленый занавес субтропической растительности раздвигается в третий раз, на сцене появляется круглый зал с полом, выложенным цветной мозаикой. Здесь крестили детей в ту пору, когда Бутринт принадлежал Византийской империи.

Затем тропа надолго погружается в полумрак под кронами деревьев. А когда снова выходит на свет, то мы оказываемся перед каменными глыбами циклопической кладки. Крепостная стена с единственным входом — узкими и высокими воротами. Эта стена выросла в древнейшие времена, когда Бутринтом владели иллирийцы. За океаном и горами, на другом конце света, среди перуанских Кордильер до сих пор сохранились стены, удивительно похожие на эти! Крепость Саксайуаман над долиной Куско стояла еще в те времена, когда с южных берегов озера Тиауанако туда впервые пришли «сыновья Солнца» — инки. Такие же могучие плиты, точно обработанные и положенные в стены без единой капли раствора. Такие же высокие ворота, сужающиеся кверху, своды которых перекрыты поперечными плитами.

В другом уголке Бутринта корни растений обвили остатки византийского кафедрального собора.

А высоко над развалинами и над лесами, окруженными водами морского пролива и большого озера, на скале стоит каменный замок. За двадцать семь веков немало хозяев Бутринта сменили друг друга, точно в эстафете, и каждый стремился запечатлеть в его стенах память о своей власти. Где-то в основании замка сохранились, пережив века, прелестные коринфские вазы. Солдаты венецианского купечества при отступлении забыли здесь бронзовые орудия. Али Паша, изгнавший отсюда венецианцев лишь на склоне восемнадцатого столетия, был последним владыкой Бутринта, который использовал эту крепость как солдат.

После бурных веков над руинами Бутринта воцарился мир. Люди из далекого и шумного света будут приходить сюда лишь для того, чтобы познакомиться с историческими памятниками и послушать пение соловьев.

Козел и козлятина

В истории Албании славяне играли немаловажную роль. В седьмом веке в страну пришли сербы и болгары, в четырнадцатом столетии ее завоевал сербский король Стефан Душан. По всей вероятности, с того времени и появилось здесь множество славянских названий, которые можно найти на карте юго-восточной Албании. Это обстоятельство заставляет пускаться в филологические рассуждения, жаль только, что времени не так много, чтобы отправиться пешком в горы и разузнать, что тут еще сохранилось, помимо названий…

На карте имеются такие названия, как Либохов, Неправиште, Гашков; севернее Баматата находятся развалины Каменице; в Бутринтское озеро впадает река Бистрица, а приток реки Вийсы называется Ломница; севернее Премета есть селение Потом; у дороги, ведущей в Корчу, — деревни Продан, Готове, Дворан, Братовице, несколько дальше к югу, уже в Греции, — Воштине. Есть здесь даже деревня под названием Козел!

* * *

Пробежав по живописной долине реки Вийсы и оставив позади причудливые склоны хребта Немерчка: дорога устремляется в ущелье, перед которым стоит пограничный шлагбаум и дощечка с надписью: «Стоп!» Мы въезжаем в пограничную зону, часовые проверяют паспорта и пропускают нас дальше. Сразу же за рекой — Греция, нас отделяют от нее лишь вода и редкий лесок.

* * *

В Албании есть два сорта хлеба — «буке». Белый и черный.

Мы покупаем исключительно черный. Вначале Наси страшно удивлялся: ведь это же, дескать, пища бедняков. Теперь он больше не удивляется. Черный хлеб намного вкуснее и напоминает наш ржаной.

Бывают дни, когда мы не едим ничего, кроме черного хлеба. Вы спросите почему?

Албанская кухня, по существу, — кухня турецкая. Она вообще не признает свиного мяса — его запретил аллах. Поэтому не кажется странным, что, к примеру, в 1938 году во всей Албании было только пятнадцать тысяч свиней. Достать свинину можно лишь в специальных магазинах, преимущественно в Тиране. Повар в ресторане, приготовляя кушанье из свинины, никогда не снимает пробы, это был бы грех. Кастрюли и сковороды из-под свинины нельзя ставить рядом с посудой, в которой готовятся другие блюда.

Говядина и телятина потребляется здесь сравнительно мало, гораздо меньше, чем у нас. Наиболее распространенные сорта мяса — баранина и козлятина. Это национальное албанское кушанье.

Однако здесь есть маленькое «но».

Конечно, баранье и козье мясо — лакомая еда, но нельзя же поливать все кушанья специфически «ароматным» бараньим салом!

От албанских ресторанов и постоялых дворов издали пахнет бараньим салом. Оно чувствуется и в супах и в любых кушаньях.

Мы сидим в небольшом постоялом дворе в Лесковике, недалеко от греческой границы. День был тяжелый, мы единоборствовали с горами и разбитой дорогой, у нас даже не хватило времени, чтобы поесть как следует, держались только на сухарях и горячем чае. Не удивительно, что у нас волчий аппетит. Но…

Мы возликовали, когда нам предложили приготовить жареного цыпленка. И вот он на столе. Однако мы сидим над тарелками как убитые.

Первым пришел в себя Роберт, наш повар.

— Наси, прошу тебя, скажи, как это вы умеете испортить такой отличный продукт, как куриное мясо? Ведь вы поливаете бараньим жиром все: и кур и рыбу…

Наси правильно понял, что «вы» во второй половине фразы — это не множественное число местоимения и не вежливое выканье. Это множественное национальное, и, стало быть, речь идет о чести.