Владлен Карп - Ритуальное убийство на Ланжероновской, 26

• Название: Ритуальное убийство на Ланжероновской, 26
• Автор: Владлен Карп
• Жанр: Исторический детектив

Одесса. 1914 год. За несколько месяцев до начала Мировой войны, которую в середине 20-го века назовут Первой Мировой войной. Неудачная попытка черносотенцев выдать похищение христианского младенца за «ритуальное» убийство перед еврейской Пасхой.

---

    - Эй, пацан, закрой дверь с той стороны, - крикнул Фройка, повернувшись в сторону входной двери. В зале стоял шум перед выпуском газеты. Каждый номер «Одесского листка», как и любой другой газеты во всем мире, выходил с припадками и истериками Редактора. Все кричали, бегали, мешая друг другу, но каким-то чудом газета выходила своевременно. Столик Эфраима Брука стоял ближе всех ко входной двери. Место самое  неудобное, но  что  делать, если  он  всего-навсего простой репортёр отдела происшествий и больше, чем двадцать строк ему в номере не давали.

    - Я кому сказал, закрой дверь, - перекрывая гул, закричал, направляясь к двери, Фройка.

    - Дяденька, а где тут этот…продукт…продуктор, что ли? – запинаясь произнес пацан, не собираясь уходить.

    - Может, Редактор?

    - Да, Редактор, - улыбнулся мальчик, вспомнив о чём его попросил дядька на улице. Это тяжёлое непонятное слово, мальчик всё время повторял про себя, пока шёл от угла Екатерининской и Ланжероновской до дверей Редакции газеты «Одесский  листок», но как только его спросили, он тут же забыл это слово.

 - Да, Редактор, - с радостью повторил он.

 - Зачем тебе Редактор? – спросил более спокойно Фройка.

 - Там дядька стоит на углу. Просил сказать этому… как его зовут, опять забыл, - смущаясь проговорил пацан.                                                                                                 

 - Ну, Редактор.

 - Что пропал мальчик, - быстро выпалил визитёр и собирался убежать, но не тут-то было. Фройка крепко схватил мальчика за тонкую костлявую руку.

 - Какой мальчик, как пропал, где живёт? – не останавливаясь, сыпал вопросами Фройка.

    Пацан испуганно смотрел по сторонам, извиваясь и вырываясь из цепкого плена. 

 - Ничего не знаю. Дяденька попросил. Дал мне пятак и сказал, чтобы я пошёл к вам и всё это передал, - с мольбой в голосе заговорил мальчуган, надеясь, что его отпустят.

 - Этот дяденька, как ты говоришь, ещё стоит там на углу? - уже спокойнее спросил Фройка, почуяв добычу. Готовое происшествие. Может получиться хороший материал. Бомба для газеты.

 - Не-е. Он сказал, что бежит искать пропавшего сына или брата. Я уже не помню.

 - А где жил пропавший мальчик ты знаешь? – переходя на ласковый тон, обратился репортер к пацану.

 - Он показал. В конце Ланжероновской, напротив белошвейной, почти на углу Гаванной.                                                                              

    Фройка отпустил пацана. Тот мгновенно исчез, а он бегом направился к Редактору. Пулей влетел в застеклённую будку - святая-святых редакции.

 - Господин Навроцкий,  задержите номер на десять минут. И будет пуля, - выпалил Фройка.

 - Скорее провалится Оперный театр, который ты видишь в это окно, чем я задержу газету. Такого за сорок лет ещё ни разу не было. Я тебе не какой-нибудь там Абрам Финкель со своей «Одесской почтой». Я – Навроцкий!  Это наше лицо, - торжественно произнес хозяин, указывая молодому репортеру перстом на дверь.

 - Никто в Одессе этого ещё не знает. Исчез мальчик. Здесь рядом, на Ланжероновской. Я туда и обратно. Василий Ва-сильевич, только десять минут, - умоляюще просил Фройка.

 - Пять минут. Одна нога тут - другая там, - отрезал Редактор.                           

    В одно мгновение Эфраим  был на месте происшествия, благо это было рядом, всего один квартал. Он добежал до Екатерининской и уже оттуда увидел толпу, собирающуюся возле дома номер 26 по Ланжероновской. Пока он добежал  к этому месту, за  каких-то две-три  минуты, народ  уже запрудил всю проезжую часть улицы, толпился на тротуарах, разглядывая, что творится возле ворот дома. А там стояла высокая, крепкая, моложавая женщина и во весь голос кричала:                                                                                                       - Где мой ребёнок, где мой Варфоломей?                                   

    Антонина причитала, громко рыдая и взывая о помощи. Как она будет жить дальше без её Вафы. В полном неведении, охваченная самыми жуткими предположениями.

    Толпа нарастала. Люди подходили и всем было интересно узнать, что же происходит на самом деле. Но ничего не происходило. Женщина покричала, покричала и ушла, растаяв в темноте подъезда. А толпа все стояла и вглядывалась в прикрытые железные ворота дома. К толпе подошла старуха и, тронув за плечо молодого мужчину, спросила, что там происходит.

 - А ничего не происходит, мамаша, - ответил тот.

 - Я тоже хочу посмотреть на - что ничего не происходит, - с негодование бросила старуха и, крепко работая, не по годам, локтями, стала пробираться через плотно прижатые тела к воротам.

    Молодой парень с интересом наблюдал за действиями старухи. Когда она пробралась почти к самым воротам, продираясь сквозь толпу, выдёргивая застревающую между телами кошёлку и увидела, что действительно ничего не происходит, спокойно повернулась и пошла в сторону Гаванной улицы, повторяя громко: - И таки да, ничего не происходит.                                                                    

 Через десять минут репортёр диктовал сразу в набор:

 ВСЕМ, ВСЕМ, ВСЕМ !!! ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК!!!

 ПРОПАЛ МАЛЬЧИК, ШЕСТИ ЛЕТ,  СВЕТЛЫЕ ВОЛОСЫ.  

                    УБИЛИ? УКРАЛИ?

 НА НЕМ ШТАНЫ И РУБАХА НЕЯСНОГО ЦВЕТА.

 МАЛЬЧИКА ЗОВУТ ВАФА. МАТЬ УБИТА ГОРЕМ.

 ЧИТАЙТЕ НАШУ ГАЗЕТУ.

 ВСЕГДА ИНТЕРЕСНЫЕ ПРОИСШЕСТВИЯ.

 - Срочно. Тираж больше на 1000 штук. Быстро в продажу. Мобилизовать всех, - глаза Редактора горели лихорадочным огнем. Не прошло и двух часов, как из Редакции «Одесского  листка» рассыпалась по улицам Одессы босоногая шпана с воплями и криками: «Экстерный (вместо экстренный) выпуск! Пропал мальчик», «Несчастный ребенок в лапах убийцы». «Мать убита горем». «Рыдающая мамаша надеется увидеть своего сына живым». Через полчаса ватага пацанов толпилась возле дверей «Одесского листка», требуя ещё газет.

 - Никому не расходиться. Плачу двойную. Дополнительный тираж – 5000 штук. Фройка, давай материал, - господин Навроцкий в расстегнутой рубашке, нервно срывая нарукавники, вылез на высокий табурет наборщика и руководил работниками Редакции, как командир в бою.

 - Фройка, ещё 50 строк нового материала, быстро.

 - Степаныч, набирай.

  Фройка диктовал прямо из головы. Он был в ударе. С ним такого никогда не было, слова лились сами собой:

 ОДЕССИТЫ !!! МЫ СНОВА С ВАМИ.

 ПРОПАВШИЙ МАЛЬЧИК ПОКА НЕ НАЙДЕН.

 ВСЕ СИЛЫ БРОШЕНЫ НА ПОИСКИ   НЕСЧАСТНОГО.  ЧТО СДЕЛАЛ С МАЛЬЧИКОМ ПОХИТИТЕЛЬ?  УБИЛ?  ПРОДАЛ?  ИЛИ ЕЩЁ В РУКАХ СТРАШНОГО КРОВОЖАДНОГО  ПОХИТИТЕЛЯ?

  ГДЕ ТЫ, МОЙ ЛЮБИМЫЙ ВАФА, -   ПРИЧИТАЕТ УБИТАЯ ГОРЕМ МАТЬ.

 - Нет, Степаныч, «убитая горем мать» не набирай, это уже было у нас. Набирай:

 - ГДЕ ТЫ, МОЙ ЛЮБИМЫЙ ВАФА,  - БИЛАСЬ В ИСТЕРИКЕ НЕУТЕШНАЯ МАМАША.

 ЧИТАЙТЕ НАШУ ГАЗЕТУ.

 ВСЕГДА ИНТЕРЕСНЫЕ НОВОСТИ.

 - Фройка, двигай опять на Ланжероновскую и принеси чего новенького, - потребовал Редактор, подталкивая молодого репортера отдела происшествий к двери.

    Назревали интересные события. Навроцкий имел чутьё на убойный материал. Его газета отличалась от многих одесских издательств оригинальностью изложения материала, смелостью мысли, злободневностью.

    Газета хорошо продавалась, а на фоне многочисленных газетных изданий Одессы, не легко было выстоять.

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

 (как появились «Тайны одесских катакомб»)

    Наконец-то мы получили настоящую человеческую квартиру. Я и моя мама. Мы жили вдвоем. Мама развелась с моим отцом, когда мне было четыре года. Жить в Одессе в семье моей бабушки, маминой мамы, было практически невозможно, хотя и там мы жили наездами довольно долго. Лето я проводил в Одессе у бабушки, а зимы – скитаниями с мамой по селам одессщины. Она работала инспектором сельских школ. Со временем мама перевелась на работу в Одессу. После одной комнаты глубокого подвала, у которого окно оказалось ниже уровня земли с плитой по средине комнаты и дверью, выходящей в угольные сараи одесской школы, начальство которой смилостивилась выделить маме «самостоятельное» жилье, мы получили перед самой войной во дворе школы на первом этаже большие, как мне тогда казалось, две комнаты в коммунальной квартире. Огромное окно выходило на улицу, заливая комнату солнечным светом большую часть дня. В общей квартире даже был туалет с разбитым унитазом без сливного бачка. Мне казалось это чудом современного быта. Сливать его приходилось водой из ведра. Если кто-то из соседей шёл в туалет с полным ведром, то это надолго.

    Рядом с туалетом размещалась небольшая кладовка, наби-тая разной рухлядью. Меня очень интересовало, что же хра-нится в таких потаённых местах, куда никто не заглядывал годами. Целыми днями я был предоставлен самому себе. Мама много работала в школе, набирала уроки в две смены, чтобы как-то прокормиться, а по вечерам училась. Она всю жизнь училась, с самых молодых лет - на курсах воспи-тателей детских садов, потом в педучилище, учительском институте  и  уже  во  время  войны, в  возрасте  сорока лет, в эвакуации, окончила пединститут. Училась она только на вечерних отделениях.