Владимир Пистоленко - Товарищи

• Название: Товарищи
• Автор: Владимир Пистоленко
• Издательство: Государственное Издательство Детской Литературы Министерства Просвещения РСФСР
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1963

По-разному шла жизнь ребят из повести «Товарищи» до их прихода в ремесленное училище. Здесь, в училище, они впервые встретились, здесь началась их дружба.

События происходят в годы Великой Отечественной войны на Южном Урале.

У героев книги — Бориса Жутаева, Оли Писаренко, Сережи Рудакова, Васьки Мазая, Егора Бакланова — разные характеры, во многих случаях противоположное отношение к одним и тем же житейским вопросам. Это нередко вызывает между ними столкновения, серьезные конфликты, которые не скоро уйдут из памяти, а возможно, надолго оставят свои следы в жизни ребят.

Герои повести находятся в том возрасте, когда они уже не дети, но ещё и не взрослые, когда появляются новые интересы, возникают новые отношения с окружающими, появляются ранее не изведанные чувства, по-взрослому осмысливаются поступки не только других, но и свои собственные и впервые возникает чувство большой гражданственности и ответственности за них перед обществом.

Героическое время борьбы с фашизмом, труд на заводе, где ребята сами, наравне со взрослыми льют снаряды для фронта, воспитывают в подростках самостоятельность, стойкость и патриотизм.

О дальнейшей судьбе героев этой повести автор рассказывает в книге «У открытых дверей».

Для средней школы.

---

— Взялись бы сами, товарищ мастер, — сказал Мазай.

— Почему? У тебя, Жутаев, есть сомнения?

— Пока нет. — Жутаев пожал плечами. — Кажется, все попятно. И будто идет как следует.

— Ну и хорошо!

— У него, товарищ мастер, всегда все понятно. И как следует. Разжег сейчас дрова и раньше времени хотел нижнюю дверку заделывать. Я за руку остановил.

— Ну и хорошо сделал, что остановил. Правильный поступок. На работе обязательно нужно друг другу подсказывать, помогать. А как же иначе! Без этого человеку и жить трудно и работать. Я думаю, и Жутаев тебе не раз помогал.

— Мне? В чем это? Я правую руку не спутаю с левой.

— Об этом мы еще поговорим. А сейчас, ребята, продолжайте разжигать вагранку.

Больше он не отходил от ребят и молча следил за работой. Иногда на его губах появлялась чуть заметная улыбка, и он начинал теребить левой рукой кончик уса. Это было признаком, что мастер доволен.

Появление мастера обрадовало Жутаева, но выпад Васьки Мазая испортил настроение… Жутаева обидело не то, что Мазай рассказал мастеру о промахе, а презрительный, уничтожающий тон, каким это было сказано. В голове Бориса никак не укладывалось: как это можно — помочь, выручить товарища из беды, а потом упрекать его в этой помощи, да еще в оскорбительном топе.

Через полчаса загрузка вагранки была окончена.

— Жутаев, — позвал мастер, — когда прикажешь дать дутье? Через сколько минут? Помнишь?

— Минут через двадцать, — почти не задумываясь, ответил Жутаев. — Горит хорошо.

— Правильно. Пойдемте пока в цех. Здесь больше делать нечего! Как думаешь, Жутаев, во время плавки придется подбавлять в вагранку?

— Думаю, не придется. Литья не очень много и, главное, мелкое. Обойдется, Дмитрий Гордеевич.

— Не все мелкое, — возразил Мазай.

— А я и не говорю, что все, но большинство — мелочь.

Жутаев разрешил войти в цех только тем, кто должен носить ковши. Остальные сгрудились у окон литейки.

Борис заглянул в вагранку через смотровое стекло и, посоветовавшись с Селезневым, велел дать дутье. И сразу же в вагранке загудело, заклокотало, к небу рванулись снопы искр, бешено заплясали, заметались над вагранкой языки пламени. Жутаев то и дело наклонялся к стеклу.

— Есть! — сказал он. — Плавка началась. Давайте по местам. Чтобы все было готово.

Селезнев подошел к Маврину:

— Николай Степанович, как я замечаю, — у вас сильная одышка. Верно?

— В общем, верно.

— Значит, вам нельзя быть в цехе во время заливки. Я встану к первому ковшу вместо Бакланова, а он сменит вас. Вам лучше уйти: при литье выделяются вредные газы, может плохо кончиться.

Маврин хотел было возражать, но понял, что Селезнев прав, и вышел из цеха.

— Мазай, пробивай летку! — скомандовал Жутаев.

Мазай начал пробивать ломиком затвердевшую глиняную пробку. Удар за ударом, удар за ударом — лицо Мазая покрылось потом, а летка все еще была закрыта. Наконец под ломиком закраснелось, потом брызнули во все стороны искры.

— Чугун! — крикнул Мазай.

Но уже и без его крика все увидели, как по желобу торопливо помчался все возрастающий огненный ручеек. Мазай еще раз-другой повернул ломик, вынул его, и почти белая струя потекла по желобу в ковш.

— Пробка насажена? — спросил Жутаев.

— Есть, — ответил Мазай и вместо ломика взял длинный металлический стержень, на утолщенный конец которого была насажена глиняная пробка. В случае чего, Мазай должен был этой пробкой заткнуть летку и прекратить поток чугуна.

В цехе противно запахло серой.

— Можно нести!

Селезнев и Жутаев унесли ковш и начали заливку. Когда из этого ковша была вылита последняя капля чугуна, Бакланов и Семен Иванович поднесли к опокам новый ковш. Селезнев и Жутаев взялись за него, а Бакланов с механиком, схватив пустой ковш, пошли к вагранке.

Все шло как нельзя лучше: чугун тек жидкий, формы заливались удачно и быстро, в цехе не было никакой суетни. Но случается и так, что неожиданно четкий ход событий нарушается. Так произошло и в тот день.

Началась заливка самых мелких форм. Чтобы разлить из ковша чугун, времени требовалось больше, чем при заливке крупных форм. А по желобу текла все такая же сильная огненная струя.

…Бакланов и механик подставили свои ковш, и в него потек чугун. Вот кипящая лава наполнила половину ковша, вот чугун добирается до краев, пора уносить ковш, но нет смены…

— Эй, — закричал Бакланов. — Ковш! Давайте порожний ковш!

Но другой ковш еще в работе — на дальнем конце литейки из него заливают опоки. Возле желоба наступило короткое замешательство. Близка беда. Беда! Ковш переполнен, огненная лава устремилась через края на землю, и как только достигла ее, во все стороны брызнули красные капли, сотни огненных капель, словно возле ковша ударил огненный фонтан. Искры били по брезентовой одежде Бакланова и механика, запахло горелой тряпкой.

— Затыкай летку! Летку затыкай! — крикнул Бакланов Мазаю, ие выпуская из рук рычаг ковша.

Но Мазай стоял в стороне, куда не достигали капли чугуна, и нерешительно топтался на месте. Как только во все стороны брызнул чугун, Мазай отпрянул далеко прочь и сейчас не мог заставить себя броситься сквозь огненный фейерверк назад, к желобу. Оглянувшись, Бакланов понял все это и, крикнув механику, чтоб тот не выпускал из рук рычага, метнулся к стоявшему неподалеку маленькому ковшу-ручнику. Не обращая внимания на огненные брызги, обдававшие его с ног до головы, он подставил ковш под желоб. Страшный фонтан тут же исчез. Катастрофа предотвращена. Мазай ринулся было со своей пикой к желобу, но сообразил, что сейчас затыкать летку не только бесполезно, но и вредно.

Он остановился и, чувствуя неловкость, украдкой оглянулся вокруг. В цехе, казалось, никто на него не смотрел, словно ничего и не случилось. Но, кроме тех, кто был в цехе, его бегство от желоба видели зрители, стоявшие за окном. Мазаю стало стыдно. Каким могучим, всесильным чувствовал себя Мазай, когда пробивал летку! С какой гордостью он стоял у желоба с железной пикой в руках, готовый в нужный момент приостановить огненный ручей! Но вот решительный момент настал, а он сплоховал, струсил. Мазай мучительно думал о том, как-то расценят его поступок, что будут о нем говорить: «Засмеют! Теперь жизни не дадут…»

Вскоре плавка была закончена. Хотя принимавшие в ней участие и устали, но настроение у всех было хорошее, веселое. Только Мазай не находил себе места, ни о чем больше не мог думать, кроме своей оплошности.

Он старался хоть чем-нибудь загладить свою вину и, как только закончилась заливка, кинулся открывать дверки в дне вагранки, чтобы выпустить на землю шлак. Но Селезнев отстранил его и взялся выбивать вагранку сам. «Видел мастер, — решил Мазай. — Не доверяет. Думает, опять сдрейфлю».

Он вернулся в цех. Туда уже успели, пробраться и школьники и рабочие МТС. Всем хотелось поскорее увидеть, что же получилось из чугуна, лившегося жидкой струей.

Возле Бакланова стояли Максим Ивкин и Сережка Тюпакин. Максим широко улыбался, легонько постукивал Егора кулаком по плечу и приговаривал:

— Молодец, Егор! Не подвел Платовку, прямо в огонь кинулся. Одним словом, правильно поступил. Ведь на тебя все, как один человек, смотрели. Мы придем к тебе с Сергеем. А может, ты придешь в читальню?

Егор не решался сказать, что еще стесняется показываться на людях.

— Да я… нет… вроде как неловко…

— Почему неловко? — пробасил Максим.

Сережка протянул руку:

— Давай, Егор, свою правую, и нашей ссоре конец. Согласен? — Он крепко пожал руку Бакланову и сказал: — А работенка у тебя стоящая, моргать, как и у меня на тракторе, не приходится. Серьезная работа…

— Ты повсюду со своим трактором суешься! — весело оборвал его Максим.

— А почему, почему не соваться? — возмутился Сергей. — Это, брат, такая машина… не то, что у тебя лошади.

— Ладно, не прыгай — не докажешь, — примирительно сказал Максим. — Всякая работа хороша, если человек на свое место поставлен. И спорить не о чем.

Бакланов слушал беззлобную перебранку товарищей и улыбался. Ему было радостно, что Максим и Сергей больше на него не сердятся, приятна была их похвала и то, что они ведь вот подошли к нему, как старые друзья, ни словом не напомнили о его позорном поступке и сами предложили забыть ссору. Но радостнее всего было то, что среди доярок МТФ он видел мать и Катю Серикову. Доярки о чем-то разговаривали, поглядывая в его сторону, а у матери лицо, впервые за последние дни, было светлым и оживленным, как в день его приезда домой. Катя, поймав на себе взгляд Егора, тихо приложила одну ладонь к другой, показывая, что аплодирует.

БАКЛАНОВ ДАЁТ ОТПОР

После того как все опоки были выбиты и отлитые детали перенесены в механический цех, Маврин приказал Жутаеву, Мазаю и Бакланову идти отдыхать.