Мамед Ордубади - Тавриз туманный

• Название: Тавриз туманный
• Автор: Мамед Ордубади
• Жанр: История

---

- Я не хочу беспокоить вас разговорами о себе, - возразил я. - Я часто имел дело с иранскими купцами. Большинство из них сторонники конституции. Об этом говорили мне и другие. Я слыхал, что руководство революцией не принадлежит пролетариату. Слыхал и то, что эти самые торгаши-революционеры хотят придать движению такое направление, чтобы оно не задевало их интересов.

Конечно, если подымится аграрная революция, такие типы могут бросить и предать революцию.

- Интересно знать, чем же занимаются настоящие революционеры? спросила Нина.

- Не могу сказать, я не был с ними; могу лишь добавить, что к этой революции примкнули и люди, ничего общего не имеющие с революционерами.

- Как же настоящие революционеры пускают их в свои ряды?

- По-моему, иногда можно использовать и таких людей. Лица, недовольные шахом, или жестокостью местных правителей, или влиятельными людьми, идущими в ряды контрреволюционеров, собрались вокруг Саттар-хана. К примеру: один из банкиров Тавриза Мир-Манаф имеет личную вражду с Мамед-Али-шахом из-за чести. Еще будучи наследником, Мамед-Али-Шах, живший тогда в Тавризе, приказал привести к себе сына Мир-Манафа и, обесчестив мальчика, отпустил его. И вот, как только началась революция, Мир-Манаф решил отомстить шаху за честь сына и вступил в ряды революционеров, которые стараются использовать в своих интересах каждого, кто недоволен существующим режимом и борется против него.

- Правильно! - сказала Нина.

- Я не поняла одного, как можно обесчестить мальчика? - спросила Ираида.

Мне стало неловко, что разговор принял такой щекотливый оборот; я не знал, как выйти из этого положения.

Как я мог рассказать девушкам о половых извращениях, особенно развитых в высших аристократических слоях на Востоке? Не отвечать на вопрос тоже нельзя было. Я начал так:

- На Востоке существует много дурных обычаев, развращающих мужчин. Женщины Востока закрываются чадрой и совершенно изолированы от общества. Условия брака тяжелы, и не всякий имеет возможность жениться. Некультурность и темнота Востока способствуют развитию животных инстинктов. Любовь к женщине считается унижением и оскорблением женщины, и это толкает мужчин к противоестественным половым отношениям.

Девушки слушали меня с удивлением. Им хотелось что-то еще сказать, но мы ехали уже по улицам Маранда. Усталые лошади едва тащили фаэтон, привлекавший всеобщее внимание.

Вокруг раздавались такие возгласы:

- Мамед-ага, смотри на "матышкэ"*?

______________ * Исковерканное русское слово "матушка". Так называли на Востоке иноземных женщин, ходивших без чадры.

- Ага-Бала, прими!

- Беюк-ага, ну и товар!

- Абдул-ага, смотри на крайнюю!

- Да, это - товар!..

- Как раз в моем вкусе!

- В Маранд до сих пор не прибывал такой товар!

- Вот это товар для знатоков!

По этим словам можно было судить о том, что сто процентов мужчин Маранда звались: Мамед-ага, Ага-бала, Беюк-ага, Абдул-ага, Гаджи-ага, Мирза-ага и т. д.

Толпа провожала нас до самой гостиницы "Шуджа-Низам". Служители забрали наши вещи. Мы стали подниматься по лестнице, а за нами вслед все еще неслись возгласы: - Смотрите на "матышкэ".

Хотя гостиница и не отличалась особой чистотой, но мы страшно устали и нуждались в отдыхе. Мне еще в Джульфе говорили, что эта гостиница - гнездо царских шпионов, но за неимением другого места мы вынуждены были остановиться тут. Мы заняли две смежных комнаты. Поужинав, заказали самовар. Каждую принадлежность стола и самовар с небольшими промежутками вносили разные лица и, поговорив с нами, уходили.

Нас очень ловко, даже не дав нам почувствовать, допросили. Мы принялись пить чай.

Шпионы Шуджа-Низама, марандского губернатора, все же часто заглядывали к нам в комнату.

Девушки боялись ночевать здесь, но внимательно осмотрев их комнату, я стал успокаивать их.

- Дверь крепка, если запереться изнутри, то открыть ее снаружи будет невозможно. Моя комната рядом с вашей, и я буду начеку.

Пришли проверять документы, хотя нигде в Иране такая проверка не принята. Здесь же ввели эту проверку по требованию царского консула в Маранде, чтобы знать едущих в Тавриз.

Сперва показали свои документы девушки и через меня сообщили, что едут на службу в русское консульство.

Услыхав слова "консул", служащие приложили руки к груди, вышли из комнаты и больше не возвращались.

В ЗОНЕ РЕВОЛЮЦИИ

Дорога от Маранда к Тавризу была совершенно иная. Это была главная магистраль, соединявшая Маранд, Хой, Салмас, Урмию и Карадаг с центром Иранского Азербайджана - Тавризом.

По ней всегда движутся караваны верблюдов, лошадей, мулов, ослов, повозок.

Фаэтон наш с трудом пробирался, лавируя между караванами.

Среди сопровождавших караваны раздавались революционные песни. Это показывало, что мы находимся в зоне революции.

Чем больше мы отдалялись от маранда и сферы влияния марандского губернатора Шуджа-Низама, тем чаще слышали такие песни.

В Тавризе теперь революции дни,

Молчи, Мамдали, иди лучше, спи!

Иль помощь себе ступай поищи,

Возьми одеяло, укройся и спи!

Проси англичан, пусть вышлют полки,

Молчи Мамдали, иди лучше, спи!

Иль русских, - чтоб пришли казаки,

Молчи Мамдали, иди лучше, спи!

Моли, чтоб помог Ляхов-атаман,

Молчи Мамдали, иди лучше, спи!

В Тавризе вершит все дела Саттар-хан,

Молчи, Мамдали, иди лучше, спи!

Консул направит солдат в наш Иран,

Молчи, Мамдали, иди лучше, спи!

Ты же продай и Тавриз и Тейран.

Молчи, Мамдали, иди лучше, спи!

Эти песни пели и женщины.

Возле дороги попадались караульные посты, назначение которых было не совсем понятно: с точки зрения защиты революции они не имели никакого значения, документов не проверяли, едущих в Тавриз не опрашивали.

Встречались и конные отряды, но и они, ничего не спрашивая, проезжали мимо.

"Эта революция - детище революции 1905 года. Сумеют ли тавризцы вырастить его?" - думал я, глядя на все это.

В селении София я предложил девушкам закусить.

Мы остановились перед чайханой. Хозяин зарезал для нас курицу. Пока мы пили чай, обед был готов. Хозяин снял виноград, подвешанный к потолку, вымыл его и подал к столу.

Кучер наш тоже подсел к нашему столу. Только потом мы узнали, что харчи фаэтонщиков относятся на счет пассажиров.

Новруз торопил нас, да и сами мы спешили, хотелось поскорее доехать и отдохнуть от утомительной тряски на фаэтоне.

Выехав после Софиана на ровную дорогу, мы увидели вдали Тавриз, над которым висел густой туман. Башня арсенала в центре большого города казалась издали поставленной стоймя спичечной коробкой. Дальше мы стали различать уже купола мечетей. Дома Тавриза, словно в ожидании больших событий, озирались вокруг, вытягивая из-за деревьев свои головы.

Нина сравнивала Тавриз по величине то с Петербургом и с Москвой, то с Харьковом и Киевом, и спорила с Ираидой. Затем она обратилась ко мне:

- Сможем ли мы видеться с вами в этом большом городе?

- Если останусь в Тавризе, конечно, увидимся.

- А вы не забудете меня?

Мне показалось странным, что Нина вместо "нас" сказала "меня"; за три дня нашего знакомства между нами не было никакой интимности, даже намека на интимность.

Но на вопрос девушки я как-то должен был ответить.

- Забуду ли я вас? Все зависит от возможностей, которые даст мне среда, взволнованная этими событиями.

- А вы разве связаны с этими событиями?

- Не связан, но может ли человек стоять около огня и не чувствовать жара?

- Правда, - сказала Нина, - жить в стране, совершившей революцию, и быть просто зрителем - глупо. Умный и сознательный человек не может быть в стороне. - При этих словах Нина внимательно посмотрела на меня. - Не так ли? - спросила она.

Во мне опять зашевелилось сомнение. "Не строит ля Нина мне ловушку", подумал я.

Не спуская с меня синих глаз и сжимая мою руку, девушка повторяла:

- Не так ли, скажите, не так ли?

- Конечно, человек мыслит, а мысль должна привести человека к одной из сторон. Но я еду в Тавриз впервые и мысли мои еще не имеют определенной точки; за будущее же я не могу ручаться.

В глазах Нины засверкали искры. В устремленном на меня взгляде чувствовалось биение ее сердца. Я еще больше насторожился.

- Я хотела бы видеть вас в определенной группе, - смело заявила она, на стороне слабых, на стороне тех, кто с малой силой выступает против большой силы, на стороне Саттар-хана!

- Почему же на стороне Саттар-хана? - спросил я.

- Потому что героев воспитывает среда, борющаяся за свое право с сильными.

После этих слов Нины мне не хотелось продолжать разговор, принимавший нежелательный для меня оборот. Я окончательно утвердился в мысли, что девушки выписаны консулом неспроста.

Дальнейшая беседа наша вертелась вокруг обыденных вопросов.

И сама Нина, почувствовав мою настороженность, старалась говорить о посторонних вещах, но все еще пыталась вырвать у меня откровенное признание.