Катрин Гаскин - Дочь Дома

• Название: Дочь Дома
• Автор: Катрин Гаскин
• Издательство: Аурика
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 985-6046-14-9

Жанр, в котором пишет известная американская писательница, автор десятков популярных на Западе книг, вряд ли может быть отнесен к легковесному потоку так называемых «любовных романсов». Ее книги — это романы о женщинах, женщинах с большой буквы, об их проблемах, страстях, тяготах и удачах.

Современный роман «Дочь Дома» это своего рода семейная хроника, посвященная силам, сталкивающим и объединяющим различные поколения одной семьи.

---

Я полагаю, когда выходишь замуж за человека, который не любит тебя так, как ты любишь его, ты никогда не освободишься от страха, что это может случиться. Ты продолжаешь жить, как обычно, и однажды видишь на его лице то выражение, какое хотела бы видеть обращенным к тебе. После этого браку наступает конец, остается лишь омраченное притворство. Вот что я видела всю зиму. Когда Джонни попросил о разводе, он думал, по-видимому, что должен объяснить все это мне — как будто я не понимала. Он пытался объяснить мне, что он чувствует, как будто я не знала всего этого, как будто я не любила его именно так — с первого взгляда.

Ее лицо было напряженным. Она пыталась высказать все это безо всякой утайки, так, чтобы они поняли Джонни, поняли ее. Было тяжело и страшно наблюдать, как она заставляла себя продолжать, пока не высказалась.

— Но для Джонни тоже все кончено, — сказала Ирэн. — Когда я увидела его два дня назад, у него осталась только одна его любовь. Он знал, что ничего от вас не получит Вы ушли, и он понимал, что это окончательно. Я думаю, он рассказал мне больше, чем хотел сказать. И я не могла ему ничем помочь, только слушала. Я никогда не была способна помочь Джонни — никогда. Я была терпеливой, мягкой и спокойной, когда он в этом нуждался. Я была довольна, что он рядом. Но мое присутствие никогда не вынуждало его быть каким-то другим. Мне хотелось быть для него всем на свете, а вместо этого я была лишь отрицательным видом привычки. Вы знаете, так обычно любят спаниеля… Потому что вы всегда можете рассчитывать, что он положит мордочку вам на колено или бросится к вашим ногам. Такая любовь очень удобна… Она дает тепло и надежность. Я полагаю, что у Джонни было такое же чувство ко мне.

Он рассказал мне, что было между вами в Темпле и во время путешествия в Остенде. Джонни кричал мне, что любит вас, а вы не поехали с ним. А теперь все это ушло. И ему наплевать на все. Ему безразлично, дам я ему развод или нет. Ему наплевать на все, кроме того, что он не может иметь. Я могу продолжать называть себя его женой, если мне этого хочется, и это тоже не имеет для него никакого значения.

Она сдернула свои перчатки и швырнула их рядом со своей сумочкой на стул. В ее движениях не было мягкости и сдержанности, которые были ей присущи. Ее лицо, до этого казавшееся бледным, оживилось румянцем. Она выглядела человеком с умом, волей и силой, как никогда раньше. Потеря Джонни как бы освободила ее и дала выход давно сдерживаемым эмоциям. Пройдет время, думал Том, она достигнет равновесия. Это придет гораздо позже, когда исчезнет даже надежда на Джонни, и она свыкнется со своей нежеланной свободой.

Она протянула руку и схватилась за каминную решетку.

— Я ухожу, — сказала она. — Я приняла решение, как только увидела Джонни.

— Куда? — спросил Том.

Она подняла голову немного удивленно:

— Я не знаю. Уеду во Францию, я думаю.

— Почему не в Америку?

— Я не думаю, что смогу вернуться обратно, — медленно сказала она. — Кроме того, когда Джонни немного придет в себя, когда стряхнет это состояние, он наверняка вернется назад. Хотя он не понимает этого сейчас, я думаю, он, конечно, вернется.

— Знает ли об этом Джонни?

Она покачала головой:

— Я рассказала ему тогда… вечером. Но он, по-моему, не думал ни о чем, кроме того, что хотел сказать мне. Он бродил по квартире, как слепой. А потом не вернулся домой в тот вечер. Я не знаю, куда он пошел. Поэтому я пришла, чтобы спросить Мору. — Она адресовала все свои замечания ему, не глядя на другую женщину, боясь потерять самоконтроль. Хотя каждое слово, направленное Тому, предназначалось именно Море. — Джонни должен знать, что я ухожу.

Она, видимо, не ждала ответа на эти слова; ее глаза перебегали с Тома на Мору и обратно. И тут Том понял, что желание узнать новости о Джонни было просто предлогом, полуподлинным, полуфальшивым, потому что она решила увидеть Мору. Она пришла бы и без причины. Том догадывался, что она не совсем поверила в их окончательный разрыв с Джонни, пока не получила подтверждение этого из собственных уст Моры. Надеялась ли она, что Мора каким-то образом опровергнет рассказ Джонни о поездке в Остенде. Ирэн храбро боролась с истерикой и отчаянием, но это проявлялось в ее поступке.

— Но вы ведь не знаете, где он, не так ли? — спросила она, немного повысив голос. — Никто не знает!

Она повернулась и схватилась за книжную полку рукой. Из-за небольшого роста ее склоненная голова оказалась в пространстве между ее руками. Они были белыми по контрасту с ее темными волосами и черным костюмом. Эта поза напоминала молитвенную.

Все еще стоя спиной к ним, Ирэн подняла голову и сказала:

— Я должна знать, где Джонни, потому что мне придется сообщить ему, что у меня будет ребенок.

Она понимала, что они ничего не скажут, и продолжала:

— Я на третьем месяце беременности… И Джонни не знает. Он даже не догадывается. Вы ведь не замечаете, не правда ли? Даже сэр Десмонд… Уж он-то рассматривал меня больше, чем кто-либо другой… И не заметил разницы.

Том подошел к ней поближе, осторожно дотронулся до ее руки.

— Почему вы не рассказали Джонни? Если вы рассказали бы Джонни… даже две недели тому назад, вы изменили бы все это. Он никогда не пошел бы к Море… Джонни никогда не поступил бы так.

Она сказала со страстью:

— А вы сказали бы правду, когда мужчина просит вас о разводе, потому что любит другую женщину… Вы крикнули бы ему, что собираетесь родить ребенка? Вы стали бы удерживать человека, пользуясь его благородством? Не думайте, что я не знала, что могла бы привязать Джонни прочнее, чем когда-либо, просто сообщив ему об этом! Если он любит другую женщину, ребенок не может иметь значения.

Том сильнее сжал ее руку, как бы желая встряхнуть ее:

— Ирэн, вам нельзя и думать о том, чтобы уйти. Вы должны дать Джонни еще шанс. Вам нельзя строить планы, пока вы его не увидите. Так не поступают, Ирэн.

Он увидел, что ее пальцы побелели от напряжения.

— Безразлично, что скажет или не скажет Джонни. Я увижу его один раз… а потом можно оформлять развод. Уж не полагаете ли вы, что я смогу жить с ним после этого? Джонни даже не заметит, есть я или меня нет. Все, чем я буду для него теперь, это спаниель, о которого он время от времени будет спотыкаться.

— Ирэн, ради Бога, — сказал Том.

— О, бесполезно! — воскликнула она. — Нет смысла разговаривать об этом. Вы понимаете так же, как и я, что все кончено.

Мора и Том молча смотрели на нее, на фигурку в черном, цепляющуюся за полку в героическом стремлении держать себя в руках. Она была так одинока в этой борьбе, так самостоятельна в своих решениях. Она была великолепной и глупой в одно и то же время; достойная восхищения и подобная ребенку, который совершает отважные поступки, но без всякой цели. Им было страшно наблюдать это, потому что ее решение не было детским, от которого можно в конце концов отказаться. Но это было нечто, что она несла сквозь одиночество и страх. Это было намеренное самопожертвование… И при всем том, думала Мора, такое ненужное и бесполезное.

Мора провела языком по сухим губам, ища взглядом помощи у Тома.

— Ирэн, — сказала она. — Вы должны еще обдумать это. Вы должны позволить Джонни отвезти вас обратно в Нью-Йорк.

При этих словах Ирэн резко повернулась, мягкий коврик сморщился под ее ногами. Ее руки теперь неподвижно висели по бокам. Казалось, будто голос Моры после такого долгого молчания поколебал силу ее сдержанности.

— Я не могу возвращаться с ним, — воскликнула она. — О, будьте вы прокляты… Неужели вы не видите, почему я не могу возвращаться с ним? Потому что ребенок Джонни может быть цветным!

Они не могли смотреть на ее лицо искаженное и залитое слезами. Ирэн выглядела почти уродливой и старой, когда кричала. Они были ей безразличны. Поскольку самообладание ей изменило, Ирэн стало все равно, что кто-то является свидетелем ее страданий. Она все рыдала, не делая попыток остановиться.

Они понимали, что ее горе нельзя ни смягчить, ни умерить.

Постепенно рыдания стихли. Ирэн вынула платок и вытерла мокрые щеки, поглядев с некоторым удивлением на следы пудры на нем. Она казалась ослепленной и все переводила взгляд с Тома на Мору, вытирая слезы, словно надеясь, что не высказала вслух последних слов.

— Конечно, Джонни не знает, — сказала она. — Я никогда не говорила ему.

Вдруг она широко раскинула руки — первый призыв, обращенный к ним.

— В то время это не казалось ошибкой, — сказала она. — Я не думаю, что это была ошибка. С шестнадцати лет доктора говорили мне, что я не буду иметь детей. Поверив этому, я не считала нужным, выйдя за Джонни, рассказывать ему об этом… И я так любила его. Он сказал… Он сказал, что не возражает вообще не иметь детей… Он не знал, как сильно обрадовал меня этим. Джонни не заслужил такого обмана.