Богдан Сушинский - Маньчжурские стрелки

• Название: Маньчжурские стрелки
• Автор: Богдан Сушинский
• Жанр: О войне
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-4509-5

В основу романа положены малоизвестные факты, связанные с полулегендарным рейдом группы полковника Курбатова, одного из непримиримых борцов с советской властью, по глубоким тылам Красной армии в 1944 году. Этот рейд не имел никакого военного или политического значения, а скорее явился проявлением отчаяния и безысходности, охвативших остатки белогвардейского подполья на пороге полного разгрома гитлеровских войск.

Однако автор предлагает свою версию давних событий…

---

«А ведь утверждают, что потомственный офицер, и даже дворянин, — вдруг закралось в сознание Курбатова смутное подозрение. — Неужели действительно потомственный? Что-то не похоже. Нет в нем ничего такого, холеного-вышколенного; ни дворянского, ни, тем более, офицерского. Разве что предположить, что офицерство-дворянство наше российское окончательно вырождается; что оно, в загулы всякие таборные пускаясь, постепенно в цыганскую кровь уходит…»

— Что скажете на это, поручик? — спросил он, потеряв нить, вместе с которой обрывались сокрытые молчанием «размышления про себя» и возобновлялся разговор.

Радчук пристально взглянул на Курбатова, и глаза его сверкнули холодным огнем: словно решался на какой-то отчаянный, роковой шаг.

— Не понял вас, ротмистр.

«А ведь истинный офицер, воспитанный дворянин, — подумалось Курбатову, — очевидно, сказал бы: «Простите, не понял»».

— Это я так, по поводу судеб офицерства российского задумался. Того, истинного, на дворянских корнях взращенного, офицерства, которое, судя по всему, постепенно вырождается.

— Не вырождается оно, в боях его вырубили, да красные по тылам своим выстреляли, — мрачно заметил Радчук. — Только не об этом думать сейчас надо, не о дворянско-юнкерском вышколе. С такими мыслями через кордон, а тем более, в далекие рейды, не ходят.

— С какими же, по-вашему, ходят?

— С сугубо волчьими, князь, — почти по-волчьи оскалился он. — Как бы выжить, князь. В глотки врагам вгрызаться, землю есть, на пузе ползать, по локти в крови ходить, — но выжить, любой ценой выжить. Вы, ясное дело, за кордоном уже побывали, но можете считать поход всего лишь ребяческой вылазкой в соседний сад. Что такое настоящий рейд тылами красных, вы поймете только в этом рейде, князь. — И уже в который раз Курбатов уловил, с какой язвительностью произносит Радчук его дворянский титул. В его устах это снисходительное «князь» звучало как пощечина, после которой в самый раз бросать в лицо перчатку.

— Ну что ж, по-волчьи, так по-волчьи, будем постигать и эту науку. Но тогда возникает вопрос: а когда это вы, потомственный офицер и дворянин, успели обучиться этой странной науке — волчьего выживания, а, господин поручик-с?

— Об этом я говорить с вами не намерен, князь, — резко отреагировал поручик.

— Даже если потребую самых подробных объяснений? — поиграл желваками Курбатов. — Или вы считаете, что мне не интересно знать, в чьи руки я вверяю судьбу своей группы, да и свою собственную?

— Кому надобно знать, тот знает обо мне все. Но если не доверяете, ищите себе другого проводника. Посмотрю, как у вас это Получится, князь.

— Другого я начну искать не раньше, чем пристрелю, или, на худой конец, вздерну вас. Поэтому будем считать, что разговора нашего не было. Не происходило, и все тут.

— Вот это решение правильное, — мрачно признал Радчук как раз в тот момент, когда в комнате вновь появился Кульчицкий. — Попадем в руки красным, они из нас обоих жилы тянуть будут и на шомпола наматывать.

— Это уж как водится, — ответил вместо Курбатова подъесаул. — Потому что когда красные попадают в наши руки, мы их тоже особо не жалуем, поручик. И вообще что это за расстрельные разговоры такие?

— Выступаем завтра, в семь вечера, — молвил ротмистр, обращаясь к Радчуку. — До этого времени можете молиться, спать и снова молиться. Вы, подъесаул Кульчицкий, срочно займитесь одеждой, при содействии японского лейтенанта, естественно.

— И за его деньги, — не забыл уточнить подъесаул.

— …Или пули, это уж как у них, японцев, получится. Свободны, господа.

9

Кульчицкий сразу же ушел, а Радчук тоже направился вслед за ним, но уже за порогом задержался и несколько секунд стоял, придерживая дверь и решая для себя: то ли закрыть ее, то ли вернуться.

— Слушаю вас, поручик, что еще вы хотите сообщить мне в назидание?

— Мы ведь о разговоре нашем уже забыли, — напомнил поручик.

— Но ведь вы все еще пытаетесь…

— Ничего я не пытаюсь. Зачем к обиде старой возвращаемся? — нервно перебил его Радчук. — И сказал я тогда не в назидание, а так, исходя из житейской философии.

— Виноват, поручик, будем считать, что теперь уже основательно забыли.

Радчук вернулся в дом и плотно прикрыл дверь. Нервно одернул изодранную, перепачканную гимнастерку, поправил завалившийся на спину полуоторванный погон. Он явно волновался, поэтому Курбатов не торопил его, терпеливо ждал. Только с пола поднялся и сидел теперь все так же, по-восточному скрестив ноги, но уже на циновке, расстеленной на лежаке.

— Полковник Родзаевский, когда напутствовал группу перед отправкой к границе, объявил, что вы, господин ротмистр, получили право повышать в чине прямо во время рейда, своей властью, с записью в офицерскую книжку. Ну а в штабные документы это повышение будет занесено уже после возвращения. Это так?

— Вы забыли уточнить, что мне дано право повышать в чине особо отличившихся, равно как и понижать в чине особо проштрафившихся.

— Это уж само собой, — охотно признал Радчук.

— Полковник лишь подтвердил право, которым наделил меня верхглавком генерал-лейтенант Семенов.

— И генерал не уточнял: распространяется ли ваше право и на проводника?

Курбатов замялся, этого он не знал.

— Генерал не уточнял, но полагаю, что распространяется, поскольку во время перехода границы, вплоть до возвращения в Маньчжурию, вы пребываете в составе группы маньчжурских стрелков.

— Тогда будем считать, что все это всерьез? — задумчиво, как бы про себя, произнес Радчук. Умолк и, несколько секунд молча, в такт своим мыслям, кивал головой.

— Что, поручик, хотите сказать, что по службе в чинах обходят? — строго спросил Курбатов.

— По правде говоря, считаю. Обходят помаленьку…

— Если исходить из вашего возраста, не похоже. И потом, вы ведь знаете армейское правило: командованию всегда виднее.

— Я готов сопровождать группу хоть до Читы, выполнять любой ваш приказ, прикрывать ваш отход, но с условием, что вы сочтете возможным произвести меня в штабс-капитаны. Чтобы я Мог вернуться с вашей записью в книжке и с вашей запиской.

— В генералы не терпится?

— Понимаю, мое стремление может показаться унизительным или каким-то там еще… Но, если вы не поможете, ползать мне в поручиках до окончания войны.

— Чего так?

— А так. В штабе считают, что раз уж попал в проводники, так вроде бы уже и не офицер. Проводник — и все тут.

— Но ведь вы и сами не стремитесь подняться выше проводника. Идти в разведывательно-диверсионную школу не желаете, в группу входить отказались, на учениях не бываете, ссылаясь именно на то, что вы проводник и что вам нужно изучать приграничные районы, а не шашкой махать. Станете убеждать, что меня неверно информировали?

— Каждый делает то, на что способен, — отвел взгляд Радчук. — И никто не сможет отказать мне в том, что я прирожденный пластун.

— А, следовательно, проводник…

— Понимаю: проводник, которому чин выше поручика попросту не положен, — иронично улыбнулся Радчук.

— Но и полковника в роли штабного проводника я себе тоже не представляю.

— Полковника — это уж точно. Несолидно как-то. Только я ведь прошу всего лишь о чине штабс-капитана. Разве что, может, вы не верите в мое дворянское происхождение и в то, что происхожу из семьи потомственных военных?

— По-моему, вы и сами в это не верите, поручик. Все мы теперь, из дворян происходящие, воспитанием не блещем, в том числе и я…

— Да нет, князь, — и Курбатов обратил внимание, что впервые за все время их встречи слово «князь» было произнесено с должным уважением, — что касается вашего происхождения, то тут ни у кого сомнений не возникает. Тут уж, извините, князь, сказывается порода: походка, взгляд, поведение…

— Благодарю за признание, — обронил Курбатов, снисходительно улыбаясь.

— Признаю, что у меня эта порода не просматривается, так что вы это правильно заметили, ротмистр. Нет образованности, нет достойного воспитания, нет офицерской вышколенности. Нет-нет, я на вас не в обиде, сам все это понимаю. Только это особый разговор, душевный и горестный.

— Поэтому сейчас мы к нему обращаться не будем. Лично я стану оценивать вас по тому, как вы поведете себя во время рейда.

— Трудно сказать, как сложатся обстоятельства, но при любом раскладе постараюсь вести себя, как подобает офицеру.

— Именно это я, собственно, и ожидал услышать от вас, поручик. А там… рейд покажет.

10

Утром группа маньчжурских стрелков Курбатова, участвовавшая в операции, которая в штабных бумагах значилась под кодовым названием «Маньчжурский легион», должна была отправиться на японскую диверсионную базу, расположенную где-то неподалеку от стыка границ Маньчжурии, Монголии и России. Все приготовления к этому уже были завершены. Вчера отобранные для группы диверсанты даже успели совершить десятичасовый марш-бросок по окрестным сопкам, и Курбатов в общем остался доволен их подготовкой. Во всяком случае, не нашлось ни одного, кто схватился бы за бок или за сердце; никто не сник, не натер в кровь ноги, а это уже ободряло его как командира.