Константин Ротиков - Другой Петербург

• Название: Другой Петербург
• Автор: Константин Ротиков
• Издательство: «Лига Плюс»
• Жанр: Руководства
• Год: 2000
• ISBN: ISBN 5-88663-009-0

Это необычное произведение — своего рода эстетическая и литературная игра, интригующая читателя неожиданными ассоциациями, сюжетными поворотами и открытиями. Книгу можно рассматривать и как оригинальный путеводитель, и как своеобразное дополнение к мифологии Петербурга. Перед читателем в неожиданном ракурсе предстают не только известные, но и незаслуженно забытые деятели отечественной истории и культуры.

В издании этой книги принял участие князь Эльбек Валентин Евгеньевич, за что издательство выражает ему глубокую благодарность.

---

Не только в отношении технических подробностей вполне можно доверять автору «Похождения пажа» с его незаурядным опытом. Всего ценнее примечания, коими снабдил поэт свое творение. Помянул он многих. Даже великий князь Михаил Павлович, брат Государя, назван им «педерастом, но очень осторожным».

О камер-юнкере Александре Львовиче Потапове указал, что тот на время был выслан во Псков, «за то, что одетый дамою, интриговал государя в маскараде, и государь ему руку поцеловал». Это писалось, когда Потапову было не более двадцати пяти лет, был он хорошеньким брюнетом с ручками и ножками «совершенно женскими», любил пользоваться женскими ночными горшками с собственным гербом, носил дорогие турецкие шали и напевал: «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан».

Известно, что дама-камер-юнкер родился в 1818 году, стало быть, время написания Шениным поэмы — около 1843 года. Скорей всего, то, что поэма вместе с примечаниями, получила широкое распространение, стало основной причиной «неудовольствия начальства», повлекшего ссылку Шенина. Пользование дамским бельем и горшочками не помешало Александру Львовичу дождаться генерал-адъютантства и дожить до семидесяти лет. Кстати, император Николай Павлович добродушно пошутил как-то, увидев, как флигель-адъютант граф Петр Киприанович Крейц прогуливается в санях под ручку с Потаповым: «Voila Kreuz et sa femme» («Вот Крейц со своей женой»)

«Педерастия, — пишет Шенин, — никогда не прекращалась в высших учебных заведениях. Кадеты пели на голос марша песню, начинавшуюся следующими словами:

В пизду ети не годится,
Лучше в жопу завсегда.
От пизды бубон родится,
А от жопы никогда.
Бум, бум, и т. д.»

Конечно, не Лермонтов, но характерно. «Русский эрот не для дам» недавно переиздан многотысячным тиражом, так что вполне доступен читателям. Однако, еще несколько слов о «Похождении пажа». Герой поэмы, выходящий в лейб-гусары из Пажеского корпуса, объявляет свету, что «корпусные все пажи в столице севера известны, как бугры или бардаши». Сюжет незатейлив, но снабжен множеством зажигательных подробностей, необходимых для такого рода литературы. Цитировать их не совсем прилично. Ну, разве что:

За мною первый волочиться
Стал черноокий, стройный паж.
Он не замедлил объясниться:
«Когда же ты, mon cher, мне дашь?» —
Спросил он прямо, обнял смело
И целовал так горячо;
В моих ушах тут зазвенело,
Краснело от стыда лицо…

Вскоре герой входит во вкус, пользуется успехом, как в корпусе, так и в городе, под прозванием «Натальи Павловны». Являясь в маскарады «в ажурных шелковых чулках», «в черном домино и маске и в платье модного гро-грем», паж-барышня обольщал поклонников:

Звал в ресторан Леграна их;
И в троешных санях гурьбою
Участники моих проказ
Летели все туда со мною,
Любовным жаром разгорясь;
А там мне юбки подымали,
И жопу пышную открыв,
Сперва ее все целовали,
Потом ебли наперерыв.

Кстати, ресторан Леграна (в 40-е годы он уж стал называться «Дюссо») находился как раз на углу Большой Морской и Кирпичного переулка, через дорогу от дома Косиковского. Поэма может служить наглядным пособием различных способов и приемов, включая и то, что именуется «легкий с/м»: в корпусе юношей пороли розгами, и герой поэмы Шенина ухитрился получать от этого значительное удовольствие.

«Похождение пажа», на первый взгляд, может показаться сочинением, направленным исключительно на простейшее самовозбуждение. Но это своеобразная апология гомосексуальных отношений, привлекающая исторические и мифологические прецеденты (Ганимед, Алкивиад), воспевающая блаженную Персию, где «красою отроки цветут, стихами Хафеза воспеты»:

Завет священного Корана
Пророка мудрый волю чтит,
Живет без лжи и без обмана,
Зла никому он не творит.
Всегда держа себя достойно,
В дому своем сидит спокойно
И часто тайные красы
Прелестных отроков ласкает,
В отрадном кайфе пребывает:
И жизни пролетят часы.
И Азраил счастливца вводит
В Аллахов радостный Эдем,
Чтобы встречать его, выходит
Там гурий-юношей гарем;
Их лики, как луна, сияют,
Шальвары радугой блестят,
И тут счастливца увлекают
Они с собой в небесный сад…

Разумеется, поэма Шенина — в значительной степени мечта, фантазия. О Пажеском корпусе придется еще вспомнить, но вот, кстати, разительный пример. В пажах провел свою юность малоизвестный ныне литератор Александр Васильевич Дружинин. И что же? — «натурал»! Столь очевидный, махровый, можно сказать, что название направления в русской литературе, к которому он был причастен, — «натуральная школа» — как нельзя более полно соответствует его убеждениям. Весьма поучительны его дневники, вышедшие в свет лишь в 1980-е годы и оживившие интерес к личности автора давно забытой повести «Полинька Сакс». Прожил он всего сорок лет, умер от чахотки (то есть, туберкулеза — болезни, как-то сопутствующей особенному приапизму). Из пажей был выпущен в гвардейский Финляндский полк, где сильно подружился с Павлом Андреевичем Федотовым, по отзыву Дружинина, «человеком аскетическим».

Личность этого самобытного художника, несомненно, притягивает. Барышни какие-то мелькают, но заведомо без всяких последствий. Казалось бы, почему и нет: с денщиком, конюхом, барабанщиком… Но ведь природных наклонностей не одолеть, а при отсутствии желанного предмета или невозможности с ним соединиться, нас всегда может выручить незатейливый, но надежный способ. С Федотовым, судя по всему, было именно так.

Как-то Дружинин скучал в своей деревне в Гдовском уезде, без привычных ему городских утех, и вспомнил афоризм их с Федотовым однополчанина Дрентельна, находившего много общего между запойным пьянством и онанированием втихомолку. «С этой стороны, — заметил беллетрист, — я пьяница и должен стараться если не о искоренении порока, то, по крайней мере, о введении его в должные границы»…

Рано уйдя в отставку, Дружинин посвятил себя словесности. Сотрудничал с журналом «Современник», что давало скромные, но достаточные средства, чтобы иметь роскошную квартиру близ Владимирской церкви. По собственному признанию, «любя женщин ужасно», был неутомим с разными Лизеттами, Бертами, Сонями, именовавшимися им «доннами». Как человек приличный и на виду, для такого рода забав снимал специальную квартирку в уединенном местечке, близ Смоленского кладбища, в доме пожилого своего приятеля, Алексея Дмитриевича Михайлова, которого он именовал «Сатиром». Дмитрий Владимирович Григорович, товарищ Дружинина, вспоминал, что никаких особенных оргий на Васильевском не происходило. Гости и «донны» просто водили хороводы вокруг установленной посреди комнаты гипсовой Венеры.

Дружинин был человеком общественным, что в середине прошлого века подразумевало бесчисленные визиты, балы, лотереи и, разумеется, обеды: у Дюссо, Бореля, Кюба. Таким образом, пятачок, на котором эти ресторации помещались — Морские, между Невским и Кирпичным переулком — был отлично ему знаком. Ресторан А. Бореля, любимый авторами «Современника» и «Отечественных записок», находился в доме Руадзе (Большая Морская, 16), построенном в начале 1850-х годов (арх. Р. А. Желязевич). Дом был записан на жену Руадзе, служившего сначала смотрителем при слонах в зверинце, а потом театральным кассиром. Государь Николай Павлович поинтересовался, откуда у скромного служащего такие деньги, чтоб отгрохать громадный четырехэтажный дом. Призвана была красавица-жена Руадзе, ответившая на прямой вопрос, потупив очи, что деньги — «приобретенные собственными средствами»…

Соседний, известный нам косиковский дом в 1858 году перешел во владение Елисеевых. Эта торговая фирма, специализировавшаяся на продаже вин, фруктов и бакалеи, основана ярославским крестьянином Петром Елисеевичем Елисеевым, в 1813 году открывшим лавочку «колониальных товаров» в котоминском доме на Невском, 18. Сыновья его, Григорий и Степан Петровичи, владели уже многомиллионным состоянием, собственными кораблями и винными оптовыми складами в Хересе, Бордо и Мадере. Елисеевы значительно расширили и перестроили косиковский дом, с соседними флигелями по Морской и Мойке занявший целый квартал. Ряд помещений у Елисеевых сдавался в аренду под общественные нужды. В главном корпусе, со стороны Невского, устраивались музыкальные вечера и балы так называемого Благородного собрания. На Морской находился известный в истории отечественного либерализма «Шахматный клуб», основанный в 1853 году.

При кажущейся определенности названия, не шахматы были основным занятием клубменов. Заседали здесь российские литераторы: Дружинин, Боткин, Тургенев, Григорович, Некрасов, Панаев, Фет. Устраивались отличные обеды, после чего кто играл в биллиард, кто, действительно, в шахматы, а там и — к девкам…